Серая мышь на тропе войны

Он засмеялся хрипло, будто ворона каркнула, а потом закашлялся:

— Пойду прилягу. А ты сиди, жди Леню, он тебя отвезет домой.

— Никого я ждать не буду, — буркнула, но он не услышал, поднялся и снова по стеночке пошел в комнату.

А я… Ну а что я? Встала и пошла мыть чашку. Самой было странно, но, как ни хотелось сделать поперек, я все равно подчинилась его приказу. Буду ждать этого Леню, не хочу тратить деньги на такси. А вот сидеть не собираюсь. Чего сидеть без дела? Стол вон липкий, словно его не мыли никогда… Пыль опять же везде. Да и вся квартира как будто не жилая. Как будто Вадим Петрович тут бывает только изредка. Но сказал, что платит за телефон. Вроде бы если не платить, его отключат? Значит… Ой, да ничего это не значит. Какое мне дело до этой квартиры, до ее хозяина-алкоголика, до его телефона…

Я протирала кухонную тумбу, когда входная дверь негромко хлопнула. Сердце мое на секундочку замерло, а потом забилось часто-часто. Обернувшись, я увидела светловолосого парня, одетого в черный костюм. Узко поставленные голубые глаза смотрели так, словно он застал меня в своем курятнике за кражей цыплят. В гляделки мы играли недолго — парень прищурился и спросил:

— А ты кто?

— Васса я, — уже с раздражением в голосе повторила я.

— Я имел в виду — какого хрена ты тут делаешь?

— Вы Леня? Вас жду, — ответила и тут же услышала хриплый голос из комнаты — таким мог бы говорить злой волшебник черного леса.

— Леня, ты?

Парень смерил меня странным взглядом напоследок и пошел в комнату:

— Я, Вадим Петрович. Вот ваш телефон.

Голос у него был совсем не радостный. Похоже, он даже злился. Я выглянула из кухни и увидела, как хозяин квартиры сел на диванчике, держась за голову:

— Давай сюда. Там девушка, отвези ее домой. Ну, ты меня понял, да?

Его пальцы затыкали в экран красивого большого телефона, Вадим Петрович простонал:

— Блин, я звонил Маринке… И Снежане! Вот бп…! И Анюте до кучи…

Леня повернулся ко мне и кивнул на дверь:

— Пошли.

Пожав плечами, я взяла свою сумку и потянулась за ним в коридор. Мы спустились вниз, вышли на улицу, и Леня нажатием на кнопку заставил поморгать большую светлую машину, блестящую лаком, будто ее недавно вымыли. Отчего-то эта бандура вызвала во мне чувство спокойствия и уверенности. На ней невозможно попасть в аварию, я это знала. Поэтому села на переднее сидение, когда Леня открыл мне дверцу. Причем сделал это привычно, на полном серьезе, и я подумала

— он делает так каждый день. Молодой парень, обращается уважительно к Вадиму Петровичу, но не только из-за возраста — наверное, подчиненный. Вон как! Алкоголик-то — начальник! Прямо чудеса…

— Ну, куда едем, Васса? — спросил Леня, садясь за руль и заводя мотор.

— Воскресенская набережная, дом двенадцать, — со вздохом ответила я. — Опоздала на собеседование, теперь уж только домой…

— Ничего себе, девушка! — присвистнул Леня, выруливая со двора на улицу. — Твои родители бизнесмены? Или папа министр?

Я покачала головой, ничего не ответив. Какими вещами измеряется положение человека в городе! Хватит влиятельных родителей, чтобы быть богатым и уважаемым. Вот в деревне все не так. Саню Зайца уважают за то, что он лучше всех охотится на зайцев, потому и прозвали так. Никто не знает ходить за животиной лучше деда Аксентьева, даже ветеринар, что приезжал несколько лет назад, учился у него. Матрена споро готовит пироги и караваи, за день может собрать стол хоть на тридцать человек, хоть на сто. А бабка Анфиса знает, чем вылечить все-все хвори, да и травки у нее самые правильные… Там у нас по человеку судят — что умеет, что знает. А тут… Кто родители, сколько у них комнат да машин.

