Сепар

Ещё поднимаясь, я разобрался в раскладах, что меня ждали. Думал, дело лёгкое – вскрыть дверь, а она у журналиста бронированная, проникнуть внутрь, разбудить ушлёпка, показать на планшете запись его речи, чтобы понял, почему к нему пришли, всё молча, звук у камеры включен, но я не собираюсь издавать звуки. Только жесты. Однако, оказалось, что в соседней квартире пять бойцов, хорошо вооружённых, стерегут покой журналиста, что спал в своей квартире. Один спал. Поэтому, покинув лифт, глянув на зрачок скрытой камеры, уже мёртвой, что смотрела в сторону кабины лифта, сигнал шёл на ноут, где, зевая, сидел один из охраны. А тут насторожился, картинка пропала, но меня тот не видел, я дотянулся до камеры до открытия дверей. А сжёг я камеру Силовой Ковкой, так что демонстративно достал кредитку, трофейную, сунул в щель двери и, поработав ею у язычка замка, открыл замок двери квартиры с охраной. Шутка, конечно, такие двери вот так просто не откроешь, и специалисты, просмотрев запись, это поймут. Но открыл дверь, там охранник поднимал остальных, трое спали, двое бодрствовали до моего появления. При этом тревоги особо не было, видимо посчитали, что камера сама вышла из строя, но на всякий случай всех подняли. Однако ничего сделать не успели, дверь зала открылась, и вышедший в коридор охранник, поправляя бронежилет, получил пулю в лоб. Я «Глок» держал в левой руке, правая и сейчас болела, стрелять с неё точно не стоит. Сразу заглянув в зал, выстрелил в ещё одного, что схватился за оружие. Заорать он не успел, я горло сдавил телекинезом, не хочу, чтобы нашумели, тихо сработать желаю. Всё под камеру. Пройдя дальше, я открыл дверь кабинета, где был ноут и трое других, и, молниеносно переведя ствол оружия с цели на цель, пристрелил всех троих, попадая в голову, но я подошёл и сделал контроль. Потом тем двоим первым.

На камере отлично видно снаряжение на мужиках в гражданской одежде, оружие, помповик и автоматы. Похоже журналист нанял каких-то левых. Может, какая-нибудь частная охрана. Покинув квартиру, я также кредиткой демонстративно одним движением открыл соседнюю бронированную дверь и, потянув её на себя, прошёл в прихожую, стараясь не топать ботинками (на мне почти шестьдесят кило снаряжения и оружия), затем в спальню. Там достал планшет и, найдя запись воззвания этой сволочи, подготовил к съёмке, всё это камера фиксировала. Включив настенный светильник-бра над головой журналиста и держа наготове пистолет и планшет, я ожидал, когда тот проснётся. Однако тот морщился, но не просыпался, отчего, чуть разведя руками, это машинально, от возмущения, я сильно стукнул его по лбу глушителем пистолета. Вот теперь сразу проснулся и сел, потирая правой рукой пострадавшее место. Пальцем левой руки, где у меня пистолет зажат был, планшет в правой, я включил видео и держал экраном к хозяину квартиры до конца видео. Тот сел, оперевшись на подушку, глядя на меня, на экран перед собой, кидал взгляды по сторонам, явно испуганно. Что происходит, он понял, не дурак, объяснять не нужно. Косился на пистолет на тумбочке, но не рисковал. Как его речь завершилась, я дважды выстрелил. Первая пуля в сердце, вторая в голову.

– Работайте, братья.

