Сенсация Ричарда Эшли

— Мудрые слова, капитан. — Эшли приподнялся на локте, отпил из бокала и вновь лег на подушки.

— Пока мы беседовали, один из моих людей обыскал вашу комнату. Но не нашел ничего занимательного, кроме вот этого. — Гранфорте постучал пальцем по рукописи. — Я достаточно хорошо читаю по-английски, чтобы понять, о чем идет речь.

— Но вы-то искали совсем другое, — заметил Эшли.

— Да. Но теперь мне понятно, что искали вы. В рукописи есть пропуски с краткими примечаниями: «Вставить фотокопию 1», «Вставить фотокопию 2», — и так далее. Я бы хотел оставить этот документ у себя.

— Вы возьмете его, что бы я ни сказал. Но учтите, что в римском корпункте моей газеты есть два экземпляра.

— Которые ждут только фотокопий, чтобы пойти в печать. Так?

— Так. А теперь, пожалуйста, потрудитесь уйти и дайте мне отдохнуть.

— Шантаж — весьма нелицеприятное занятие.

— Шантаж! — Эшли сел. — Вы решили, что я собрался шантажировать Орнанью?

— Это логичное умозаключение, господин Эшли. — Он поднял руку, останавливая поток горячих возражений. — Посудите сами. С какой стати итальянский аристократ, богатый и влиятельный, будет притворяться другом американского журналиста, который, судя по этому документу, намерен втоптать его в грязь? Почему он предлагает защиту и гостеприимство любовнику своей жены?

— Вы не имеете права так говорить!

— Неужели? — иронически улыбнулся Гранфорте. — Вы сами сказали, что ездили в «Уединение», место встреч влюбленных, и провели там, по вашим собственным словам, два часа. Мои люди с помощью фонаря обнаружили отпечатки протектора вашей машины, ведущие к храму. Нашли они и примятую траву. О чем я, по-вашему, должен подумать?

Эшли упрямо покачал головой.

— Я не шантажист. И не убийца.

— У вас есть мотивы и для того, и для другого. Убийство давало вам возможность получить документы, позволяющие отнять у Орнаньи его состояние и жену.

— Вы понимаете, что это значит? Вы обвиняете Козиму в соучастии в преступлении.

— Я не исключаю и этого.

Эшли наклонился вперед и закрыл лицо руками. Он понял, что проиграл. Куда бы он ни повернулся, везде стояли сети, а вырытые в земле ловушки поджидали его неверного шага. Он едва не рассказал капитану всю правду, но вовремя одумался. Что могли изменить слова? Все сказанное им переиначат и обратят против него. Оставалось только идти по кривой дорожке и надеяться, что где-то впереди забрезжит свет. Эшли поднял голову и взглянул на капитана Гранфорте.

— Вы намерены арестовать меня, капитан?

Странное выражение мелькнуло в глазах полицейского.

— Вы этого хотите?

— Я слишком устал, чтобы чего-то хотеть. Гранфорте покачал головой.

— Если вы понадобитесь мне, дорогой друг, я знаю, где вас найти. Покойной ночи и золотых грез!

Гранфорте встал, допил виски, надел фуражку, сунул рукопись под мышку и вышел из номера.

Ричард Эшли, не раздеваясь, так и лежал на кровати, разглядывая потолок. Наконец-то он один, недостижимый для злобы и голосов инквизиторов. Теперь он может подумать и попытаться сложить воедино кусочки картинки-головоломки.

Первым и наиважнейшим куском, вокруг которого должны выстраиваться все остальные, являлось родство Энцо Гарофано и Елены Карризи, секретарши и любовницы Орнаньи. Разница в фамилиях ничего не значила. Любой человек мог изменить как имя, так и фамилию, хотя было бы небезынтересно узнать, зачем это сделал Гарофано.

Не тот ли это источник, откуда появились письма и их фотокопии? Секретарша, к тому же и любовница, имеет доступ к личным бумагам своего босса. Но почему женщина хочет погубить мужчину, который содержит ее? Ревность? Действительно, Орнанья показал себя непостоянным и безжалостным любовником. В преддверии выборов он мог разорвать компрометирующую его связь. Все-таки перед ним маячила перспектива министерского портфеля. А Италия — страна, где не одобряют внебрачных связей. Этим, возможно, и объясняется появление Таллио Рацциоли. Аристократ устраивает семейную жизнь брошенной любовнице.

Вроде бы разумное предположение, но оно никак не объясняло истерическую ненависть Елены к нему и ее упорное нежелание признать вину Орнаньи. Если только Орнанье не удалось выдать ложь за правду. Он-то мог внушить женщине любую чушь. Быть может, на вилле он найдет к ней подход и сможет превратить из врага в союзника? Затем он подумал о Козиме, дорогой возлюбленной давних дней. Ему не позволили присутствовать при ее допросе. Она не знала, как он описывал столкновение. Ее показания слышали лишь Гранфорте и Орнанья. Быть может, она вновь предала его, назвав лжецом, чтобы выгородить себя и мужа. Эшли решил, что это очень и очень возможно. Он вспомнил Арлекина. Его ровный голос и холодные светлые глаза. Профессионал, оберегающий интересы своего государства. Безразличный к драме, равнодушный к страстям. Истина для него определялась лишь практической целесообразностью. По крайней мере он не делал из этого тайны.

Гранфорте? Гранфорте совсем другое дело. Гранфорте — частица системы привилегий и продвижений по службе, учрежденной Орнаньей. Глаза Эшли закрылись, и сон увлек его в мир кошмаров, где Козима звала его с высокого обрыва, а волны перекатывались через мертвеца с лицом Витторио, герцога Орнаньи.

Проснулся он в ярких лучах солнца, полностью одетый, замерзший, с горечью во рту от вчерашней выпивки. Из коридора доносились приглушенные голоса слуг и жужжание пылесоса. Он сел, протер глаза, посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого. У него есть два или три часа, прежде чем их сиятельства поднимутся и они поедут на виллу.

Эшли одевался, когда зазвонил телефон.

— Слушаю, — сказал он, подняв трубку.

— Эшли? — раздался голос Арлекина. — Извините за ранний звонок.

— Я уже встал. И одеваюсь.

— Вы уезжаете сегодня утром. Я бы хотел поговорить с вами до отъезда. Если можно, наедине.

— Отлично. Приходите и позавтракайте со мной.

— Где?

— Приходите в мой номер. Мы позавтракаем на балконе.

— С удовольствием, дорогой друг. Как вы себя чувствуете?

— Как побитая собака.

Арлекин хохотнул и повесил трубку. Положил ее и Эшли, окончательно оделся, заказал по телефону завтрак на двоих, вышел на балкон и закурил в ожидании кофе и Джорджа Арлекина. Во время завтрака маленький жизнерадостный англичанин предпочитал говорить на отвлеченные темы и лишь после первой чашки кофе перешел к делу.

— Я решил быть с вами откровенным, Эшли.

— Это шаг вперед, — буркнул тот. Он едва притронулся к еде. — Почему?

— Я думаю, это выгодно нам обоим.

— Что ж, давайте послушаем ваши откровения.

— Я так же, как и вы, уверен в том, что Гарофано убили. Правда, еще не решил, кто это устроил, вы или Орнанья.

Эшли ничего не ответил, и Арлекин продолжал:

— Положение у меня любопытное. Я бы только радовался, окажись вы виновным. Тогда я без помех мог бы довести до конца важную политическую интригу, выгодную моему государству. Не будет ни скандала, ни разоблачений. Вы понимаете меня, не так ли? — И на его губах заиграла невинная, как у младенца, улыбка.