Семья Зитаров. Том 1

Каждой семье разрешили оставить себе по одной корове и пасти их в помещичьем стаде. Остальных коров Зитар продал армии. Криш нанялся пастухом в имение. Сармите и Эрнест с понедельника отправились в поле и вместе с батраками, под присмотром старосты косили хлеб. В конце концов, переломила себя и гордая Эльза: повязав по-крестьянски платок, она стала ходить на работу. Казалось, последние события смягчили характер девушки. Она перестала насмехаться над окружающими, не сторонилась людей и наконец подружилась с Сармите, чего не случилось за время двухлетней совместной жизни в Зитарах. Да, ей начинала нравиться эта маленькая девушка из Курземе, несмотря на ее простоту и неразговорчивость. Карл любил ее, следовательно, она наполовину свой человек, к которому надо привыкать. Возможно, впрочем, что симпатия эта была вызвана другими, более понятными причинами: одиночество, отсутствие подруги и сходство судеб. Чужбина сближает людей, имеющих общую родину и связанных воспоминаниями. Говорит же пословица: голодный черт и мухе рад…

Устроив семейство, капитан Зитар с Янкой привезли оставленные на побережье вещи и после этого стали работать в имении на обеих лошадях: возили хлеб в амбары, выполняли гужевую повинность, пахали картофельное поле. Находясь целыми днями среди людей, они забывали свое горе — не было времени печалиться.

Зитары уже примирились было с новым положением, когда судьба нанесла им новый удар. Как-то в газете появилось следующее сообщение:

«Штормы, бушевавшие последние дни в северной части Атлантического океана, причинили судоходству большие убытки. У берегов Ирландии потерпели аварию несколько судов. Большой английский торговый пароход „Канадиэн Импортер“, находившийся в пути из Манчестера в Монреаль, затонул в 1200 морских милях к востоку от Ньюфаундленда. На подаваемые „Канадиэн Импортер“ сигналы к нему поспешил американский танкер „Джон Хардинг“, но спасти людей с потерпевшего аварию парохода не представилось возможным из-за высоких волн — они все погибли…»

«Канадиэн Импортер»… Ведь это же тот самый пароход, о котором Ингус писал в своем последнем письме. Он был на нем. Следовательно, Зитары потеряли старшего сына.

3

Через имение пролегал большак, ведущий из Лимбажи на Валмиеру. Почти ежедневно здесь проходила какая-нибудь воинская часть. За это время жители Видземе повидали и сибирских стрелков, и киргизские рабочие дружины, уральских и забайкальских казаков, а изредка здесь брел и летчик, оставшийся без аэроплана. Куда они направлялись, с какой целью их перебрасывали и какой в этом смысл, не знал никто. Казалось, что перед окончательным распадом разгромленная армия в последний раз шествовала перед народом во всем своем многообразии, демонстрируя свою подлинную численность, чтобы затем исчезнуть навсегда в бескрайних просторах России.

Однажды кучер управляющего имением принес весть о том, что в соседнем имении остановился женский «батальон смерти» ^[58]. И действительно, эти амазонки не заставили себя ждать. В мужских мундирах, стриженые, в брюках, оттопыривающихся по-женски на заду, и в поднимающихся на груди френчах они разъезжали верхом по дорогам до ближайшей станции и обратно. Каждый их шаг сопровождали насмешливыми улыбками и ядовитыми словечками:

— Спасительницы родины!.. Последний оплот Керенского!..

Эрнест Зитар дразнил сестру «смертницами».

— Тебе, верно, тоже хочется надеть галифе? Тебя ведь всегда прельщали военные мундиры. Теперь представляется возможность.

— Я с тобой и говорить не хочу, — отрезала Эльза. — Покури лучше шелк.

Это напоминание теперь уже не волновало Эрнеста.

— Шелк вещь неплохая. А как все-таки насчет батальона? Ты только посмотри, какие у них кони. Скачут как бешеные. Верхом легче бежать, чем пешком. Мне один унтер рассказывал, что у них в батальоне у каждой имеется по кавалеру. Как раз наполовину — сколько дам, столько кавалеров. Интересная служба, не правда ли?

— Ты, вероятно, сожалеешь, что тебя там нет?

— Я бы не прочь к ним попасть.

— Вот пойди и скажи об этом, может, примут. Будет и у тебя дама.

— Ты думаешь, у меня их здесь мало? Э-э… в имении девчонок сколько хочешь.

— Только на тебя ни одна не смотрит. Странно, не правда ли? Такой изящный молодой человек, курит шелк, но почему-то не пользуется успехом. Интересно знать почему?

