Серая ветка

– У моего отца лучше, чем в Швейцарии. Он дом строит в лесу. Давай я съезжу с Митей к нему…

– Определись, ты чего хочешь, искать квартиру или везти Митю черт знает куда? Там болота, комары, глушь. И другая страна вообще.

– Вера, ты была в этом месте полчаса. И мы туда будем ездить отдыхать, а жить в городе.

– Тогда какой смысл? Из города в город?

– Гродно – не Москва. Там и в самом городе отличные пляжи есть, Неман очень чистая река.

– Дмитрий, я повешусь сейчас. Я с тобой через минуту никогда не понимаю, о чем уже говорю. То дом в лесу, то река в городе. Ты не делай такие глаза, ты сам подумай, куда тебя заносит? Мы говорим о нашей жизни, так? И вдруг какая-то река в городе, что у тебя с головой, ты переключаешься просто дико, у меня все спуталось.

И она поднимется и уйдет.

Нет.

Нет, не то, не так. О сыне надо, но потом. Самый важный вопрос не в этом. Самый важный вопрос надо задать прямо и четко:

– Скажи, что я могу сделать, чтобы все вернулось?

– Что именно? – переспросит она. Она всегда переспрашивает. И уточняет. Она всегда уточняет. Это ее работа.

Она начинала в call-центре, отвечала на звонки клиентов банка, когда еще училась на финансиста, это наследственное, папа у нее юрист при фирме, занимается договорами, то есть деньгами, мама аудитор, дочка могла бы и не работать, но она хотела иметь свои карманные деньги, родители это одобряли. Банк солидный, клиенты тоже солидные и требовательные, но при этом часто бестолковые. Вера быстро научилась терпеливо с ними общаться, ее взяли на постоянную работу еще до окончания вуза, причем без помощи отца, чем вся семья очень гордилась. В банке вообще долго не знали, чья она дочь, учитывая, что Семеновых, а она Семенова, в России полным-полно.

Теперь она работает в vip-отделе все того же банка, быстро растет, и там ей тоже приходится спрашивать и уточнять.

– Как правило, никто толком не знает, чего хочет, – рассказывала она мне как-то. – Или знает очень приблизительно. И я подсказываю. Ну, ты тонкостей не понимаешь, как бы тебе попроще… Если с рынком сравнить, ты, допустим, продаешь фрукты-овощи, и вот подходит покупатель и говорит: хочу фруктов.

– Обычно знают, чего хотят.

– Я для наглядности! Сроду не даешь нормально рассказать. Хочу фруктов. Каких? Допустим, он скажет, яблок. О’кей, вам яблок которые получше, но чуть подороже, или дешевле, но похуже?

– Дешевый прием. Расчет на психологию потребителя, который всегда завышенного мнения о своем статусе. Естественно, он хочет лучше, но дороже.

– Ну вот, тебе и рассказывать не надо, сам все понимаешь.

– Обиделась?

– У меня тупая работа, я впариваю клиентам то, что им не требуется.

– Я этого не сказал.

– Подразумеваешь. Тебе вообще неинтересно, что я делаю. А у нас, между прочим, живые люди, и я не просто впариваю, а хочу, чтобы возник взаимный интерес клиента и банка. Если я ему впарю задорого гнилые яблоки, он больше не придет, а мои клиенты ко мне возвращаются.

– Хотел бы я посмотреть, кто бы к тебе не вернулся…

– Перестань! Дело не в симпатичном личике, меня это даже оскорбляет! Чтобы ты знал, большинство людей приходят в банк первый раз на разведку. Им объясняют, тратят время, дают пакеты документов, они уходят – и все. И их нет. Никто не любит читать документы. Надо объяснить на месте, тут же, доходчиво. В идеале не отпустить. А если уйдет, чтобы вернулся. У меня процент повторников самый высокий в банке вообще.

– Повторники? Так вы их называете?

– Тебе все равно не интересно.

Снимая вот это стойбище автомобилей и дом за ними (фото 21), я впал в легкий ступор: не мог вспомнить, с чего начался воображаемый разговор с Верой и откуда взялись какие-то повторники.

Так.

Она с ними работает. Спрашивает, уточняет.

Да, уточняет, с этого места.

Она уточнит, что я имею в виду. Как у невразумительного клиента.

Фото 21

Я спрошу, что надо сделать, чтобы все вернулось, а она уточнит: что?

– Ты сама понимаешь. Наша жизнь.

– Даже если мы остались бы вместе, это была бы другая жизнь. Вернуть ничего нельзя.

– Наши отношения.

– Отношения тоже меняются.

– Вер, ты прости, но иногда хочется выругаться.

– На здоровье.

– Максим ругается?

– Почему ты спросил?

– Просто интересно. Ругается? Брутальный такой, да?

– Мы об этом говорить будем?

– Я просто не понимаю, откуда что взялось? Я работал, ты работала, мы жили вместе, мы вместе отдыхали, все было общее, всё на виду, откуда взялся этот Максим? Вип-клиент? Как ты с ним познакомилась? Почему ничего о нем не рассказываешь?

– Зачем?

– Он собирается жениться на моей жене, было бы странно, если…

– Насчет жениться никто не говорит. Жить вместе – да. Мы этого хотим.

– Вер, а как это бывает? Вошел, ты посмотрела – и все? Как у нас с тобой было?

– У нас было не так.

– У меня было так. Я вошел, увидел – и все. Но ты потом тоже.

– Что?

– Влюбилась.

– Да, влюбилась, поженились, родился сын, – торопливо перечислит Вера. – Ты хочешь мне рассказать то, что я и так знаю?

– Нет.

– А о чем мы говорим? Знаешь, иногда мне кажется, что ты притворяешься глупее, чем есть.

– Это правда. Я не притворяюсь, пытаюсь оказаться на одном уровне.

Ну нет, до такой мелочности я не дойду.

И вообще, выгляжу в этом воображаемом разговоре каким-то жалким доставалой, ноющим отстойным лузером.

Почему?

Обычно человек, когда фантазирует и видит себя участником каких-то событий или какого-то разговора, представляет себя лучше, чем есть, героем, победителем, умником.

А у меня что получилось?

Но и Вера видится нарочно сердитой, даже злой – и не понимающей.

Странно.

Готовность к худшему результату?

Или уже попытка ее разлюбить?

А себя сделать таким, каких именно и бросают?

Встретились бывшая жена с бывшим мужем и раздраженно кудахчут, как бы желая примириться, но подсознанием чуя, что примирения не будет, поэтому друг друга подначивают и злят, сами даже не понимая, почему и зачем. А затем, чтобы быстрее все оборвалось и кончилось.

Но я же этого не хочу!

Я скажу так:

– Вера…

Вера, Вера…

Я скажу:

И пронеслись в моей голове пулеметные стаи каких-то очень убедительных слов, я увидел свое лицо, вдохновенное, как у актера из драматического фильма, глаза сверкают в темноте, я увидел склоненную голову Веры, поникшую голову Веры, но увидел тут же и ее лицо, будто был не сверху, а снизу, лицо виноватое, сожалеющее, раскаивающееся, слезы текут по щекам. Я говорю, говорю, говорю, она пытается возражать, шепчет: нет, нет, нет, но потом поднимает голову и говорит: да, ты прав, я ошиблась, но я просто не привыкла ошибаться и, тем более, признаваться в своих ошибках, так воспитали родители, я ошиблась, я не могу жить без тебя, этот человек – случайность, увлечение, я бы позже это сама поняла, но ты мне все объяснил, как я могла променять, Митя, как я могла…