Семья Усамы бен Ладена

Отец считал нас своими рабами, зато его люди воспринимали нас как юных принцев. В результате всех этих противоречий и искаженной реальности, в которой мы жили, у каждого из нас появились свои психологические проблемы. Только Абдулла сумел избежать этой участи.

Абдул-Рахман мало изменился с детства, он по-прежнему был замкнутым и дружил только с лошадьми. Саад с каждым днем становился все более непрактичным и трещал почти без умолку. Суровые солдаты, окружавшие нас, не привыкли общаться с людьми, не умеющими контролировать собственный язык. Но Саад был сыном их героя, поэтому к брату относились снисходительно.

После переезда в Кандагар у Саада появилась привычка беспрестанно болтать о еде. Никто не знал почему. Но я подозреваю, это оттого, что мы были частенько голодны и ели в основном очень простую пищу, не самого лучшего качества. Поскольку меню наше не отличалось разнообразием и изысканностью, Саад стал почти одержим идеей вкусной еды. Однажды в Кандагаре ему удалось раздобыть пирожное — уж не знаю как. Саад рассказывал о нем без остановки во всех подробностях, так что я по сей день вспоминаю то пирожное, словно сам его ел! Сверху пирожное было посыпано сладкой дробленой пшеницей, а еще пропитано медом так, что он капал на пальцы.

Саад съел его целиком, не дав никому и крошки. А потом еще несколько недель подходил ко всем — даже к незнакомцам на улицах — и рассказывал, как выглядело это пирожное, какой у него был вкус и как, по его мнению, это пирожное испекли. Взрослые афганцы пятились, думая, что Саад не в себе. Солдаты отца держались как могли, слушая его несвязный лепет, а потом стали сбегать, заметив его приближение. В конце концов, я пригрозил отколотить его, если он не заткнется. Но он не обратил никакого внимания на угрозы и прекратил донимать всех рассказами про пирожное только после того, как ему удалось раздобыть какой-то особенный пудинг. Тогда он стал описывать всем этот пудинг. Даже недовольство отца не заставило Саада прекратить свою жалкую болтовню.

Жизнь, которую отец выбрал для своих сыновей, начинала потихоньку сводить нас с ума!

Осману не удавалось ни с кем завязать нормальные дружеские отношения, в основном из-за того, что он пытался контролировать мнения других, во многом подражая отцу.

Сегодня, читая в новостях утверждения, что мои братья являются важными лидерами в организации отца, я испытываю серьезные сомнения. К тому моменту, как я сбежал, их личности уже достаточно сформировались, и стало ясно, что ни один из них не способен командовать боевиками.

Маленький Мухаммед — единственный, кто мог занять такое высокое положение, потому что он был тихим и серьезным мальчиком. Еще до того, как покинуть Афганистан, я заметил, что отец, разуверившись во мне, стал возлагать свои надежды на Мухаммеда — к нему перешел почетный титул «избранного сына». Однажды он сфотографировался вместе с Мухаммедом, при этом у брата на коленях лежал автомат. В нашем мире это знак — послание, в котором говорится, что отец передает свою власть сыну.

Но до этого надежды и доверие отца были обращены ко мне. Помню, как-то он пришел поделиться со мной проблемой, становившейся все более насущной. Речь шла о нехватке продовольствия и других припасов. В то время все уже понимали, что отец больше не был богачом. И хотя созданная им система обеспечивала определенные средства от тех, кто поддерживал джихад — были еще друзья, родственники и даже члены королевских семей, которые оказывали ему финансовую поддержку, — но временами его казна оказывалась совсем пустой.

Как-то выдалась тяжелая неделя. Члены семьи начинали испытывать муки голода. Отец пришел ко мне и сказал:

— Омар, я заметил, что ты справедливый юноша. Мне нужен кто-то, кому я смогу доверить раздавать еду. С этого дня твоей обязанностью будет определять количество пищи, необходимое каждой жене и ее детям. Прими во внимание, что подросткам нужно больше еды, чем другим, — они ведь быстро растут. Ты должен рассортировать все виды продовольствия и делить его по справедливости.

