Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света
Шрифт:
– Ну что ж, спать так спать, - сказал Емельян и ушел в свою комнату, куда тотчас же пришла Галя, как всегда, показала только голову из-за портьеры, спросила мягким, тихим голоском:
– Можно?
Емельян всегда радовался ее приходу, он ждал ее взволнованно и нетерпеливо. Он вышел к ней навстречу, взял ее за руки, посмотрел в глаза и вдруг увидел, что Галя чем-то обеспокоена и пытается всячески скрыть тревогу и волнение. "Чем?" - хотелось спросить, но что-то подсознательное удерживало его от такого вопроса.
– Галочка, - тихо сказал он, позволяя себе несказанную радость произносить ее имя.
– А-а?
– почти машинально отозвалась она.
–
– Что-о?
– в тон ему ответила Галя и заулыбалась, глаза ее зацвели радугой. И вдруг совсем неожиданно: - Как ты думаешь, пьян Савинов или притворяется?
Зачем ей это? Неужели это имеет какое-то отношение к ее так старательно скрываемой тревоге? Сказать правду - значило бы раскрыть какую-то тайну, выдать Савинова. Емельян ответил уклончиво:
– Он много пил.
– А как ты думаешь, Марьяна ему нравится?
– Возможно.
– А у него есть семья?
– уже второй раз слышит Емельян этот вопрос и отвечает искренне:
– Не знаю.
– Тогда спи. Спокойной ночи.
– Она быстро поцеловала его в губы.
Это был первый поцелуй в жизни Емельяна Глебова.
Ошеломленный неожиданным, растерянный и подожженный, он машинально коснулся рукой своих еще горящих, вздрагивающих губ, точно хотел проверить, не остался ли на них поцелуй девушки, и только теперь сообразил, что Галя упорхнула, что ее уже нет и не будет до самого утра.
Хмель улетучился вчистую. Емельян долго не мог уснуть. Лежал и думал о Гале, только о ней. В голове шумело: "Любит, любит, любит! Она, милая, расчудесная, необыкновенная, любит!" Становились понятны ее тревога и волнение.
Емельян не думал, что первым поцелуют его, а не он. Теперь это как-то немножко обижало, задевало мужское самолюбие. Стихия внезапно охвативших чувств постепенно сменялась рассудочностью. Точно комары, его атаковали сомнения: "А может, для нее это совсем не первый поцелуй? Интересуется Савиновым: пьян или притворяется. А зачем?"
Вечер казался повторением прошлого, воскресного, так много было общего. Емельян еще не спал, как распахнулась тихонько портьера - и перед ним раздетая, в ночной сорочке, с распущенной косой опять стояла… Марьяна? Нет, не Марьяна. Это была Галя. Не сказав ни слова, молча, очень смело, даже привычно, она юркнула под одеяло и, ежась от знобящей дрожи, прижалась к нему. И, только почувствовав его недоумение, почти протест, она произнесла тоном капризной девчонки:
– Да ну их! Савинов пришел в спальню и согнал меня.
Слова ее показались Емельяну фальшивыми. Он подумал: "А ты легла бы на диване в гостиной, раз уж так Марьяна устроила". Вслух же с усилием выдавил из себя:
– Галя, зачем ты пришла?
– Чувствуя всем своим существом близость ее горячего тела, Емельян не успел произнести следующую фразу: "Ты меня любишь?" - как она, прильнув к нему, пылко сказала:
– Смешной какой. Ты еще совсем, совсем ребенок, маленький мальчик.
Ему сразу вспомнилось обидное "малыш". К Марьяне он был снисходителен, от Гали такого не ожидал, от Гали, при одном взгляде на которую у него перехватывало дыхание и огнем пылали уши.
Нет, иначе он себе представлял это величайшее таинство, неотделимое от самых возвышенных человеческих чувств, от самых благородных порывов души. Вот так могла прийти к нему жена. Галя не была его женой. Значит, точно так же она могла прийти к любому и каждому? И может, приходила?! Мысль эта рождала неприязнь, ожесточала.
– Эх, Галя!
– как стон, вырвалось из груди.
–
– Нет, нет, не уйду, - дышала она ему в грудь, и маленькие проворные руки ее, как наэлектризованные щупальца, шарили по его телу.
Что-то большое, светлое умирало в нем, угасал огонь, который не успел разгореться во всю силу; что-то новое пробуждалось. Галя не ушла, и он не стал ее прогонять.
Утро было противное: моросил мелкий дождь, серо, скользко, муторно было вокруг. Противен был и Савинов, вкрадчиво плывший рядом по мокрому тротуару. О том, что произошло ночью, не хотелось вспоминать, но Савинов говорил, пугливо оглядываясь, - не дай бог, кто услышит его слова, - допрашивал:
– Ты что, поссорился с Галей?
– Зачем ты согнал ее с постели? Марьяна пришла б к тебе сама в гостиную, - недовольно бросил Емельян.
Савинов мог бы ответить: "Так надо", но он даже этого не сказал. И конечно, он не мог сказать Емельяну, что его интересовала не столько Марьяна, сколько ее комната, порог которой до вчерашней ночи не переступала нога постороннего. Савинов строго спросил:
– Ты умеешь держать язык за зубами? Со своими хозяйками будь чрезвычайно осторожен и, главное, внимателен.
– Я просто уйду от них, - глухо ответил Емельян.
– Ни в коем случае. Ты будешь делать то, что нужно. С Марьяной я буду встречаться. С Галей ты помирись. Веди себя естественно, играй роль безнадежно влюбленного юноши, простоватого и беспечного. Понял?
– Не могу.
– Забудь это слово… - Савинов приказывал.
– В другом месте, только не здесь, - взмолился Емельян.
– Буду играть любую роль - влюбленного, как угодно, только не здесь. Тут не смогу: так вышло.
– Знаю, влюбился не на шутку.
– Нет, хуже, тебе не понять этого, - возразил Емельян.
– Она оказалась совсем не той, какой я видел ее.
– Ах вот даже как! Тем лучше для нас. Живи у них, как жил. Наблюдай, все запоминай и анализируй.
На занятиях весь этот день Емельян был сам не свой - рассеянный, замкнутый, угрюмый. Понедельник и впрямь тяжелый день. Под вечер, как и договорились, у себя в кабинете его ждал Савинов, веселый, приветливый и немножко развязный. По всему чувствовалось, что он уже доложил своему начальству о визите к сестрам Шнитько, о своих догадках и наблюдениях и получил соответствующие инструкции. Предупредив уже официально Емельяна о том, что все, о чем здесь говорится, составляет тайну и поэтому исключает малейшую болтливость, Савинов не прямо, а намеками дал понять, что сестры Шнитько подозреваются нашей контрразведкой в чем-то чрезвычайно важном. И поэтому лейтенант Глебов, случайно оказавшийся на квартире подозреваемых, должен помочь работе контрразведки. На вопрос Емельяна, в чем конкретно подозреваются сестры и в чем должна, следовательно, выражаться его помощь, Савинов так и не дал определенного ответа, разве что снова намекнул о тайне "девичьей" комнаты. Не сказал он Емельяну и о том, что наша контрразведка сейчас упорно ищет канал, через который сопредельная сторона получает регулярную и самую свежую информацию с советской территории. Работа радиопередатчиков не была обнаружена. Безнаказанных прорывов нарушителей государственной границы с нашей территории было не так много. Существовала никем не опровергнутая, но и ничем не подтвержденная версия, что где-то на участке погранотряда подполковника Грачева есть подземный телефонный кабель, связывающий наш город и сопредельную сторону.