Семья Тибо (Том 2)

Она говорила не спеша, почти не шевеля губами, но вызывающим тоном, и ее тяжелый взгляд переходил попеременно с Жака на русского и обратно. Глядя на нее, Жак вспоминал всегда о гомеровской Юноне, о волоокой Гере.

– Несомненно, - сказал он примирительным тоном.
– За двадцать лет социал-демократия накопила огромный созидательный опыт. Организационный талант, который проявили ее вожди, прямо удивителен... Быть может, остается только задать вопрос, не стал ли революционный дух - как бы это сказать? мало-помалу слабеть в немецкой партии... Как раз из-за этих усилий, направленных единственно лишь на организационную сторону дела...

Прецель взял слово:

– Революционный дух?.. Нет, нет, на этот счет будь спокоен! Надо сначала организоваться, чтобы стать силой!.. У нас не только идеология, но и реализм. И это лучше всего!.. Если все последние годы, - я имею в виду особенно тысяча девятьсот одиннадцатый и двенадцатый годы, - в Европе был сохранен мир, то благодаря кому? И если сегодня можно надеяться, что мы надолго избежали опасности великой европейской войны, то благодаря кому? Тому же немецкому пролетариату! Весь мир знает об этом. Ты говоришь: созидательный опыт социал-демократии. Это еще больше, чем ты думаешь. Это монументальное сооружение. Оно стало поистине государствам в государстве. Каким же образом? В значительной мере благодаря могуществу нашей парламентской фракции. Наше влияние в рейхстаге непрерывно растет. Если завтра пангерманцы позволят себе вылазку вроде Агадира 27 , то будут протестовать уже не только двести тысяч манифестантов в Трептов-парке, но и все социалистические депутаты рейхстага! А с ними - все левые элементы нашей страны!

Сергей Желявский внимательно слушал.

– Однако, когда проходил новый закон о вооружениях, ваши депутаты голосовали за!

– Простите, - сказала Цецилия, поднимая кверху указательный палец.

Брат прервал ее:

– Ax! Надо же понимать тактику, Желявский, - сказал он, высокомерно улыбаясь.
– Тут две вещи, совершенно различные: есть die Militarvorlage, закон о вооружениях, и есть die Wehrsteuer, закон, отпускающий кредиты, чтобы реализовать этот закон. Социал-демократы сначала голосовали против первого закона, а затем, когда этот закон был, несмотря ни на что, принят рейхстагом, они голосовали за закон о кредитах. И это была хорошая тактика... Почему?.. Потому, что в этом законе было новое для нашего рейха, нечто чрезвычайно для нас нужное: прямой общеимперский налог на крупные состояния! Нельзя было упустить такой случай! Потому, что в этом действительно заключалась новая социальная победа пролетариата!.. Теперь понимаешь? А доказательством того, что наши депутаты остаются непреклонны по отношению к Militarismus [35] , служит то, что каждый раз, когда они имеют возможность голосовать против внешней политики канцлера, они ее единодушно отвергают!

35

Милитаризму (нем.).

– Это верно, - согласился Жак.
– Однако...

Он замялся.

– Однако?
– спросил с интересом Желявский.

– Однако?
– повторила Цецилия.

– Ну... как вам сказать? В Берлине я имел возможность познакомиться с вашими социалистическими депутатами рейхстага, и у меня создалось впечатление, что их борьба против милитаризма остается в общем довольно платонической... Я говорю не о Либкнехте, конечно, а о других. Большая часть из них явно не стремится к тому, чтобы вырвать корень зла, чтобы открыто подорвать дух подчинения немецких масс военщине... У меня создалось впечатление, - как бы это сказать?
– что, несмотря ни на что, они все до ужаса немцы... Убежденные в исторической миссии пролетариата, само собой разумеется, но убежденные прежде всего в исторической миссии немецкого пролетариата. И они не заходят так далеко в своем интернационализме и антимилитаризме, как мы, во Франции.

– Конечно, - сказала Цецилия, и веки ее на мгновение опустились, скрывая взгляд.

– Конечно, - повторил Прецель тоном вызывающего превосходства.

Желявский поспешил вмешаться.

– Ваши буржуазные демократии, - заметил он, лукаво улыбаясь, - терпят социалистов в своих парламентах именно потому, что они прекрасно знают, что социалист в правительстве никогда не бывает по-настоящему опасным социалистом...

