Сэр Невпопад из Ниоткуда

Я молчал, не сводя с него глаз. В глубине души у меня шевельнулось было желание наброситься на него, повалить на пол, сжать его тощую шею ладонями и ощутить, как стихает биение его жизни, как тускнеет взгляд. Но я даже пальцем не шевельнул.

Просто не мог себя заставить это проделать. Не видел смысла его убивать. После всего, что со мной случилось, это было бы... как-то мелко, что ли...

– Откуда ты всё узнал? – спросил он меня.

Я удовлетворил его любопытство. Спокойным, безмятежным тоном всё ему выложил начистоту. Обстоятельства, при которых я был зачат, и то, что у нас с Энтипи одинаковые родимые пятна, и зачем я пожаловал в Истерию, ко двору, и как складывались наши с принцессой отношения, и как я догадался, что к чему. Словом, всё.

Он слушал меня не перебивая, только головой кивал. Когда я замолчал, он стал шагать по камере взад-вперёд, заложив руки за спину, и только тогда я впервые заметил, что он... слегка прихрамывает на правую ногу...

О боги! А мне так хотелось верить, что я ошибся на его счёт! Если б не эта его хромота, то, вздумай он отрицать, что был в трактире в ту достопамятную ночь, я не усомнился бы в его словах...

Шут наконец остановился и, прислонившись к стене, сказал:

– Та ночь была едва ли не самой скверной в моей жизни.

– Да неужто? – с издёвкой спросил я.

– О да! – с печалью в голосе подтвердил он. Я вспомнил слова Беатрис насчёт того, что люди далеко не всегда таковы, какими кажутся. Это ведь она о шуте говорила. Прежде всего о нём, а не об одной Энтипи, как я тогда решил. Потому что сейчас и манерами и голосом он нисколько не походил на того придурка, какого корчил из себя в присутствии короля и придворных. Это был совсем другой человек. Говоря со мной, он словно бы обращался ещё к одному слушателю – к грустной тени, которая прежде, в земной своей жизни была моей матерью. – Потому что это они... рыцари... настояли на том, чтобы я тоже принял участие... Им это показалось безумно смешным. Весёлой шуткой. Чтобы шут овладел женщиной, которой до этого всласть натешились благородные сэры. Они нипочём от меня не отстали бы....

Голос его прервался. Казалось, он сейчас разрыдается. Но я был далёк от того, чтобы ему посочувствовать.

– Я всё время... всё время шептал твоей матери на ухо: «Прости меня, прости, я этого не хотел, прости...» И при этом улыбался, чтобы они остались довольны своей затеей. Вот такую шутку они с нами сыграли. С твоей матерью, со мной и с тобой.

– Дерьмо ты паршивое, – сказал я. – Рыцари-то наверняка были пьяны. Тебе ничего не стоило бы их обмануть. Мог бы только сделать вид, что её насилуешь. Только прикинуться... Но вместо этого ты ею овладел, чтобы хоть в этом с ними сравняться! Тебе это льстило, трус несчастный! И теперь, спустя долгие годы, ты здесь передо мной распинаешься, мол, я этого не хотел, так получилось! Дескать, у тебя у одного из всей развесёлой компании имелась совесть, и ты проделал с ней эту мерзость поневоле, в отличие от остальных. Ведь ты ради того мне всё это рассказал, чтобы я тебе посочувствовал, подумал бы, что вы с ней оба были невинными жертвами, а рыцари – жестокими палачами. Не дождёшься! Знаешь, что я тебе на это отвечу, шут?! Уверен, ты вряд ли от кого-нибудь ещё такое услышишь: не смеши меня!

Он опустил глаза и едва слышно пробормотал:

– Можешь мне не верить, Невпопад. Дело твоё. Не мне тебя в этом винить.

– О, благодарю от всего сердца. А то я всю жизнь провёл в страхе, что ты меня в чём-нибудь обвинишь... – Некоторое время я молча на него смотрел, а после спросил: – Скажи, ведь это всё ты?

– Я уже тебе во всём признался. Да, я обладал твоей матерью, как и оста...

– Да я не об этом! – Он недоуменно взглянул на меня, склонив голову набок. – Ведь это ты – подлинный правитель Истерии? Находчивый, изобретательный, дальновидный? Рунсибел – пустое место, верно?

