Съемочная площадка

Но я уже приступила к делу и намеревалась идти до конца, как бы он ни сопротивлялся и как бы мне самой ни было стыдно. Кроме того, я видела, что он не остался равнодушен к моим попыткам соблазнить его.

Я обольстительно улыбнулась и начала расстегивать свой белый шелковый халат.

— Пожалуйста, доктор Рот. Поверьте, это не имеет никакого отношения к вашей врачебной этике. Не вы соблазняете меня. Мы запишем в протоколе, что это я соблазняла вас. — Я сняла жакет и начала расстегивать блузку. И скажем, что мы оба пошли на это добровольно, как два старых друга, а не как врач и пациентка. И более того, — говорила я, расстегивая свой кружевной лифчик, — этические соображения вообще не должны вас волновать. Ведь это Голливуд!

Когда я обнажила грудь, он бросился к двери и запер ее, но, похоже, это сделал просто потому, что растерялся и не знал, как быть. Или он сделал это чисто механически. И потом с пылающим лицом повернулся ко мне, готовый отразить атаку и отстоять честь своей профессии. Но я обвила руками его шею, прильнула губами к его губам и прижалась к нему всем телом. Он попытался оттолкнуть меня, но у меня была железная хватка. Он еще сопротивлялся, но постепенно его сопротивление стало ослабевать. К счастью, рядом стояла кушетка, обитая коричневой кожей, потому что через несколько минут он сдался, как я и предполагала. Этот «сценарий» писала я. Однако у меня было такое чувство, что и доктор тоже все эти недели мечтал обо мне. Иначе мне бы не удалось совратить его, как бы настойчива я ни была.

Я ехала домой и размышляла о случившемся. Все происходило в какой-то спешке, он нервничал, боялся, что медсестра за стенкой что-нибудь заподозрит. По правде говоря, я тоже нервничала. Однако это увлекало, и нельзя сказать, чтобы мне было неприятно.

Если бы я только могла кому-нибудь рассказать эту занимательную историю. Совращение доктора Гэвина… Жаль, что я не имела возможности поделиться впечатлениями с Тоддом. Он любил смешные истории. Или с Сюзанной. Она бы от души хохотала.

«При одном взгляде на старые титьки доктор впадает в уныние и застывает. Как же можно его винить? И вот появляюсь я — обольстительная, полная жизни Вивьен, хлопаю длинными ресницами и трясу перед его глазами своей чудесной грудью с ярко-розовыми сосками. Правда, недавно я набрала лишних полфунта веса, но с другой стороны, если такого превосходного тела становится больше на целых полфута и оно сияет перед вами на кожаной коричневой кушетке, устоять невозможно. Да, я совратила его на коричневой кожаной кушетке».

Если б мой рассказ не развеселил слушателей, я могла бы придумать что-нибудь посмешнее. Я могла бы сказать: «Он ласкал мою белую грудь. Он наклонил голову и впился губами в мой возбужденный сосок. «Вам это обойдется в три доллара, хотя я обычно беру по два доллара за минуту», — пробормотал он».

Я усмехнулась при этой мысли. Забавный штрих! И тут загорелся красный свет, я резко нажала на тормоз и разревелась. Мне давно стукнуло тридцать пять, а я только сейчас впервые изменила Тодду. Оказалось, что я мучительно переживала все случившееся. И доктор Рот был тут ни при чем. Он все делал так, как надо. Он нежно целовал мои губы, шею, уши, груди. У этого чудного светловолосого парня был маленький нос, однако он полностью опровергал теорию о соотношении величины носа и размера члена.

Да, мне было горько и, наверное, вряд ли мне захочется повторить этот эксперимент.

Я снова тронулась в путь. Нет, я не жалею, что сделала это. Даже рада. Но нельзя сказать, что в то же время я не испытывала глубокой грусти. Ведь это еще больше расширит пропасть между мальчиком и девочкой, которые встретились осенним днем девятнадцать лет назад и полюбили друг друга.

Я зашла задом, чтобы проверить, в каком состоянии бассейн. Сегодня понедельник — день, когда к нам приходит чистильщик Мануэль. Мне хотелось убедиться, что он снял желтоватую пленку, покрывавшую кафель по краям бассейна. Да, все блистало чистотой. На гладкой поверхности воды не было заметно ни дохлых насекомых, ни опавших листьев… А в моей жизни все иначе. Моя жизнь как озеро, сплошь покрытое опавшими листьями.

Ли была на кухне, она стояла у огромной, как в ресторане, духовки и что-то размешивала.

— Что вы там готовите? — спросила я и получила в ответ сердитый взгляд. — О, это чудесно, Ли. Действительно чудесно.

Я устала и сейчас, наверное, своим эксцентричным поведением напоминала Ли. Сегодняшнее событие не давало мне покоя, как бы я ни старалась убедить себя, что оно не произвело на меня особого впечатления.

— Телефонные звонки, — пробормотала Ли и кивнула головой в сторону телефонного аппарата стального цвета, рядом с которым на гранитной подставке лежала записная книжка.

Я быстро проглядела ее, оторвала верхнюю страницу и спросила:

— А чем занимаются Мики и Мэтти?

— Они в детской. С ними их приятель Тути.

— Отлично. Я поднимусь наверх и немного полежу. Пожалуйста, поднимите трубку, если кто позвонит.

— Мусорный ящик уже переполнен, — она подозрительно посмотрела на меня. — А что с вами стряслось?

— Ничего не стряслось, — сердито ответила я. — Просто немного устала, вот и все. Попозже я вызову мусорщика.

— Надоел мне этот аппарат, — услышала я, поднимаясь наверх.

Я сняла покрывало с одной из кроватей, на месте которых два года назад стояла одна огромная кровать, сбросила туфли и залезла под одеяло с головой. Я не винила Ли в том, что ей надоело возиться с мусором. Бывают дни, когда человек устает буквально от всего.

Затем я снова стянула одеяло, поглядела в потолок и громко пробормотала сама себе:

— Так в чем же дело, Баффи Энн? Почему ты не чувствуешь себя счастливой? Ты только что переспала с замечательным, очень красивым мужчиной. К тому же ты очень давно этим не занималась.

Догадался ли Гэвин Рот, что хотя я и была инициатором всего этого, в последний момент у меня сдали нервы, что меня переполняли противоречивые чувства. Я поддалась зову плоти, равно как и желанию отомстить. Но с другой стороны, я не знала, куда мне деваться от стыда и смущения за свое поведение. И в смятении чувств четко вырисовывалась главная мысль: «Я покажу тебе, Тодд Кинг!» Но потом все эти сумасбродные переживания потонули в нахлынувшей на меня волне раскаяния. Я думала о молоденькой девочке, которая была убеждена, что в жизни может быть только один мужчина.

Я снова представила себе, как мы с Гэвином развлекались.

«Он целовал мне губы, ухо, шею, грудь. Я откинула голову назад и изогнулась всем телом. Он подтолкнул меня к кушетке… Я склонялась все ниже… ниже… запустив свои пальцы в его чудные белокурые волосы».

Но, как я ни пыталась, я не могла отогнать другую картину, которая упорно вставала у меня перед глазами: я наклоняюсь и зарываюсь лицом в темно-рыжие кудри.

«О Боже, какой он был милый! Какой милый! И смешной! Такой смешной! О Боже, ты знаешь, как я его любила!»