Семья Звонаревых. Том 2
Шрифт:
Тихменёв, вглядываясь в новые чертежи, думал о том, что война, судя по всему, неизбежна. И это сулило и ему, военному инженеру и генералу, большие неприятности.
Конечно, не фронт: для этого много строевых генералов, но сейчас посыплются военные заказы. Где взять квалифицированных рабочих? Одних мобилизуют, другие бунтари. Он сам видел вчера, как рабочие вступили в столкновение с полицией. Не испугались, не побежали. Тихменёв совсем расстроился и взглянул на Звонарёва, ища в нём сочувствия.
– Что это вы, голубь мой, нос на квинту повесили? Или с дражайшей поругались?
– Если бы так… – И Звонарёв рассказал о печальных событиях этой ночи.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! [6] –
26 ноября (9 декабря по новому стилю) на Руси праздновали День святого Георгия. Он совпадал с завершением полевых работ, расчётов крестьян с помещиком и сбором податей. А в народе праздник получил название Юрьева дня или Егория Осеннего. Объединение русских земель и создание Московского царства привело к созданию единого свода законов. Это отразилось в Судебнике 1497 года.
6
Согласно русской традиции имя святого Георгия Победоносца звучит как Юрий или Егорий. Означающая внезапное разочарование присказка связана с оформлением крепостного права в России. Крестьяне, жившие на землях помещика, имели право переходить от одного владельца к другому. Так продолжалось до конца XV века.
Царь Иван III установил чёткое время перехода крестьян: неделя до Юрьева дня осеннего и неделя после. К этому сроку трудовой сезон в деревне заканчивался, и хозяйство не страдало от потери рабочих рук. Затяжная Ливонская война 1558–1583 гг. привела к разорению страны. Требовались срочные меры для восстановления хозяйства.
Началась перепись помещичьих земель с целью определить размер катастрофы. Поэтому в 1581 году переход крестьян был временно запрещён и введены «заповедные лета» – годы, когда крестьянин не мог по своей воле поменять место жительства. В конце XVI века экономические проблемы вынудили Бориса Годунова вовсе отменить эти дни. Крестьяне не готовы были так легко отказаться от свободы: тут и там вспыхивали бунты, а многие бежали на юг, в вольные земли, или прятались у более крупных феодалов, предлагавших лучшие условия для жизни.
Звонарёв боялся расспросов и неискреннего сочувствия. Он хорошо знал, что чем больше человек оправдывается, тем больше его считают виноватым. И Звонарёв, видя не на шутку встревоженное лицо Тихменёва, с благодарностью воспринял деликатность генерала и его молчаливое понимание.
– Знаете что, дорогой… – медленно вымолвил Тихменёв. – У меня есть мысль: обратиться к нашему начальнику Главного артиллерийского управления Кузьмину-Караваеву. Он человек либеральный, весьма уважал генерала Белого и, конечно, постарается вам помочь. Тем более что сделать это ему совсем не трудно – его родной брат Кузьмин-Караваев – известный адвокат и член Государственной думы от кадетской партии.
Поздним вечером в осиротевшую квартиру Звонарёвых зашёл Краснушкин. Звонарёва он застал в Васиной комнате. Он сидел около стола, молча и устало перелистывая технический справочник и изредка взглядывая на Васю, который расположился на полу, среди разбросанных вещей, книг и тетрадей.
– Что это у вас? Никак, новый обыск? – спросил Краснушкин.
– Только своими силами, – басом ответил Вася. – На семейном совете решено Василия Зуева отправить по этапу. Подальше от всевидящих очей.
Краснушкин, пододвинув табуретку, сел напротив Звонарёва, взглянул в его напряжённые, спрашивающие глаза.
– Что я узнал о Варе? Пока очень мало. Сидит в предвариловке, числится за следователем Добужинским, по словам, весьма порядочным человеком… Но не огорчайся. Узнаем и побольше. Я уже нащупал преинтересную лазейку. Представь, я сейчас только что от самой красивейшей женщины нашего времени…
– Нашёл время шутить, – обиженно проворчал Звонарёв.