— Тетя у меня актриса. А дядя профессор, — коротко ответила я, глядя в окошко на пролетающий мимо Питер. Вот и вокзал, куда я приехала две недели назад. Какая я тогда была дурочка, сейчас-то уж обтесалась маленько. Ездить в транспорте да в машинах мне нравится, скорость полюбила! И в туалете ершиком за собой еложу по горшку — чтобы чистенько было. И душ употребляю правильно. И моюсь почти каждый день, а не по субботам, как в деревне…

— Повезло. А сама откуда?

Снова вздохнула. Сколько раз уж отвечала на этот вопрос?

— Красноярский край, Енисейский район. Вам-то что? — с вызовом спросила. Леня усмехнулся. Я не видела, поняла по голосу:

— Да ничего. Просто спросил.

Он подвинул вперед ручку, которая разделяла наши сиденья, и вдруг переместил ладонь мне на колено. Я даже сразу не поняла, что случилось, а потом застыла. Кровь бросилась мне в лицо. Жаром запылали щеки. Сафрон… Его рука была горячая, жилистая, шершавая. Грубая. И голос… Голос уверенного в себе человека, который знает, что добьется своего. «Одной тебе не справиться, ты выйдешь за меня».

Когда в груди больше не осталось воздуха, я резко отбросила руку Лени, отшвырнула ее подальше, как тушку убитой мыши.

— Ну, ты чего, милашка? — снова усмехнулся он.

— Что вы себе позволяете?! — возмутилась я. — А еще приличный человек! У вас так принято в городе?

— Ладно, ладно, не истери! Может, ты мне понравилась.

— А если вы мне не нравитесь?!

— Ты такая переборчивая? У тебя в деревне лучше парни?

Он откровенно издевался надо мной. Ухмылялся так гадко, что захотелось вдарить его дрыном по морде. Жаль, дрына нет, как тогда, с Сафроном… Ничего, если полезет еще раз, вмажу сумкой, там два красивых камешка, которые я подобрала на набережной неделю назад.

Но Леня больше попыток не предпринимал. Он молча рулил, став серьезным, молчал и смотрел на дорогу. А я кусала губы. Зачем он все это делал? Зачем сказал, что я ему понравилась? Я не понимала. Сафрона я понимала. Ему мать велела ко мне присмотреться еще несколько лет назад, он и присматривался: то подарок пришлет с младшим, то воду из колодца поможет вытянуть. А отец после похорон моего тяти приходил к мамке. Говорил с ней долго, один на один, меня выгнали в сени. Но я подслушала, не будь дура. Речь шла о сватовстве. Мол, и хозяйка я хорошая, и собой неплоха, и детей, даст Бог, рожу много. Перестарок, конечно, к восемнадцати годам иду, но зато послушная и молчаливая, а еще благодарна буду их семье, что возьмут меня в таком возрасте, сироту.

Мамка тогда молчала, все за сердце держалась, черная с лица сидела… Только мужа в землю положила, а тут и дочь забрать хотят. Чтобы помочь, но все же забрать. Только вечером заговорила со мной о Сафроне. Спросила — люблю ли, хочу ли замуж…

Мы с мамкой всегда говорили по душам. Чего таиться? Секретов у нас не было. Вот я и сказала ей — не знаю, ничего не чувствую к этому парню, да и замуж пока не тороплюсь. А хозяйство… Справимся вдвоем, а в покос наймем мужика из деревни за пару ягнят и кроличьи шкурки. На том и порешили. А потом и мамку Господь прибрал к себе… Кроме Сафрона, ко мне никто не сватался, писаной красавицей я никогда не была, да и на посиделки, на вечерки не ходила. Поэтому слова Лени меня удивили. Неужели в Питере девушек нет красивых? Че ко мне лезть-то?