Ведь не хотел говорить, вырвалось. Это для парней российских войск и наших республик, что посмотрят это видео. Может и затру, пока сам не знаю. Развернувшись, я направился обратно, на ходу убирая планшет в нагрудный карман, пистолет в кобуру уже убрал. На подходе к лифту камеру выключил. Редактировать не буду, так нашим пошлю. Возможно, официальный представитель народной милиции ДНР, полковник Басурин, и сообщит об этом, дав кадры из записи. Всё вряд ли, но часть наверняка. А пока я спускался на первый этаж, просмотрел запись на планшете, та сразу на него шла, сохранил, и, выходя из парадной, этот холл на подъезд никак не тянул, настоящая парадная, и, подойдя к велику, что был прислонён к одной из дорогих иномарок на парковке, набрал номер своего комбата. Кстати, мой номер у него не высветится. А всё просто: я не использую местные симки связи, без них вышел на укросвязь. Пока шли гудки, я размышлял. Вообще журналисты они неприкосновенны, я это сам поддерживаю, считаю правильным, но вот эту мразь я не считал журналистом и не согласен с тем что тот находится под защитой как представитель прессы. Тот сорвал все покровы одним этим своим подлым воззванием, чем сразу встал в ряды националистов. А их уничтожать нужно, так что тут порядок, всё сделано правильно. И по квартире, она не его, хозяин телеканала выделил одну из своих, тот не заработал себе на такое жильё. Одно это показывало, что хозяин канала поддерживает воззвание этого ушлёпка. Тоже навещу, но пока комбат. Молчание. Пришлось повторно набрать. Наши первыми должны дать правильное освещение этой ликвидации, пока укрожурналисты не завоют в своей манере, что их убивают ни за что. За правду…

Комбат всё молчал, поэтому я прикинул, что по моим прошлым ночным действиям. Вой стоял даже больше, чем я думал. Похоже серьёзно напугал, и сейчас не утихали. В том зале для совещания двадцать два нацика погибли, ещё трое потом в больнице умерли, остальные пострадали так, что долго восстанавливаться будут. А вот с Аристовичем, что странно, пошумели и забыли, за сутки его быстро как-то заменили, мои догадки были верны, замены подготовлены, тоже из киевской власти, сладкоречив, подхватил выпавшее знамя. Поэтому по сути моя прошлая ночная акция особо ничего не изменила, разве что семьи многих националистов, как и они сами, рванули в западные области. Многие ранее отправили свои семьи, теперь забеспокоились оголтелые, что ещё колебались. Сбежали из Киева, не все, малая часть, но было такое. Вот и все последствия. Тут наконец ответили, и явно сонным голосом комбат сказал привычное:

– Слушаю.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Прапорщик Алмаз. Извините что звоню в такое время, но есть причины. Журналист, что предлагал убивать наших детей, ликвидирован пять минут назад. Под камеру. Он под охраной был, охрана также ликвидирована. Запись готова к отправке, для подтверждения акции. Высылать?

– Погоди, ноут подключу… Всё, пошла загрузка. Ты когда домой возвращаешься?

Похоже понял, что приказы на меня не действуют, возможно, внутренне поддерживал эту акцию, поэтому и задал такой вопрос.

– Этот укропатриот в одной из квартир хозяина телеканала жил, похоже тот поддерживает его выступление. Навещу, а потом домой.

– Хм, никак не проснусь, лёг час назад, больше суток на ногах был. Ты про похищение дочери мэра Купянска слышал?

– Да, читал сообщение, два дня назад её СБУ в Ивано-Франковской области взяли.

– Я смотрю, ты в Киеве как рыба в воде. Сможешь вытащить девчонку? Хм, всё, запись скачалась.

– После двух дней в руках СБУ? Она уже в мясо, поверьте.

– Это просьба.

– Да смогу, без проблем.

– Сделай, очень прошу.

– Хорошо, сейчас и займусь. Сначала выясню, где она. Тогда, если жива, с нею на руках домой. Пора возвращаться. А то тут чёрт его знает, что творится. То ли американские спецслужбы, то ли россияне устроили акции прошлой ночью.

– И это не твоя работа? – ехидство в голосе так и звучало.

– Нет, я отлёживался.

– А похоже. Твой стиль – быстро, жёстко и эффективно. Да и эффектно, чего уж там.

– Товарищ полковник, честно признаюсь, после подвалов СБУ я не совсем в форме. Кисть руки сломана. Гипса нет, наложил шину, вроде начала прирастать, а тут раз, во сне навалился и снова сломал. Гипс нужен. Так что мне тут никак было. Это журналиста пистолетом пострелял с левой руки и проблем нет, а вот такие акции… Извините, я не смог бы. Не в форме.

