Серая мышь в большом городе

Мужской голос! Взвизгнула со страху, пытаясь прикрыться, глаза распахнула, а в них защипало сразу, будто золой кто-то швырнул! Поскользнулась и, чтоб не упасть, ухватилась за шторку, а она не выдержала, упала на меня, сорвавшись. Ну, хоть прикрыла от взгляда старика с седыми волосами и морщинистыми щеками!

На мой вопль примчались тётка с Катериной, первая тут же оттеснила мужчину в коридор, говоря:

– Ничего, Костя, ничего, это моя племянница, не обращай внимания!

А вторая заохала, бросилась закрывать кран, ругая меня во весь голос:

– Да что же такое! Что же ты творишь! Что прыгаешь в ванне? Зачем шторку сорвала?

– Я ис…пугалась! – меня бросило в жар, потом в холод, аж зубы застучали. – Он неожиданно вошёл…

– Не он, а Константин Алексеевич! – всё так же причитая, перебила меня Катерина. – Тебя что, душем пользоваться не научили?! Дверь закрывать на защёлку?

Она бросила мне полотенце из шкафчика, собирая повисшую на двух колечках шторку, качая головой:

– Ну смотри! Ну чисто под корень оборвала! Тут уж и не зашьёшь! Придётся новую покупать…

– Простите, тётя Катерина, – покаянно прошептала я, чувствуя, как наливаются горячей влагой глаза. – Я не нарочно, правда, не нарочно!

– Да что уж… – она махнула рукой. – Одевайся, не стой. Замёрзнешь, заболеешь, возиться с тобой потом…

Она критически осмотрела мою одежду и покачала головой:

– Это всё, что у тебя есть? Смотри, на улицу так не выходи, а то полиция заберёт, подумает, что ты нелегалка или бомжиха. Ох, чую, хлопот с тобой буде-е-ет…

Я чуть со стыда не сгорела. Ой, правы были бабы… Куда я попёрлась? Сидела бы дома, ходила б за коровой да не высовывалась! Разве может курица стать лебедью? Не может. Не место мне здесь, ох, не место…

Юркнула в отведённую мне комнатку так быстро, что ветерок в ушах свистнул. Села на кровать, машинально разглаживая складки покрывала, прикусила губу. Вернуться? Нет, возвращаться мне никак нельзя. Никак… Надо привыкать, учиться. Как сказала Катерина? Дверь на защёлку закрывать, душем пользоваться? Эх, про защёлку не подумала! Да как думать-то, ежели у нас ни дом, ни баня не запирались никогда! Во всей деревне никто никогда ничего не запирал! Вон к Матрёне за лопатой иль за вьюрком ходила сколько раз – зайду, возьму, а потом просто на место положу… А душ – ну кто ж знает, что оно такое? Научусь. Надо к Катерине подлизаться, чтоб показала да объяснила.

Вытерла слёзы ладонью, вздохнула, а тут и стук в дверь. Подхватилась от страха, сердце аж заколотилось, а вошла Катерина:

– Вот тебе одежда на первое время. Смотри, Лерочкина, но она уже не носит это. Вот штаны, кофты, майки тут… Пижама-то есть у тебя? Покажи-ка свой гардероб!

– А она не заругается?

– Кто? Лерочка? Да нет. Это старые вещи, говорю же – не носит. Ты вроде с неё ростом будешь, только потолще чуток. На тебе и пижаму.

– У меня… сорочка.

– На смену будет. Не спорь.

Женщина сложила стопку одежды на кровать и смотрела несколько минут на меня. Потом покачала головой:

– Ты, девочка, как из другого мира. Ну да ладно, не чужая Аделаиде Марковне, устроит она тебя. Только будь скромной и не перечь. И вот что ещё…

Она замялась на минуту, потом понизила голос:

– На хозяина даже не думай смотреть! Не для тебя он, запомни! За него хозяйка порвёт.

Я почувствовала, как жаром заливает щёки, и помотала головой, опустив глаза. Пошто мне хозяин? Не надо он мне…

– Ну, гляди. Я тебя предупредила.

И вышла. Я тронула ладонью мягкую, пушистую кофту сверху стопки, погладила. Я буду скромной, я не буду перечить… Так надо.

