Семья

— Извини, что опоздал, — сказал он, садясь и беря ее за руку. Он заметил, что девушка за соседним столиком взглянула на них, а затем сделала вид, что не обращает никакого внимания. Отрыжка расизма.

— Ты не опоздал. — Она не переставала улыбаться. Протянула ему меню. — Что ты хочешь? — Ее голос сошел на нет, когда он взял у нее меню и положил лицевой стороной вниз на стол.

— Я не голоден. — Он почувствовал, что улыбается ей в ответ. — Я хочу не есть, а…

Они поднялись. Кимберли взял счет и на выходе оплатил его. Послеполуденное солнце заливало всю Кристофер-стрит, когда они шли на запад, мимо Бликер, к Бедфорд-стрит. Он все время оборачивался к ней, чтобы видеть, как ветер с Гудзона треплет ее короткие волосы. Потом они повернули налево на Бедфорд-стрит, и ветер стих. Они вошли в подъезд, и он поцеловал ее. Никто из них не сказал ни слова. Они вышли из подъезда и продолжали идти по Бедфорд-стрит.

— Мне ужасно не понравились эти заведения в Виллидж и то, как там одеваются.

Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, до сих пор он никогда не замечал, во что она одета. На ней был, похоже, костюм из превосходного твида, узкая юбка, не такая короткая, как модно теперь, коричневого цвета с искорками желтого и серого. Бледно-зеленый шарф обвивал ее длинную шею. На ногах у нее были темно-коричневые туфли-лодочки на двухдюймовых каблуках.

— Ты выглядишь не так, как принято, не так, как принято в этих заведениях, — согласился он, — все эти бунтари создали как бы свою собственную форму одежды.

Они засмеялись и повернули к дверям дома, в котором жил Кимберли. Он открыл дверь подъезда и нажал три раза на кнопку звонка. Никто не ответил, он кивнул ей, повел наверх.

— Я могу купить себе такие расклешенные брюки и гороховый пиджак, — предложила она у дверей его квартиры.

Кимберли открыл дверь ключом.

— Это мода прошлого года. А может быть, они это носили и три года назад.

Он провел Эдис в прихожую и закрыл за ней дверь. Она смотрела, как он запер замок и накинул цепочку.

— А что они носят теперь?

— Ничего из того, что ты хотела бы носить, — сказал он, снова засмеявшись. — Господи, я не могу смеяться так много.

— Я тоже.

— Сколько у тебя времени, когда ты должна вернуться домой?

Эдис вошла в квартиру. Казалось, она состоит из одной большой гостиной с камином, занимавшим почти всю стену, за которой были две спальни. В давние времена, возможно, когда дом был только что построен, стена, до половины обшитая коричневым деревом, в стиле Тюдоров, была поверху покрыта фигурной штукатуркой.

В деревянной части стены имелось большое количество узких пазов, образующих полки, в которых была размещена, как представлялось, неисчислимая коллекция превосходных цветных открыток, купленных в европейских музеях. Репродукции картин и скульптур были закатаны в тонкий пластик. Эдис потерла рукой одну такую репродукцию, изображавшую благородного идальго эпохи Ренессанса в профиль, его чудовищно крючковатый нос делал ее больше похожей на карикатуру. Пластиковое покрытие позволяло мыть открытки. Эдис подняла репродукцию и повернулась к Кимберли:

— У него действительно был такой нос?

— У Федерико, герцога Монтефельтро? — Кимберли взял репродукцию из ее рук и поднес к свету.

Благородный идальго смотрел влево, он был одет в красную тунику и простую красную шапку, нахлобученную на коротко подстриженные, кудрявые черные волосы.

— За ним, должно быть, изображен город Урбино. Делла Франческа[95] обычно всегда обращал внимание на такого рода вещи.

— А этот нос…

— Это его нос. Этот Федерико был отличным парнем. Поддерживал дюжины поэтов, скульпторов, писателей, художников. А у тебя в платежной ведомости только один несчастный скульптор. Я купил эту репродукцию в галерее Национале делла Марче. Когда-то это был дворец Федерико, его построили в середине пятнадцатого века. Великий человек.

— Это все ты собрал?

Кимберли покачал головой.

— Масса людей годами делала свой вклад. Понимаешь, эта квартира никогда не пустовала. Она слишком хороша и недорога, чтобы тот, кто способен оценить подобное, упустил ее. Поэтому она всегда была в руках таких чудаков, как я.

Он снова захохотал. Потом начал менять место для репродукции герцога Монтефельтро, и это привело к тому, что пришлось поменять местами все остальные репродукции, пока, в конце концов, он не пристроил герцога у стены, ближе к окну.

— Вот здесь, — сказал он.

— Так лучше, — заметила Эдис и обняла его за талию. — Определенно лучше.

— Ты даже можешь понять разницу, — сказал он, продолжая смеяться, — я никогда не мог.

Кимберли повернулся к ней и снял с нее жакет. Она сняла с него пиджак и аккуратно повесила оба на спинку кресла. Потом она расстегнула юбку, вынырнула из нее и повесила на подлокотник.

— Я могу оставаться до половины шестого, — сказала она. — Или до пяти, если ты хочешь отвезти меня в местный магазин, чтобы купить местную одежду.

— Или раньше, если придет кто-нибудь из моих соседей по квартире и найдет дверь на цепочке.

— А разве он не может, как джентльмен, взять и уйти?

— Джентльмен? — Он снял брюки и аккуратно повесил их на другой подлокотник. — Один из них — художник, а другой снимает фильмы на шестнадцатимиллиметровую пленку. Лучшее, на что мы можем рассчитывать, так это что ни один из них, открыв дверь, не примется рисовать или снимать нас.

— Очень неортодоксальное поведение, — сказала Эдис, расстегивая свою бледно-желтую блузку и выглядывая место, куда бы можно было ее повесить.

— Они дадут нам несколько минут, чтобы мы оделись, а потом вернутся и начнут барабанить в дверь. Дай сюда.

Кимберли взял у нее блузку и очень аккуратно положил на кресло. Потом он присел перед ней на корточки и снял с нее туфли и чулки. И начал целовать ее бедра.

— Значит, у нас всего лишь около часа.

Кимберли поднял голову.

— Что?

— У нас нет другого варианта, и значит, — сказала она, снимая пояс с подвязками, — я должна поблизости снять маленькую квартиру.

Глава сорок пятая

«Дорогой Билли Бинбэг» — так начиналось письмо.

Типпи обратила внимание, что автор писал почти без наклона и обязательно ставил точки над «i». Бумага была плотной, с кремовым оттенком. Она провела пальцами по напечатанному адресу и убедилась, что буквы выпуклые. Потом она посмотрела на свет, чтобы убедиться, есть ли на бумаге водяные знаки. Она поняла, что держит в руках дорогую почтовую бумагу, изготовленную на заказ.

«Дорогой Билли Бинбэг, — начиналось письмо, — может ли быть так, чтобы радиоволны различных программ, но только не вашей, это я хочу сразу подчеркнуть, приносили вред здоровью? Я прекрасно знаю, что ведущие на радио работают под определенной защитой, дабы избежать излишнего контакта с электромагнитными излучениями.