– А я и не шучу! В самом деле – от мадам Сухомлиновой,
жены военного министра. Был у неё на консультации с профессорами Сироткиным и Введенским. Как видишь, болезнь не щадит и отменных красоток. Ежедневное наблюдение поручено Вашему покорному слуге, как наиболее талантливому, молодому и красивому…– Иван Павлович, может вам нужен брат милосердия для процедур? – взмолился Вася, лукаво блестя глазами. – Даю слово – вылечим дамочку в два счёта.
– Конечно, только тебя с твоим веснушчатым рылом и не хватает! У неё, братец ты мой, амуры, почитай, почти со всеми великими князьями, с самим великим князем Сергеем Михайловичем, начальником артиллерии. Она – сила огромная. Подумайте только, бывшая киевская кокотка, а сейчас почти всесильная власть. Слух идёт, что её голубые глазки и белокурые локоны поразили сердце самого святого старца Гришки Распутина [7] – владыки всея Руси. Здесь не до шуток. Вот через неё и попытаемся действовать.
7
Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1864 или 1865, по другим данным 1872–1916) – крестьянин Тобольской губернии, получивший известность «прорицаниями» и «исцелениями». Одна из самых таинственных, загадочных и трагических фигур в русской истории ХХ века. О нём написано множество романов и повестей, тома научных исследований, сняты отечественные и зарубежные фильмы.
В 1905 году Распутин попал в столицу Российской империи. По его словам, было знамение – явилась Богоматерь, которая рассказала о болезни царевича Алексея, единственного сына императора Николая II, и приказала спасти наследника престола. Оказывая помощь больному гемофилией наследнику, Распутин приобрёл неограниченное доверие императрицы Александры Фёдоровны и императора Николая II. 30 декабря 1916 года Григорий Распутин убит заговорщиками, считавшими влияние Распутина гибельным для монархии.
Глава 3
Звонарёв вышел на берег Невы и долго бродил по набережной. Всходило солнце, порозовело ясное северное небо. Над рекой ещё висели космы белёсого тумана, сквозь который проступали очертания мостов и серых угрюмых зданий. А шпиль Петропавловской крепости уже поблёскивал, как золотой меч, вонзившийся в прозрачную лазурь небес. С шумом бились о гранит холодные невские волны. В редеющий туман вплетались чёрные дымки буксирных пароходов, медленно тащивших по реке вереницы тяжелогружёных барж. С каждой минутой улицы столицы становились всё более людными и говорливыми. Торопливо шагали к заводам утренние смены. Гулко цокали подковы ломовых лошадей. Озорничая и громко перекликаясь, неслись к типографиям стаи мальчишек-газетчиков. Пробуждаясь от сна, город наполнялся всё возрастающим гулом нового дня.
Звонарёв любил и белые ночи, и эту утреннюю пору, когда дыхание захлёстывают свежие, бодрящие речные ветры. Но сегодня он не испытывал того чувства подъёма, которое обычно вызывали в нём утренние прогулки.
Ветер казался каким-то ознобляющим и резким. Город выглядел неприветливым, чужим, холодным. На сердце лежала гнетущая тяжесть от мысли, что в этом городе за решёткой, в тюремной камере томилась Варя.
Из задумчивости Звонарёва вывел знакомый хрипловатый голос:
– Доброе утро, Сергей Владимирович! Что зажурились?
Звонарёв резко обернулся и увидел улыбающееся рябое лицо Блохина, щелочки его смеющихся глаз.
– Здорово, дружище. Откуда ты?
– Да вот вас поджидаю. Домой заходить не хотелось. Сами понимаете, Ваша квартира под наблюдением, а я могу только повредить Варваре Васильевне. Да ещё, сказать по правде, нянька ваша не дюже нравится, любопытная очень. Я бы её на Вашем месте турнул.
– Откуда ты знаешь о моём несчастье? – удивлённо спросил Звонарёв.
– Слухом земля полнится, – снова улыбнулся Блохин. – Пойдёмте сюда, в переулочек, накоротке поговорим…