Я понимал, почему отец выбрал меня. Абдул-Рахман постоянно искал уединения, он не смог бы так часто общаться со всеми членами семьи, распределяя еду. А на Саада нельзя было положиться — он сам съел бы самые вкусные куски.

Я отнесся к своей задаче серьезно. Я не мог допустить, чтобы мать, тети и дети в нашей семье голодали. И хотя наша диета в целом была скудной и однообразной, случалось, что отца навещали королевские особы. Приезжая в Афганистан, они охотились с отцом и привозили с собой ящики фруктов, рыбу, мясо и овощи. Это были счастливые дни, когда малыши получали особое угощение.

Через какое-то время отец сказал, что доволен. Никто ни разу не жаловался на то, как я распределяю еду. Вскоре после этого отец признался, что выбрал меня своей правой рукой и будущим преемником.

Лицо отца побледнело, когда я ответил:

— Отец, я сделаю все, чтобы помочь матери, тетям, братьям и сестрам, но я не тот сын, которому ты сможешь передать дело своей жизни. Я стремлюсь к мирной жизни и не приемлю насилия.

Но даже после этих слов отец не желал отступиться от своих планов сделать меня своим преемником. Вскоре он повез меня с собой в район боевых действий, на линию фронта. Очевидно, отец надеялся, что, если я почувствую вкус сражения, его азарт, война станет для меня страстью, как стала для него, когда он боролся с русскими. Но его ждало жестокое разочарование.

Со временем я стал более дерзким, чем мог когда-то помыслить в самых смелых мечтах: я откровенно выступал против решений отца. Но эти непримиримые конфликты стали возникать позже.

Через несколько месяцев после нашего переезда в Кандагар я навещал мать, и тут ко мне прибежал один из братьев и сказал, что отец хочет меня видеть. Послушный приказу отца, я перекинул через плечо «Калашников», поправил висевшие на поясе гранаты и вышел.

Я думал, что отец хотел обсудить вопрос относительно запасов продовольствия или отдать какие-то распоряжения касательно семейных дел. Мне было всего шестнадцать, но уже тогда я взял на себя значительную часть ответственности за жен и детей.

Проходивший мимо солдат сказал, что отец находится в здании, которое использовал в качестве офиса. Там я и нашел его. Отец сидел, скрестив ноги, на полу вместе с группой бойцов. Я тихо подошел к нему, не говоря не слова, потому что так было заведено.

Отец бросил на меня взгляд, по которому было невозможно понять, рад ли он меня видеть, и сказал только одно:

— Сын, я сейчас уезжаю туда, где идут бои. Ты едешь со мной.

Я молча кивнул. Я не боялся, но чувствовал волнение. Прожив больше года в стране, где шла война, я испытывал любопытство, думая о фронте, ведь слышал столько рассказов о доблестных подвигах от вернувшихся с войны солдат. «Талибан» все еще продолжал бороться с «Северным альянсом», возглавляемым Ахмадом Шахом Масудом — гением военного дела и известным героем русско-афганской войны. После возвращения отца в Афганистан два бывших соратника и героя той войны стали противниками. После того как мулла Омар предложил свое покровительство отцу, отец обязался предоставить свои боевые силы в распоряжение муллы Омара. А мулла Омар и «Талибан» были смертельными врагами Масуда.

День прошел совсем буднично. Мужчины, отправлявшиеся в эту поездку, не распределили заранее машины и места. Отец выбрал первую попавшуюся машину и шофера. Я последовал за ним. За рулем был Сахр аль-Ядави (Салим Хамдан). Поездка была короткой, всего тридцать или сорок минут, но весьма неприятной из-за ухабов на дороге — как и все поездки по дорогам Афганистана. Не могу вспомнить ничего примечательного за время пути, разве что Сахр смешил меня веселыми историями, и я ненадолго забыл о своей обычной серьезности. Сахр был одним из тех людей, которые постоянно шутят и лучше других умеют наслаждаться жизнью. Трудно не расслабиться в его обществе.