Семя скошенных трав

Сказала — у них тоже был дешифратор неплохой:

— Я сообщу детям, что океан в этом районе является зоной исследований людей — и запретен для прогулок.

«Для прогулок», понимаете ли!

Смеляков ей:

— Океан вообще-то для прогулок не место.

А она:

— Хищников, способных причинить вред, тут нет, наши воспитанники это знают. А подросткам свойственно испытывать себя в приключениях и путешествиях. Мне жаль, что Халэ отвлёк тебя от важных дел.

Вот тут-то Смеляков ей и выдал — случайно — убийственную фразу, из-за которой случилось удивительно многое. Если бы он так не сказал, может, ничего бы и не было.

— Просто, — сказал он, — страшно за детей. Всё-таки чужой для них мир. А если ребёнок в опасности — какие уж тут важные дела!

И Аэлита улыбнулась! Человеку! Впервые, наверное, в истории! А потом к нему подошёл пацан, сказал:

— Прости. Я не понял, что ты меня спасаешь — ведь опасности не было. Там недалеко есть островок, у нас на нём своя база, — и тоже улыбнулся.

Ну — пацан. Штаб у них там, посреди чужого океана. Мы потом узнали, что плавают они сроду, как рыбы, даже в очень холодной воде, и шедми такой заплыв, как человеку — прогулка по лесу. А Смеляков на некоторое время стал у них… ну… не то что доверенным лицом, но его они не шугали, как остальных людей.

В те дни мы и сделали ту запись, как Смеляков играет с бельком. Белька принесла Аэлита, её на самом деле звали Шэу. Смеляков попросил — и они показали; правда, вокруг были их мужики, которые стояли, как стража, но — показали, надо отдать им должное.

И белёк, что удивительно, ни капельки не испугался и даже не удивился. Человек — и человек. Разулыбался, потянулся ладошками с перепоночками. Дяденька, возьми меня на ручки!

Смеляков умилился до предела. Такое доверчивое создание… куда что у взрослых девается! Сказал:

— Надо же! Прямо как к родителям!

А Шэу сказала:

— В таком возрасте малыш воспринимает всех взрослых как родственников, и доверяет, конечно. К тому же он крайне редко общается с родителями… мать навещала его раз или два — у неё другие дела.

Смеляков обалдел.

— А отец?

Шэу только махнула рукой.

— Мы не знаем, кто. Генетическую экспертизу проводят только в случае наследственных заболеваний, а Дога — здоровенький. Правда, рыбка, ты здоровенький?

Обычный женский сюсюк.

У Смелякова, видимо, здорово изменилось настроение и лицо изменилось, потому что они тут же учуяли. И ушли. Как говорится, по-английски, без всяких церемоний: Шэу забрала у него младенца, и мужики её взяли в летающее блюдце. Молча. И с концами.

Один раз Смеляков сделал что-то случайно правильное, а второй — случайно неправильное. Как будто подтвердил какие-то их опасения на наш счёт.

Я бы сказал — ну, тогда и говорил, чего там! — что они повели себя как последние зазнайки и невежи, но сейчас мне кажется, что они были правы. Поняли, что ещё одно слово с любой стороны — и конфликт.

И даже, наверное, поняли, что облажались, когда стали разговаривать со Смеляковым.

Жест доброй воли. Хотели, видно, как лучше. Щас!

Потому что наши потом этот диалог культур обсуждали в самых недружелюбных выражениях. В том смысле, что их девицы строят из себя королев и недотрог, а сами — просто шалавы, подстилки для мужского персонала их базы. Даже не знают, кто папаша ребёнка. А детей просто сплавляют в этот их детский сад на берегу — и трава не расти! Плевать они хотели на своих милых бельков — у них есть другие, видите ли, дела! И это — исследователи! Авангард цивилизации!

Натурально, за детьми они смотрят кое-как. Как в интернате.

Женщин-шедми опять начали называть тюленихами и похуже. И вслух прикидывали, как товарищи учёные там резвятся, у себя в исследовательском корпусе. А Смеляков просто переживал самым откровенным образом. Во-первых, был, наверное, влюблён в Шэу, а потом жестоко обломался, когда узнал, какой у неё к жизни подход. А во-вторых, жалел бельков.