Глава 3. Мир не без добрых людей

4 сентября

Утро выдалось чистое и слёзное, как будто Господь умыл весь мир до того, как люди вышли на улицу. Мне стало так хорошо, что чуть не расплакалась, настолько почувствовала себя причастной к этой красоте мира. Словно домой попала да увидела, как подросшие оленята следуют за мамкой на водопой на Красный ручей…

Воздух, правда, здесь… Не такой, как дома. Там и дышится свободнее, там запахи другие – сосновые иглы, мох, сырость прелых листьев, коровой пахнет, дымом из печной трубы, туманом… А тут машинами, железом, асфальтом. Даже деревья чахлые, а как иначе? Вон как из выхлопных труб дымит…

Я дошла до остановки и остановилась рядом с деревом. Тополь. Как у нас в тайге. Только немного другой. Я приложила ладонь к шершавой коре, словно пытаясь ощутить душу дерева. Ничего. Пустота. Но я почувствую её, надо только время…

Время шло, я менялась. Вот уже две недели, как я жила в городе. Первые дни было, конечно, очень трудно, но я очень старалась понравиться всем. Не обошлось и без происшествий. На следующий день после приезда я встала раненько, как дома, решила помочь Катерине по хозяйству. Как все спали, спросить было не у кого, я помыла полы в зале. Отмывались они плохо, точно маслом кто замазал, но я всё же оттёрла большую часть залы. А потом Катерина прибежала ко мне в комнатку со страшным взглядом – у неё даже не было голоса, чтобы кричать. Она просто схватила меня за руку и потащила в залу. Я ужаснулась: пол вздыбился местами, пошёл пятнами, как кожа лишаистой овцы… Оказалось, полы тут паркетные, их мыть вообще нельзя, только специальным воском тереть, а я всё испортила – ведь не просто водой мыла, ещё и средство на кухне у Катерины нашла, чтобы верхний слой стереть…

На счастье, тётка ругаться не стала. Смеялась много, ага. Руки в боки упёрла и хохочет, что та умалишённая! Это тоже было страшно. Но не наказала, не злилась, только махнула на Катерину, которая квохтала, будто наседка ястреба приметила, и сказала вызвать мастеров для того паркета. А мне велела строго больше самой ничего не делать. Как это она сказала? Не проявлять инициативы. Потом, за завтраком, думала много и объявила, что найдёт мне работу побыстрее.

И нашла же! Вот как раз вчера сказала: «Езжай, Васса, завтра вот по этому адресу, там полы мыть надо». Как раз по мне работа, как посмотреть. Полы-то я мыть точно умею. Да и копеечка в дом, отблагодарить тётку за гостеприимство. Вот теперь еду. Катерина меня научила на автобусах ездить, на метро, когда я с ней на рынке была. Показала, как платить, показала, куда идти, в общем, прониклась моей судьбой, не оставила одну. Тётке-то недосуг, она в театре роли играет – каждый вечер у неё антреприза! Вроде как звезда, актриса! Даже гордость берёт – она же из тайги, как и я, как мамка… А ить не побоялась сама поехать, безо всяких родичей тут, в Питере. И устроилась, разве же скажешь, что сибирячка? А днём тётка отдыхает да принимает всяких людей. И мешать ей не смей, а то разнервничается, давлением будет маяться… Давление это я усвоила накрепко после того, как поплохело однажды тёте Аде. Скорую вызывали, фельдшеров.

Глянула с испугом, не пропустила ли маршрутку. Нет, не было ещё, вон люди стоят, ждут. Надо поближе подойти к остановке.

Народу было много – человек пять. Девушки и тётки, и один мужчина. Я почему-то сразу на него внимание обратила. Сидел он, развалившись на скамейке с закрытыми глазами. Небритое лицо его было опухшим и больным. Круги под глазами, ссадина на скуле и рассечённая губа, на которой запеклась кровь. Пьяный подрался, небось. Эх, работяга, зачем так пить-то? Мне стало его жалко. Тятя никогда не пил. У нас дома даже бражку не гнали, как в посёлке. Там-то пили многие, не только мужики, но и бабы тоже. Ухайдокаются на поле или по хозяйству, а вечерком пропустят одну-две. Мужики, те зимой больше. Когда метель, после удачной охоты, а кто и просто так. Но держали голову всё же, драк мало было, если только какая жена отходит своего благоверного метлой, да это и не драка вовсе, так, ученье…