Съемочная площадка

А станет ли он любить его? Это будет нелегко. И какое я имею право так поступать с ребенком? С любым ребенком? Лишать его отцовской любви?

Я все время пыталась принять какое-нибудь решение, но не знала, что мне делать. И вот уже три, четыре дня я лежу в кровати, и никто не может понять, что со мной. Приходят дети и пытаются развеселить меня: Микки принес мороженого; Меган, чтобы сделать мне сюрприз, испекла свой первый в жизни торт; Мэтти показал мне свою картинку, которую нарисовал в школе: вся наша семья, где все улыбались; а Митчел привел своего друга Хайана, чтобы тот поздоровался со мной.

Каждый день Тодд с мрачным видом, не глядя мне в глаза, справлялся, не может ли чем-нибудь помочь. И каждый раз мне хотелось крикнуть: «Да! Стань волшебником и заставь исчезнуть все то, что случилось с нами, ту беду, что произошла у нас, которая разрушила наш мир, тот мир, который мы представляли себе». Но я знала, что это невозможно, потому что для меня он потерял свою волшебную силу.

Приходила Ли, приносила мне куриный бульон и рисовый пудинг и смотрела на меня своими проницательными глазами, ничего не говоря, пока мне не стало стыдно, что она поднимается по лестнице и тратит на меня силы, и я решила, что пора вставать с кровати. В ней решения проблемы не было.

102

Я слонялась по дому, не зная, куда себя дать. Нет, все-таки кое-что я могу сделать, решила я наконец. Я могу пойти к доктору и получить подтверждение того, что подозреваю.

Доктор Харви осмотрел меня, затем у меня взяли анализы — как они сказали, чтобы быть окончательно уверенными. Мне сказали, что мне позвонят и сообщат о результатах. Но доктор Харви мне так тепло улыбался, что я поняла: он также уверен в результатах, как и я. И я почувствовала, что он рад за меня, вспоминая мою последнюю беременность.

Я прошла через холл к лифту, но повинуясь случайному желанию, прошла мимо двери доктора Харви к двери, на которой когда-то висела табличка с именем Гэвина Рота под табличкой доктора Сильверстайна. Вот она и сейчас здесь висит — имя более старшего врача, а под ним табличка, на которой написано «Доктор Джеремия О'Дрисколл». Ужасно нелепое имя. Я вспомнила, что подумала то же самое, когда Клео впервые упомянула имя Гэвина. Может, это и был Гэвин, только под другим именем, просто он хотел, чтобы я думала будто он уехал в Сан-Франциско, чтобы я больше не беспокоила его, подумала я, просто так, как бы проигрывая эту ситуацию, как частенько делала. И затем по совершенно непонятным даже для себя причинам, я открыла дверь и вошла.

Вот и она здесь, за своим столиком — Розмари. Розмари, помощница Гэвина. Правда, для приемной психиатра она была одета весьма вольно: в джинсах и футболке с надписью: ««Называй меня как хочешь, только не психом». Довольно безвкусно, решила я, уверенная, что Сьюэллен согласилась бы со мной. Когда здесь работал Гэвин, он всегда носил костюм, а на Розмари всегда была юбка. Похоже, что обстановка здесь изменилась.

— Привет, Баффи, — сказала она. — Гэвин уже здесь не работает.

Почему так больно это слышать?

— Я вижу. И куда он уехал?

— В Сан-Франциско, — хихикнула она, хотя я не понимала, что в этом смешного. — Я могу чем-нибудь помочь? Может, тебя записать к Джери?

— К Джери?

— Ну да, Джеремия. Доктору Джеремии О'Дрисколлу. Он работает вместо доктора Рота — Гэвина. — Она бросила на меня косой взгляд, выражение ее лица мне было непонятно. — Ты хотела к нему записаться?

Я покраснела.

— Нет, нет. Я просто увидела имя на табличке и заглянула узнать, что случилось с доктором Ротом.

— Уехал в Фриско… С веночком на челе… — Теперь настала моя очередь странно посмотреть на нее. — Это слова из одной старой песни, — не моргнув пояснила она.

Отворилась дверь врачебного кабинета, и в приемную вошел молодой человек с черными курчавыми волосами и длинной курчавой бородой, в джинсах и рубашке, расстегнутой почти до пояса: он мне приветливо улыбнулся и обратился к Розмари:

— Когда закончишь, зайди ко мне, Рози. — Он повернулся и пошел к себе. На его спине была надпись: «Калвин Клейн».

Она улыбнулась мне.

— Всего тебе доброго. — И, переступая на своих высоченных каблуках, обошла свой стол, чтобы зайти в кабинет врача. Ее спину украшала надпись: «Глория Вандербильт». Значит, Глория Рози собирается посетить Кала-Джери. Представляю, что сказала бы Сюзанна!

Я пошла домой и еще немного поплакала. Но несмотря ни на что я была рада за Гэвина. Он уехал туда, где ему будет лучше, где он будет делать гораздо более интересную и нужную работу, чем здесь.

103

Сьюэллен зашла ко мне за неделю до приема по случаю окончания съемок… Она одна занималась всей подготовкой, я лишь изредка помогала ей кое-какими советами, и вид у нее был довольно усталый.

— Послушай, Баффи, я хочу, чтобы ты стала работать со мной вместе. Я, конечно, и одна справлюсь, но с тобой было бы лучше. Нам обеим это будет на пользу.

— Мне очень жаль, Сьюэллен. Но я не могу.

— Почему?

— Не могу и все!

— Но все-таки почему? — настаивала она. Она всегда настаивала на прямом ответе.

Я встала, чтобы закрыть дверь в гостиную. И, остановившись у двери, ответила:

— Потому что я беременна. Вот почему.

Она очень долго и пристально глядела на меня. Я села. И тогда она отвернулась от меня, как будто мой вид вызывал у нее отвращение. Она сказала:

— Ой, Баффи! Ой, Баффи! — Затем закрыла лицо руками и опять произнесла: — Ой, Баффи! — Наконец она отняла руки от лица и спросила: — Ведь это тот доктор? Нет смысла отрицать. Ведь это так, правда? — Я ничего не отрицала. Я промолчала. — Как же ты могла!? Поступить так с таким человеком, как Тодд? Как ты могла? Он же святой!

О Боже! Боже милосердный! Не могу больше слышать этого!

Я засмеялась, стараясь, чтобы мой смех прозвучал как можно более язвительно.

— Ты говоришь, как персонаж из романа прошлого века. Сейчас никто не называет никого святым! Последний раз это было лет сто назад.

— Боюсь, я этого не понимаю. Что моя сестренка заводит романы на стороне, хотя является женой святого, человека, который, наверное, и букашки в своей жизни не раздавил, который только старается…