Семя скошенных трав

— Интересно, но не очень удобно, — сказал серый южанин. — А если надо другого ребёнка покормить? И как же мужчины? Получается, они вообще не могут? Значит, если мамы нет, то ребёнок голодный будет? Ни папа, ни брат, ни сестра, ни другие старшие его покормить не смогут?

Вера улыбнулась той самой улыбкой, в которую был влюблён немалый процент населения Земли.

— Да, — сказала она, поправляя свитер. — Вы, шедми, устроены удобнее. И покормить малыша может любой из вас, и показывать вам можно любую часть тела, да?

— Да, — слегка удивилась красоточка.

— Кому угодно? — спросила Вера.

— Да, — красоточка удивилась сильнее. — Ты хочешь посмотреть?

— Я не об этом. Есть ли такие части тела, которые показывать… — Вера на миг задумалась. — как бы… нехорошо для того, кто показывает? Неловко или неприятно? На которые можно смотреть не всем?

Ребята задумались.

— Это как зевать, не отвернувшись, — сказала тихая девочка. — Раньше считалось, что если ты зевнёшь при шамане и не отвернёшься, он может украсть твою душу из горла.

— Сказки, — фыркнул серый. — Да и шаманов нет.

— У вас на юге нет, а на Атолле есть.

— Оху, и лучехват есть, да?

— Хватит! — резко оборвал их Хэдртэ. — Здесь никого нет.

Спорщики замолчали резко. Я увидел, как у тихой девочки закрылись ноздри, сжались внутрь, как перед прыжком в воду — у человека глаза наполнились бы слезами. Красоточка обняла её за плечо.

— Мы пойдём в лекторий, — сказала она. — Соберём там обломки и всё почистим. Есть чем?

Диалог культур пока что закончился.

* * *

Я поражался тому, как ребята-шедми здорово держат себя в руках. Не хуже взрослых. И так замечательно общались с нами… безусловно, думал я, всё идёт легче, чем я ожидал. Молодцы.

Молодцы-то они, конечно, молодцы — но насчёт лёгкости я ошибся.

Юные шедми старательно помогали нам приготовить детский корпус к новым жильцам — мыли-чистили серьёзно и аккуратно. Мне показалось даже, что эта команда всё уже приняла, пережила и теперь занята адаптацией к новой жизни, но вдруг я заметил, что красоточка Ынгу сидит в сторонке на корточках и пытается оттереть след ботинка с пузика брошенной куклы.

В общем, нормальное поведение девочки, верно? Совсем как наша… только ноздри у неё сжаты так, что даже щёлочек не видно. И губа прикушена.

Ынгу чертовски худо. Тихо-тихо худо.

Вместе со мной это заметил и Андрей. Присел рядом на корточки:

— Ну что ж ты, Ынгу? Вокруг воздух — а ты не дышишь…

Ынгу подняла куклу:

— Зачем же наступили? Это же… больно.

Андрей улыбнулся:

— Уже не больно. Она — кукла, куклы быстро выздоравливают и забывают обиды.

— А она — чья? — спросила Ынгу очень тихо. — Где они? Те, чья…

Андрей, который собирался сказать ещё что-то успокаивающее, осёкся.

— Почему молчишь? — спросила Ынгу по-прежнему еле слышно. — Они что, все мёртвые? Вообще все? Или вы их забрали отсюда? Ведь вы тут были последние. Люди.

— Я не знаю, — еле выговорил Андрей.

— Не забрали, — Ынгу сложила руки утвердительным жестом, так и не выпуская куклу. — Убили. Люди их всех убили. Бельков убили.

Ынгу окинула всех нас взглядом. В этом взгляде были понимание и смертельный, безысходный ужас. Она не орала, не каталась по полу — но, кажется, и ей, и нам было бы легче, если бы она это делала.

— Бельков убили, — повторила она, сжимая куклу, как спасательный круг. — Как бойцов. Будто они в ваших стреляли.

Серый Росчэ, слушавший её, обхватив себя руками за плечи, вдруг изо всех сил пнул пустое ведро. Оно полетело с грохотом. Тихая Юти издала пронзительный чаячий вопль.

— Хватит! — рявкнул Хэдртэ. — Хватит, вы, шедми!

— Плохо, — шёпотом пожаловался ему Сэнра с оттопыренными ушами.

Хэдртэ молча сгрёб его в охапку и прижал к себе. Подошли остальные, встали вокруг, прижались друг к другу, переплели пальцы, Ынгу потёрлась носом о щёку Хэдртэ, Юти спрятала лицо на его груди.

Хэдртэ поднял голову. Фыркнул — и вдохнул, расправляя ноздри и грудь:

— Дышите, младшие. Могло быть хуже.

— Наверное, нет? — тихо спросила Юти.

— Могло, — отрезал Хэдртэ. — Вы ведь живы. И наши бельки — тоже.

Он словно провёл в воздухе резкую черту, отделившую шедми от людей. И за этой чертой, как за стеной, ребята отдышались и опомнились, нехотя разжали пальцы, расцепили объятия, уселись на расстеленный спальный мешок. Хэдртэ взял у подруги куклу, осторожно положил на взъерошенный искусственный мех.

— Наши малыши с ней будут играть. И спать им надо в тепле.

— Я что-то устала, — сказала Ынгу.

— Отдохни, — сказал Хэдртэ. — И продолжим. Там ребята бельков поднимают…

Спустя несколько минут они снова были заняты уборкой. Но черта, которая их от нас отделила, никуда не делась — и её, похоже, чувствовали все.

Мы работали рядом с ними — но не вместе.

А я думал, что это и впрямь ещё не худший случай. Слава небесам, никто из наших не дёрнулся их утешать.

Совершенно неизвестно, к чему бы это привело.

11. Антэ

Вода тёплая. Тёплая и гладкая, как шелковистый нерпичий мех. Обнимает, как сестра.

Океан, Океан… наш Океан. Именно сейчас, спускаясь в водяной портал убитой станции, я чувствую особенно сильно: Океан — наш старший брат, убережёт, сохранит, спасёт, Океан — безграничная доброта и щедрость. Даже больше, чем мы думали всегда.

Признаться, мне не могло прийти в голову, что люди не обследовали водяной портал. Если следовать здравому смыслу, это первое место, которое они должны были обшарить особенно тщательно. Кажется, Лэнга тоже так думал. Логично. Их интересуют технологии моего народа, мой народ адаптировал технологии к Океану так же, как крылья птицы адаптированы к воздуху, люди это знают. Что там было-то, на берегу… Метеостанция? Обсерватория? Нет, обсерватория — дальше, севернее. Что-нибудь, связанное с биотехнологиями? Нет, вряд ли: это уже оборудовали бы прямо в Океане, так удобнее.

В любом случае, главное — под водой.

А люди — вовсе не дураки, в особенности если дело касается грабежа. Как они могут упустить такую возможность? В особенности если неявная причина войны — именно Океан Второй, если им нужен наш новый Океан…

Но этот парень, Бэрей из Лэхи, Бэрей с Запредельного Севера, явно понимает людей лучше, чем мы с Лэнгой вместе.

— Это не глупость, — говорит он. — Это другая психика. Есть вещи, которые тяжело принять во внимание. Когда я общаюсь с людьми, тоже всё время спотыкаюсь о вещи, которые тяжело принять во внимание. Например, то, что люди никогда не взрослеют, они всегда — до Межи. И я думаю о мотивах поведения взрослого — а надо думать о рывках гормонального фона, как у детей. А людям сложно держать в уме, что мы существуем в двух средах.