Всё говорил, какие они миленькие, беззащитные, трогательные и доверчивые. Чуть ли не милее, чем человеческие дети. Птенчики в белых шубках, котятки… И снова, кажется, обсуждал это дело с батюшкой, а батюшка говорил о важности семьи, любви и верности, не упоминая о шедми, но все как-то сами собой переводили всё на соседей.

А меня что-то уже тогда грызло, но я никак не мог понять, что. Может, потому что я-то был неверующий, хоть и не особо рекламировал. Но я точно чувствовал, что батюшка Шалыгину даже отчасти не замена, а Смеляков может наломать таких дров, что мы их не разгребём и за десять лет.

Но что с этими предчувствиями делать, я не знал. И говорить о них было западло: кто-нибудь, да тот же Смеляков, тут же назвал бы меня параноиком — и это бы правдоподобно прозвучало.

* * *

Между тем с Земли прислали нового куратора из КомКона, но у этого, похоже, вообще не было никакого понимания, что такое база Земли под управлением военных. Пока заваривалась вся каша, этот тип, как его… Комов… Громов… ну, не важно… в общем, он бегал за нами и что-то мямлил насчёт того, что нельзя со своим уставом в чужой монастырь — и прочие банальности. И Смеляков его запросто затыкал, а потом вся команда Смелякова начала его дразнить. Парни специально заводили при нём всякие провокационные разговорчики насчёт как оно — завалить инопланетянку, и Комова-Громова расспрашивали в самых непарламентских выражениях, были ли у него женщины, а если да, то только ли человеческие. А батюшка только головой качал: Шалыгина он недолюбливал, но уважал по-своему, а Комов-Громов его просто раздражал.

Комов-Громов этот малахольный так краснел и размахивал руками, что — ну просто невозможно было его не тыкать. Все и тыкали. Но у меня уже тогда появилось ощущение, что может случиться что-то очень нехорошее. И оно случилось: Гицадзе выловил из океана книжку с картинками.

Специальная книжка для малышей, для купания: странички из чего-то вроде пенки. Очень яркая.

Ну вообще-то нам уже случалось вылавливать игрушки. Их мелюзга всё время плескалась в воде — и какие-то их вещички порой уносило прибоем. Кое-что и к нашему берегу прибивало, а другое мы вылавливали в океане по инструкции насчёт артефактов. Обычно — ничего интересного; занимали наших аналитиков только как образцы шедийского пластика — или чего там? Почти такие же игрушки, как у наших детей, что забавно. Мячиков разных размеров выловили штук шесть, цветных. Акулу, вроде резиновую или из мягкого пластика, голубую. Осьминожку — половина щупалец оторвана, а на оставшихся крючочки. Наверное, игра была какая-нибудь, но теперь уж не поймёшь.

А вот книжки нам ещё ни разу не попадались. Мы собрались, чтобы её рассмотреть, с дешифратором.

Потрясающая книжка. Беда, а не книжка. Из-за неё-то всё и вышло, вся катастрофа, весь кровавый кошмар… впрочем, не она бы — так ещё что-нибудь. У нас с шедми оказалась принципиальная несовместимость.

«Твоё тело». Не просто учебник по физиологии, а чистая Кама-Сутра. Для приблизительно четырёхлетних. Судя по картинкам и тексту — никак не старше.

«Привет, мальчик или девочка. Я — весёлая Нерпа, мы вместе рассмотрим твоё тело и узнаем, как оно появляется на свет, как растёт и как становится взрослым». На картинках — не бельки, но карапузы лет четырёх-пяти. По-моему, чересчур подробно, особенно репродуктивная система. Я не специалист, но вроде бы анатомия сильно таки отличается. «Перепонки между пальцами помогут тебе плавать быстрее». «Твои ноздри умеют заворачиваться внутрь, чтобы при нырянии ты не вдохнул воду». «Если ты девочка, то видишь складочку, поднимающуюся снизу до пупа. Она раскроется, когда у тебя появится белёк». «Если ты мальчик, то у тебя есть пенис. Он втянут в кожную складку, когда ты с ним не играешь и не думаешь об играх», — у них вроде размножение отдельно, а выделение отдельно. Всю нужду они справляют через задницу, как-то так. Это тоже оговаривается, причём оговаривается, что теми шариками, которыми они нужду справляют, лучше не играть, а кормить водную живность — ничего так, уже само по себе привлекает внимание. Ну и причиндал — это исключительно для игры, ну да. Для игры.