Семья для Феликса

– Плохо.

– Да ты не переживай так. Скоро научишься. Никто не летает идеально, впервые сев на метлу.

– Я научусь, да. Плохо к метлам относятся. Вот, посмотрите!
– возмущенно заявил он и принялся вертеть метлу, демонстрируя царапины и места, откуда выпали прутья.
– Ее нужно починить!
– и тут же сник: - Но это, наверное, дорого...

Метла, казалось, внимательно слушала нашу беседу. Феликс погладил ее, осторожно провел пальцем по длинной царапине. Мне чудилось, что еще немного, и метла заурчит, как довольная кошка.

– А что если где-нибудь прутиков наломать и привязать? И краски немного бы... Краска - дорого. Ну, хоть прутиков?
– мужичок заглянул мне в глаза, ожидая одобрения своих планов. Потом он переменился в лице и испуганно посмотрел в сторону школы:

– Ой, уже столько времени прошло. Нам же возвращаться нужно. К Его приходу все должно быть и-де-а-ль-но.

Он так и произнес, по буквам, явно копируя кого-то. Этот кто-то произносил это словечко с явно угрожающей интонацией.

Не удалось отвлечь мужичка от горьких мыслей. Я даже толком не поняла, понравились ему сами полеты или общение с метлой.

– Феликс. Предлагаю забрать метлу домой. Я их столько починила за свою жизнь. Справлюсь и в этот раз.

– О! А вы только метлы чинили? Или тоже летали? И в квиддич играли? И снитч ловили?
– в потухших было глазах ребенка, вновь зажегся огонек.

Приятно быть объектом восхищения, чего уж там.

– Летала, играла, чинила. И с тобой еще не раз полетаем, если захочешь. Можем прямо сейчас, если твоя метла согласна нести нас двоих. Нам все равно до Хогсмита добираться. Без аппарирования это довольно долго.

Феликс покраснел:

– Это та штука, из-за которой я, как дохляк, в обморок упал?

– Она самая.

– Получается, что я - не настоящий волшебник?

– Тебя метла слушается? А не волшебника стала бы слушаться?

– Это я ее слушаюсь...

– Как это?

– Ну, она сама все делает, что мадам Хуч прикажет, а я только стараюсь не свалиться. Жалко ее.

– Роланду?

– Метлу. Совсем прутиков мало осталось.

– О, господи! Ты меня с ума сведешь, своей хозяйственностью и настырностью. Договаривайся со своей замечательной метлой: согласна ли она нас двоих подкинуть домой. А там у меня найдется, чем починить.

Феликс сосредоточенно погладил древко, прислушался, вновь погладил. Было и впрямь похоже, что они ведут безмолвную беседу. Хотя... Он же симбионт, как уверяет Помона. А метла - бывшее растение. Может, симбионт действительно в состоянии понимать даже сухую деревяшку.

Мальчишка закончил обмен информацией. Посмотрел на мелькающие в воздухе фигурки старшекурсников и вдруг бросился на меня, сбивая с ног. Его голова врезалась мне в живот. Я охнула от боли и неожиданности, и мы с мелким агрессором шлепнулись на скамью.

В ту же секунду в невидимую преграду, окружавшую трибуны, врезался бладжер. Врезался и тут же отскочил, словно резиновый мяч от стены. Чары ограждения насмешливо зазвенели, дескать "не возьмешь, не пробьешь". Я раскашлялась. Феликс резко отодвинулся, поднялся и закрутил головой.

– Бладжер... ищешь? Нет его. Улетел. Вон, щиты поют, слышишь?
– я сползла с лавочки, попыталась выпрямиться и нормально вдохнуть. Со стоном согнулась, вновь схватившись за живот. Реактивному чертенку тараном в строительной фирме нужно подрабатывать. При сносе старых зданий.

Мальчишка побледнел так, словно бладжер проломил мне череп, и все вокруг залито кровью. Живой таран упал на колени и умоляюще зашептал:

– Тетя... Вам больно... Я не хотел... Я думал, что он попадет в вас. Пожалуйста, простите меня! Накажите, как хотите, только простите! Я не знал... Я...

Меня бросило в пот от одной только мысли, что кто-то может увидеть эту идиотскую сцену с мольбой о пощаде. И меня в роли палача. Я подхватила мужичка подмышки и рывком поставила на ноги.

– Сдурел? Прекрати немедленно! Я уже в порядке. Ничего со мной не случилось.

Но Феликс безмолвно всхлипывал, видимо, в ожидании скорых репрессий. Парень выглядел так, словно теперь из моей "пробитой" головы начали вытекать мозги.

Я отдышалась, вновь села на скамью и медленно протянула к нему руку, опасаясь, что от резкого жеста Феликс может выкинуть еще что-нибудь неудоборасхлебываемое.

– Иди ко мне, я не сержусь и ничего тебе не сделаю. Обещаю. Шлепать не буду. Ругаться тоже. Я хочу тебе показать, почему бладжеры не залетают на трибуну.

Пацан, словно завороженный, сделал ко мне крошечный шаг, потом еще. Наконец, я увидела свое отражение в его широко раскрытых перепуганных глазенках. Нижняя губа у моего защитника еле заметно дрожала.

Я ловко сцапала рукав слишком большой для мужичка рубашки и усадила Феликса к себе на колени.

– Смотри, видишь эти еле заметные прозрачные радужные кольца в воздухе? Приглядись: они постепенно исчезают. Это и есть место, куда попал бладжер. Так работают защитные чары. Чтобы их пробить, нужно приложить куда большее усилие, чем то с которым мяч отбивают игроки. Так что спасибо тебе за великолепную реакцию и мгновенно принятое решения о спасении моей жизни. Но на трибунах мне ничего не грозит. И тебе. И никому.

Феликс, напряженный, словно натянутая струна, не сидел у меня на коленях. Он опирался кончиками пальцев о пол, не перенося тяжесть своего маленького тельца в положение, которое было бы удобным мне и ему. Его ноги вскоре задрожали от крайне неудобной позы, но упрямец не сдавался. Лицо его стало непроницаемым, словно непобежденный бладжером барьер.

Я не стала продолжать пытку неуместной нежностью. Не особо церемонясь, спихнула деятеля с колен, потерла живот, потянулась.