Так они беззлобно поддразнивали друг друга, и похоже было, что эта словесная перепалка обоим нравилась.

Вскоре после появления «смертниц» в имении остановился один из полков Туркестанской дивизии. Солдаты не ходили ни в какие наряды. Днем они слонялись, обшаривали окрестные крестьянские усадьбы, высматривали картофельные ямы и хлева, а по ночам часть из них играла в карты на деньги, в то время как другие занимались набегами на хутора. Все солдаты были при деньгах. Откуда они их брали, оставалось загадкой. Но по утрам, обсуждая выигрыши и потери минувшей ночи, называли крупные суммы. Кое-кто хвастливо показывал полный кошелек бумажных денег. Редкая карточная игра не кончалась дракой. Иногда по ночам слышалась даже стрельба.

Самые заядлые игроки не участвовали в набегах, так как за деньги могли приобрести то, что другие добывали в ночных походах. Вооруженные винтовками, налетчики смело входили в дом, выдавая себя за лиц, которым поручена реквизиция, и брали все, что хотели. Менее требовательные довольствовались содержимым картофельных ям или курицей, а те, кто был бесцеремонней, вламывались в хлева и клети. Каждое утро в имение к командирам приходили с жалобами крестьяне: у одного украли свинью, у другого унесли ведерко масла, третий жаловался на пропажу теленка. Для отвода глаз изредка производили обыски в помещениях над помещичьей конюшней и большим хлебным амбаром, где размещались «туркестанцы», но ничего не находили. А в парке имения пылали костры и в котлах варилось мясо.

Почувствовав в «туркестанцах» родственных по духу людей, Эрнест Зитар сдружился с ними. Один из взводов расположился в доме садовника, и туда часто наведывался Эрнест. Как-то раз, войдя в комнату, где на полу была разбросана солома и валялись разные солдатские вещи, он заметил в углу большой таз, наполненный медом.

— Попробуй, — предложили солдаты, и Эрнест не заставил себя упрашивать.

На следующий день к командиру полка пришел крестьянин с жалобой: воры ограбили пасеку. Опять обыскали помещение над конюшней и амбар, и по-прежнему безрезультатно. Как бы подчеркивая беспомощность начальства, «туркестанцы» на следующее утро открыто продемонстрировали свои способности: средь бела дня, на глазах начальства, батраков и управляющего имением, они взломали погреб помещика и унесли весь урожай яблок этого года. Офицеры сочли благоразумным скрыться, управляющий видел все, но не сказал ни слова, а появление садовника вызвало веселый смех мародеров.

— Нечего беречь баронское имущество! — говорили они, растаскивая полные мешки сочных плодов. Они не скупились и щедрой рукой угощали батраков, у которых не хватало смелости пойти в погреб. Только Эрнест не отставал от них и притащил домой изрядный мешок яблок. Мать с отцом принялись бранить его, но он отнесся к этому спокойно: баронское имущество нечего жалеть.

4

За месяц, прожитый в чужом имении, старый Зитар пришел к убеждению, что дальше так жить невозможно. Он, привыкший не только выполнять все тяжелые крестьянские работы, но и быть хозяином в доме, водить суда и распоряжаться всем по своему усмотрению, в роли батрака-поденщика чувствовал себя, как птица, у которой связаны крылья. Молодым было легче привыкать к новой обстановке — хребет капитана слишком затвердел для того, чтобы гнуться по чужой указке. Но больше всего ему не хватало моря. Прежняя тоска, как неизлечимая болезнь, все больше охватывала душу старого моряка, ему недоставало соленого дыхания морских просторов, рокота волн и далекого горизонта — открытой двери в мир.

Зитар заговорил о дальней поездке — в Архангельск, Одессу, Владивосток… Это очень далеко. Но разве не бывал он в самых отдаленных уголках света и разве не находил каждый раз дорогу домой? Ведь это же не навсегда, только до окончания войны. Потом можно будет опять возвратиться на родину. Каждый день следовало ожидать нового наступления немцев, а жизнь под их игом Зитары рассматривали как величайшее унижение.

Важным обстоятельством, натолкнувшим их на мысль об отъезде, была весть, принесенная Зитарам одним из их дальних соседей — Ремесисом, уехавшим из дому в тот момент, когда немцы уже вступили на прибрежную полосу. Он будто бы своими глазами видел, как кавалеристы подожгли строения усадьбы Зитаров, и она сгорела дотла. Если это действительно так, значит, Зитары остались без родного крова и им незачем торопиться назад.