Семья и как в ней уцелеть

Робин. Да. «Уже большая девочка», — говорят. Или: «Большой мальчик — большие не плачут». Пристыдят: «Один не может справиться!» Но уже через минуту слышно: «Ой, будет лучше, если я помогу».

Джон. Убеждают, в конце концов, ребенка, что он не способен справиться сам, и удерживают его в зависимости. «Ты такой беспомощный. Не можешь посмотреть за собой».

Робин. А если ребенок все же берется что-то сделать сам, тут слышится: «Забыл про меня? Ты не любишь мамочку?»

Джон. Или еще хуже: «Беги, беги, резвись, не о нас же тревожиться». И «ходунок» оказывается буквально в безвыходном положении, точнее, в двойственном, противоречивом положении «выйти не выходя». Как же, черт возьми, он поступит?

Робин. Ему надо отыскать способ оставаться «в двух шагах» от родителей, то есть зависимым, одновременно делая вид, что по указке он уже «вышел в люди» — независимые и самостоятельные, те, что сами себе голова.

Джон. Ничего не понимаю. Как он может и то, и это?

Робин. Ну, в действительности есть несколько ходов. Самый простой — ход «ходунком»: он растет, но продолжает быть капризным, непослушным, недисциплинированным, бунтует против порядка, всех в семье задевает и раздражает.

Джон. Простите, но мне неясно, как этот ход решает проблему.

Робин. Ну, смотрите: препираясь, воюя с кем-то, вы держитесь с людьми рядом и привлекаете к себе их внимание. А свое — отдаете им.

Джон. Ага! Ссорясь, вы оказываете им внимание!

Робин. В то же время, воюя, вы держите дистанцию между вами и ими, как на поле битвы — полоска ничейной земли. Вы чувствуете — и другим так кажется — будто ведете себя независимо, отстраняетесь от других.

Джон. Дошло. Значит, ребенок провоцирует родителей в ответ на их противоречивые указания.

Робин. Но не забывайте: мы идем «по кругу». Перед нами семья «кругового» порока… или поруки. Если ребенок не допускается до какого-нибудь фокуса, чтобы затеять стычку, мать выдумает, к чему придраться. А если они ладят, папа тут как тут — расшевелит, разозлит.

Джон. Они все в двойственном положении, поэтому все должны постоянно враждовать друг с другом, ведь это лучшее решение их дилеммы.

Робин. И эта система «крутится» в их семьях поколение за поколением.

Джон. Как обычно. При этом, конечно же, никто не подозревает, что происходит.

Робин. Да. Но родители, как правило, в одном согласны, несмотря на то, что постоянно меряются силами.

Джон. Что кто-то виноват!

Робин. Да, хотя все дело в системе. Ребенок же часто становится козлом отпущения.

Джон. Поразительно! Расскажите про какой-нибудь случай, то есть про какую-нибудь семью, которую вы наблюдали.

Робин. Ну, ко мне направили четырнадцатилетнего мальчика, вечно воевавшего с родителями и учителями, иначе говоря, все еще «ходунка» в четырнадцать лет. Я познакомился с ним и его семьей, с родителями, старшим братом восемнадцати и старшей сестрой шестнадцати лет. И не мог не заметить, что мальчик просто вынуждал родителей держать его в центре внимания, постоянно провоцировал их, раздражал, но при этом возмущался, что они вмешиваются в его жизнь, требовал «отвязаться» от него. Этим ходом он добивался того, что оставался «в связке», но вел себя вроде бы независимо.

Джон. Он выпутывался из своего двойственного положения. Ну, а родители?

Робин. Было ясно, что отец и мать остерегаются дарить друг другу внимание, они оба охотнее сосредоточивались на мальчике. Как и ему, им было бы неловко «играть» затянувшееся действие с «ненаглядным младенцем», но они могли оставаться в ролях «мамы» и «папы» — избегая более интимных ролей «мужа» и «жены» — пока их трудный ребенок все еще в «ходунках». Я отметил, что всякий раз, когда я подталкивал их взглянуть друг на друга, завести свой разговор, сынок принимался кричать им, чтобы оставили его в покое, что они как раз и делали в тот момент. Они сразу же забывали друг о друге и устремляли взгляд на него.

Джон. Вам пришлось указать «границы».

Робин. Не лишая поддержки, конечно же. Дружелюбие к детям, но мягкая просьба не шуметь, не мешать разговору родителей. Трудность была в том, что при детях родители очень смущались обнаруживать свою нужду во внимании, поэтому после двух общих встреч я дважды виделся отдельно с супружеской парой.

Джон. Еще провели «границу» — между родителями и детьми.

Робин. Да, каждому поколению — отдельное место. Конечно, указал родителям, как им самим «границы» указывать.

Джон. Беря в Вас пример…

Робин. И посоветовал заверить детей, что все нормально, объяснить, что родителям «тоже иногда нужно друг другу уделить немного внимания». Одни, они в конце концов признались: обоим хотелось бы чуточку больше любви, ласки, что я им и прописал. Удовольствие, включая секс, три раза в день! А также по временам детей не замечать!

Джон. У них на картах закрепилось правило, отрезавшее подступ к нужному, недостающему.

Робин. Да, вроде того, что родители всегда безупречны, без недостатков. Поэтому я постарался переписать это их правило, выступая для них в роли «заботливого родителя». Сам расшатывал эту их установку как только мог!

Джон. Каким образом?

Робин. Проявлял больше интереса к родителям — не к детям, демонстрировал, что я делаю то, что мне нужно, получаю удовольствие и тому подобное.

Джон. И что же произошло?

Робин. На пятую, последнюю беседу они опять собрались у меня все вместе. Родители, сияя, сидели рядышком на диване, мальчик больше им не мешал. Все его попытки заполучить родительское внимание были напрасны. Позже, я слышал, он постепенно угомонился, но симптомы, с которыми его направляли ко мне, более или менее прошли еще во время наших встреч. Он поднажал на учебу, стал успевать.

Джон. И Вы им не объясняли систему их семьи, просто поменяли ее, дали другую «картинку»…

Робин. В последнюю встречу я как раз объяснил каждому модель семьи, и, обсуждая услышанное, они обнаружили, что модель «появилась на свет» больше четырех поколений назад! Младший ребенок в семье всегда был трудным, по крайней мере, начиная с семьи прапрапрабабушки и прапрапрадедушки.

Джон. О'кей, это была семья с «ходунком-разбойником». А как работает система в семье с «ходунком», который и мухи не обидит?