Он кивнул, улыбаясь:

– Молодец! Ты, видно, умом в меня пошёл. И кое-что ещё унаследовал, без чего мог бы и обойтись. – Последнее утверждение он сопроводил выразительным взглядом на мою увечную ногу. – Дополнение не самое удачное, но что поделаешь.

– Как же это мать мне не сказала, что один из её «клиентов» имел физический изъян? Это могло бы значительно сузить круг моих поисков. Ведь я не сомневался, что рано или поздно найду своего папашу.

Одклей пожал плечами:

– Темно было. Да и она на нас смотрела... прежде чем всё это случилось... таким восторженным взором. Мы, поди, все до единого представлялись ей высокими, широкоплечими красавцами. Я же...

Уловив в выражении моего лица презрение и досаду, он осёкся и перевёл разговор на другое:

– А насчёт моего участия в управлении страной ты совершенно прав. В качестве шута я привык подмечать необычные, сокрытые от остальных стороны вещей и явлений. И в людях вижу прежде всего то, на что другие и внимания не обращают. Но о моей роли никто, кроме тебя, не догадывается... Рунсибел – пустое место, это ты тоже верно заметил. Ни умом, ни мудростью бог его не наделил. В общем, человек он довольно заурядный. А с другой стороны, стать королём не всякий на его месте сумел бы. Не любому заурядному человеку такое по плечу. Я даю ему советы, как поступить в той или иной ситуации, что предпринять. Ему нравится быть на виду, я же с охотой остаюсь в тени. Люблю направлять ход вещей и стараюсь по мере сил сделать этот мир хоть немного лучше.

– Пока что он похож на чёртову свалку, сточную канаву. В этом есть и твоя заслуга.

– Мы все делаем для нашего мира то, что нам по силам. И ты не исключение.

– Плевать я хотел на этот мир. Мне только до себя самого есть дело.

– Не скромничай. – Шут бросил на меня скептический взгляд. – Ты мог бы выложить всё, что знаешь. И о чём догадываешься. Так нет же, удержался. Пожертвовал собой ради других. А это ведь и есть подлинный героизм, Невпопад. Любой отец на моём месте гордился бы таким сыном.

Вот уж это он зря сказал. Моё терпение лопнуло. И на корточки присел рядом со мной тоже напрасно. Я изо всех сил двинул кулаком по его мерзкой физиономии, и раздавшийся при этом хруст прозвучал в моих ушах сладчайшей музыкой. Шут опрокинулся на спину и растянулся на полу.

– Поздравляю, теперь и у тебя нос сломан! – сказал я ему, не скрывая злобной радости. – Одному богу известно, сколько раз мне довелось испытать подобное удовольствие!

Я склонился над ним, и он инстинктивно прикрыл ладонями лицо. Думал, я ещё ему добавлю. Знаете, прежде я наверняка так бы и поступил. Прежде я не задумываясь придушил бы его голыми руками. Но теперь...

Теперь я себя чувствовал слишком усталым, слишком опустошённым.

С меня довольно было вида крови, сочившейся из его поломанного носа. Здорово я ему врезал. Кровь текла обильно. Приятно было убедиться, что руки мои по-прежнему сильны и удар получается что надо. Откинувшись назад, я привалился к стене.

– И это всё на сегодня? – спросил Одклей.

– Тебе мало? Так только скажи, я добавлю...

– Нет, что ты... Этого вполне довольно... Просто... любопытно...

Мне успело уже порядком надоесть его общество. Но всё же ради поддержания разговора я вяло поинтересовался:

– В каком смысле?

– Твоё мировоззрение изменилось, Невпопад, кругозор расширился. Ведь ещё несколько лет назад, случись нам с тобой встретиться, ты бы на этом не остановился. Лупил бы меня до тех пор, пока дух из меня не вышиб бы. Потому что ненависть ко мне была для тебя едва ли не смыслом жизни. Главным мотивом всех твоих поступков.

– Ты себя переоцениваешь, – буркнул я.

Он продолжал спокойным и уверенным тоном, так, будто не расслышал моих слов:

– Но теперь ты стал частью куда более прихотливой конструкции, более сложного замысла высших сил, в сравнении с которым я сделался для тебя чем-то весьма незначительным, не стоящим внимания. Желание мне отомстить перестало быть смыслом и главной целью твоего существования.