Митгерг, Харьковский и папаша Буассони на другом конце комнаты встали и подошли к говорившим.

Прецель и Цецилия пожали им руки.

Желявский тихо покачивал головой, по-прежнему улыбаясь.

– Знаешь ли, что я думаю?

– сказал он, повернувшись на этот раз к Жаку.
– Я думаю, что для порабощения масс ваши демократические режимы - ну, все ваши республики и парламентские монархии - это орудия, быть может, столь же ужасные и еще более коварные, чем наш постыдный царизм...

– Поэтому, - резко заявил Митгерг, который все слышал, - прав был Пилот, когда однажды вечером сказал: "Борьба против демократии всеми средствами, вплоть до кровопролития - вот первостепенная задача революционного действия!"

– Простите, - возразил Жак.
– Прежде всего Пилот имел в виду только Россию, русскую революцию; и говорил он, что русская революция должна была не начинать с буржуазной демократии, а сразу стать пролетарской... А потом, не будем преувеличивать: можно все-таки с пользой работать и в рамках демократического строя... Например, Жорес... Все, что социалисты уже завоевали во Франции и еще более в Германии...

– Нет, - сказал Митгерг, - революция или эмансипация в рамках демократического строя - это две разные вещи! Во Франции вожди стали наполовину буржуа. Они утратили чистоту революционного духа!

– Послушаем немножко, что говорят рядом, - прервал Буассони, лукаво подмигивая в сторону открытой двери.

– Мейнестрель там?
– спросил Прецель.

– Разве ты не слышишь его?
– сказал Митгерг.

Они замолчали и прислушались. Голос Мейнестреля звучал однообразно и четко.

Желявский взял Жака под руку.

– Пойдем, послушаем и мы тоже...

VII. Продолжение

Жак выбрал себе место рядом с Ванхеде, который, скрестив руки и полузакрыв глаза, стоял, прислонившись к пыльной полке, куда Монье складывал старые брошюры.

– А я, - говорил Траутенбах, немецкий еврей, светло-рыжий и курчавый, живший обычно в Берлине, но часто наезжавший в Женеву, - я не верю, что можно добиться толку легальными средствами! Это робкие методы, интеллигентские!

Он повернулся к Мейнестрелю, ожидая от него знака одобрения. Но Пилот, сидевший в центре группы рядом с Альфредой, раскачивался на стуле, устремив взгляд в пространство.

– Уточним!
– сказал Ричардли, высокий человек с черными волосами, подстриженными ежиком. (Три года назад этот космополитический кружок объединился вокруг него, и до появления Мейнестреля он был душой группы. Впрочем, он сам стушевался перед авторитетом Пилота и теперь тактично и преданно играл при нем роль второй скрипки.) - Сколько стран, столько и решений вопроса... Можно допустить, чтобы в некоторых демократических странах, как, например, во Франции и в Англии, революционное движение пользовалось легальными методами... До поры до времени!
– Говоря, он выдвигал вперед подбородок - острый и волевой. Его бритое лицо с белым лбом, обрамленным черными волосами, казалось на первый взгляд довольно приятным, однако его агатовым глазам недоставало мягкости, от уголков тонких губ тянулись черточки, как будто они были надсечены, а в голосе чувствовалась неприятная сухость.

– Трудность заключается в том, - заговорил Харьковский, - чтобы угадать, в какой момент следует перейти от легальных средств к насилию и восстанию.

Скада поднял свой горбатый нос.

– Когда давление пара слишком сильно, крышка сама собой слетает с самовара!

Раздался смех - жестокий смех, то, что Ванхеде называл "их каннибальским смехом".

– Браво, азиат!
– закричал Кийёф.

– До тех пор, пока капиталистическая экономика располагает государственной властью, - заметил Буассони, проводя своим маленьким язычком по розовым губам, - борьба народа за демократические свободы не может содействовать развитию подлинной револю...

– Разумеется!
– бросил Мейнестрель, даже не взглянув на старого педагога.

Наступило молчание.

Буассони хотел продолжить:

– История учит... Посмотрите, что произошло из-за...

На этот раз его прервал Ричардли:

– Ну да, история! Позволяет ли нам история думать, что можно предвидеть, что можно заранее назначить срок начала революции? Нет! В один прекрасный день самовар взрывается... Движение народных сил не поддается прогнозам.

– Это еще вопрос!
– заявил Мейнестрель не допускающим возражений тоном.