– Жаль, надеюсь, они продолжатся. Ты, прапорщик, береги себя, жду возвращения домой.

Дав отбой, я убрал планшет в кармашек и, устроившись на велосипеде, покатил прочь. Про перелом я слил информацию, обдумав это решение, пусть придётся с гипсом походить, в бой уже не отправят, но откреститься от этих акций стоит хотя бы таким способом. Я не я и собака не моя. Я даже парковку покинуть не успел, как остановился, заинтересовало меня содержимое багажника одного из люксовых авто на парковке. Видение не отключал, вот и показало.

– Как интересно!

Японский чёрный внедорожник, года нет, как с конвейера сошёл, он был забит чемоданами, в багажнике и даже в салоне. В чемоданах евро. Плотными пачками. Восемь чемоданов, пачки разным номиналом. Около пятидесяти миллионов евро. Остановившись, я достал планшет и быстро пробил номер машины. Принадлежала она супруге министра аграрной политики. Я смотрю денежная должность. Чего же в наличности держат, счета за границей открыть не смогли? Также похоже утром хозяйка машины собралась покинуть город. На лобовом стекле спецпропуск, пока не видел такие, видимо недавно ввели, возможно, посты эти машины не останавливают. Точно не скажу, не видел, именно возможно. Ну и пока раз уж тут стоял и ждал, проверил местоположение хозяина телеканала, одной из квартир которого пользовался этот укрожурналист. Два из четырёх телефонов показывали, что тот во Франции. Свалил в первый день начала спецоперации. Нос, я смотрю, по ветру держит, понимает, что с ним будет, когда сюда российские войска войдут. Стоит отметить одну хитрость со стороны России. Она тут помогает Донбассу, о чём постоянно трубит, и, по установленным правилам, все взятые в плен военные преступники будут передаваться ЛНР и ДНР, а здесь смертная казнь, в отличие от России. Намёк поняли? Я, кстати, тоже не сразу об этом узнал, а как выяснил, только посмеялся и был доволен весь день, пока мне у танка башню не заклинили. Ну там дальше – знаете.

Ждать я не стал, снял машину с сигнализации, бак у той полон, дизельный двигатель. Велосипед закинул на чемоданы на заднем сиденье и, запустив двигатель, покинув парковку, выехал с территории двора, тут шлагбаумы, но пульт поднятия был тут же, вот и открыл дистанционно. А покатил я к перекрёстку. Проезжал неподалёку ранее и видел там бронемашину, «Новатор», с крупнокалиберным пулемётом НСВТ, рядом вроде трое солдат. Машина имела обозначения бывшего националистического батальона «Айдар», который ещё в пятнадцатом году переименовали в Двадцать четвёртый штурмовой батальон. Многие из старослужащих продолжали наносить на свои машины старые эмблемы. Вот и с этой машиной так. Подкатившись, я мягко притормозил, солдаты насторожились, двое направили в мою сторону автоматы, стоит отметить, что тут только солдаты, а бойцов теробороны, коих видно везде и всюду, тут не было.

Держа руки на виду, я направился к украинской бронемашине. Патрульная версия, пикап, два члена экипажа и три солдата десанта, это всё, что та могла взять, плюс груз в кузов, но мне она подходила.

Ближайший солдат что-то сказал на суржике, но я уже выдернул из кобуры пистолет, приблизившись до двух метров, усилил пси-силой физические возможности, поэтому произошло всё не просто быстро, а молниеносно. Никто просто не успевал отследить мои движения. Камера у меня на груди была включена, писала всё на планшет. Первые пули в лоб, под каски тем двум, что держали меня на прицеле, но выстрелить так и не смогли – я телекинезом не дал нажать на спуски. Потом достал командира в звании штурм-сержанта, стрелка у пулемёта, который до первых моих выстрелов лениво курил, а потом, подойдя, телекинезом открыл водительскую дверь, хотя водила, судорожно крича, заперся, и я застрелил его. Тот за рацию схватился, пытался предупредить своих, но рация не работала, понять этого он не успел, раньше умер. Выбросив тело, я отключил камеру и занялся сбором трофеев.