Сеньорита Удача. Игра Случая

 Инквизитор возвышался над толпой, молчаливый и мрачный, как сам гнев Господа.

– Мы собрались в этот день именем святой католической матери-церкви, чтобы свершить праведный суд над человеком, заблуждающимся в своей ереси. Пройдя очищение огнём и муками, грешная душа его может спастись.

 Священник снова стал читать молитву. Когда он закончил, инквизитор встал и громко провозгласил:

– Я призываю сейчас на площади каждого человека дать священную клятву! Слышите ли вы меня? Клянетесь ли в верности вере христовой?

– Клянемся, – выдохнула толпа.

– Клянетесь ли вы не пожалеть жизни своей для пресечение всей богоотвратной ереси?

– Клянемся! – подхватили люди, воодушевляясь.

– Помните, что всякого еретика за отступничество ждет геенна огненная и адские муки. Клянитесь помнить об этом всю свою жизнь, передавая свет веры от детей к внукам?

– Клянемся! – в голосе людей уже слышалась громкая радость общего единения перед лицом церкви.

 Какое-то лёгкое подобие улыбки появилось на каменном лице инквизитора. Он знал, что ничто так не укрепляет веру, как страх перед болью и карой.

– Можете приступать, – едва кивнул он священнику, который должен был исповедовать приговоренного.

 Тот подошел к нему для того, чтобы отпустить последние грехи и благословить.

 Несчастный плакал. Под уродливым колпаком этого не было видно, но в тишине, повисшей над площадью, были слышны всхлипывания. Каждый зритель в толпе замечал, как вздрагивают плечи человека от сотрясающих их рыданий.

 Отец Ксаверий подавил в себе жалость. Он знал, что всё, что делает в эту минуту, происходит во имя любви к Господу и для блага заблудшей души несчастного. Тот пройдет через страдания и будет спасён.

 В этом и была миссия инквизитора – возвращать к Господу заблудших и уберегая паству от опасной ереси. Доминиканец был ответственен в этом городе за всех тех, в чьи головы протестант мог забросить зерна опасных мыслей. Искоренив зло в лице Отвиля, возможно, именем католической церкви он спасал всю округу. Ксаверий отлично знал, что молва разнесется далеко-далеко за пределы Санта-Фе. Страх перед Богом убережет людей от крамольных мыслей и беззакония.

 Священник закончил, перекрестив осужденного.

– Церковь прощает вас. Вы передаетесь во власть светского суда, – милостиво огласил инквизитор.

 Дальше зачитывал приговор член городского совета. Обвиняемому ставили в вину участие в грабежах, пиратстве, богохульстве и ереси.

– Суд города Санта-Фе приговаривает вас, Батист Отвиль, к сожжению на костре заживо, – закончил он.

 Толпа невольно охнула. Это был самый суровый приговор, который можно было вынести. Втайне каждый горожанин желал, чтобы случилось чудо, и несчастного помиловали.

 Юная графиня в ужасе закрыла лицо черной мантильей. Ей хотелось сбежать прямо с площади, чтобы не слышать криков, которые, наверняка, станут впоследствии кошмарами сновидений. Донья Фелисса сжала ей руку, чтобы та не вздумала даже приподняться с колен. У неё самой мурашки ползли по коже.

– Молись! – выдохнула дуэнья.

 Бледная донья София дрожащими губами зашептала молитву.

 Отец Ксаверий выждал паузу, подозвал к себе члена совета, который выступал в роли прокурора, и что-то прошептал ему на ухо.

– Принимая во внимание мнение Священного Трибунала, суд города Санта-Фе смягчает приговор, – объявил прокурор. – Батист Отвиль приговаривается… к удушению, и последующему сожжению на костре.

 Толпа снова выдохнула. В определенной степени это была милость. Обвиненный умрет быстро, и не будет мучиться в страшных муках, объятый пламенем.

 Отвиля выволокли из клетки и подвели к палачу, стоящему у городской виселицы.

 Не было барабанов для дроби, поэтому было тихо и жутко. Люди стояли на коленях, отводили глаза.

 Графиня дрожала, как осиновый лист.

– Казнь привести в исполнение, – только и сказал прокурор.

 Палач подтолкнул заключенного к виселице. У него было всё готово заранее.

 Донья София не выдержала, обняла кузину, спрятав лицо у нее на груди.

– Я не могу на это смотреть, не могу! – тихо зарыдала она.

– Молись, молись! – шептала донья Фелисса, зажмуривая глаза. Ей самой было страшно.

 Две женщины громко шептали молитву, чтобы не слышать ни хрипов, ни стонов человека, у которого из под ног выбивали опору.

 Донья София осмелилась открыть глаза, когда прокурор громко объявил:

– Свершилось!

 Тело протестанта уже вынимали из петли. Он был мёртв.

 Несколько помощников привязали труп к столбу. Вязанку хвороста облили маслом. Палач поднес факел.

– Помните, добрые католики, – сурово и торжественно произнёс инквизитор. – Ваши души будут гореть в геенне огненной, и вы будете терпеть адские муки целую вечность, если нарушите клятву, данную сегодня. Что же касается души грешника, она очистится в пламени и вознесётся в небеса.

 По веткам и прутьям побежал яркий огонёк.

 Толпа, не прекращая читать молитвы, смотрела, как вязанка хвороста разгорается всё больше. Огонь, поглощающий тело несчастного, отражался в каждых глазах.

 Отец Ксаверий смотрел на костёр и не знал, доволен ли был этой казнью.

Глава 9. Судно из Асунсьона

 Небольшое судно галерного типа, которым управляли крещеные индейцы-гуарани, подошло к берегу недалеко от Санта-Фе. Это произошло на следующий день после того, как посольство Лимы, завершив судебный процесс над еретиком Отвилем, отбыло в Буэнос-Айрес.

 Места у вёсел пустовали, и шло судно на парусах со стороны верховья реки. На палубе показался статный мужчина чуть старше тридцати в шерстяном плаще-серапе, украшенным яркими продольными полосами. По виду его можно было бы принять за охотника-гаучо 27 , но человек этот был не из местных. Из под его соломенной шляпы выбивались светлые, почти выгоревшие до белизны под южноамериканским солнцем волосы.

– Доктора! Ради всего святого позовите доктора! – закричал он к рыбакам, которые сушили сети на берегу. – Отец Бенедикт тяжело ранен дротиками проклятых дикарей!

27

Гаучо – социальная группа в Южной Америке, по образу жизни напоминавшая североамериканских ковбоев