Сердце Агрессора
Шрифт:
– Что мне делать?
– спросил я его.
– А мне?
– Как мне добраться до звездной лодки?
– Не спеши! Может быть, тебе она и не понадобится... Куда мы летим?
– К посадочной площадке.
– Ты хочешь встретиться с землянами?
– Да.
– А захотят ли они разговаривать с тобой?
– Я хочу погостить в Бункере.
– Правильно, а сможешь?
– Попробую.Думаю да.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Отключишь автоматы?
– Они автономные. Управляются только изнутри или с борта звездолета.
– Тогда нет. Впрочем... Пристрой
– Хорошо. Мы подлетаем!
– Прикажи пилоту сесть поближе к Бункеру.
– Поближе не надо! Посмотри вниз!
Я занялся разглядыванием серой глыбы хранилища, окруженной красно-бурым кольцом выжженной земли. Мой новый друг ушел отдать приказ, и вскоре ожог на теле планеты стал быстро приближаться.
– Хокки,- позвал я хоккайдца.
– Полетишь в город с Ранги! Делай все, что он скажет, словно это говорю я. Будь справедливым!
Хокки глубоко поклонился и пошел за вещами.
– Хокки, не обижайся! Ведь ты мой друг!
Гравилет вздрогнул и сел совсем рядом с границей ожога. Я легко открыл дверь, помог спуститься Ларри и Мичи и, обернувшись, махнул рукой полицейскому.
– Я верю тебе, Рендолл, - услышал я сквозь грохот мотора и свист нагнетаемого турбинами воздуха.
– До встречи!
Ранги
Какое-то странное чувство потери наполняло меня. Словно кто-то родной, свой до мозга костей, покинул меня. Я знал, что это расставание с бывшим врагом - Рэндоллом родило это чувство. Сердце говорило это, но мозг настырно упирался.
Почему эти две встречи так перевернули мою жизнь? Что мне нравилось в инопланетянине? Может быть, его детское убеждение, что мир делится на плохих и хороших? Может быть, его неподкупная солдатская простота?
Рендолл захотел дважды перевернуть мой, такой знакомый, честный и жестокий, обманчивый и добрый, до боли свой мир. А я, прежде преследуя его как верный страж старого мира, теперь всей душой готов был помогать ему. Готов был предать свои идеалы...Хотя были ли у меня они?! А появились ли они у меня? Он не сказал мне каким, хочет видеть наш мир, но я поверил ему. Поверил сразу, как только он закончил свой рассказ, о приключениях на планете...
Я оставил его на пороге новых приключений, но теперь в них мелькает и мое лицо. Я оставил его на краю зловеще красного круга выжженной степи, о котором еще мой отец рассказывал мне. Тогда еще с Конвикта не имели права запрещать посадку корабля землян, и звездолет начал садиться прямо на рассвете, когда здесь дуют ураганные ветры, и роса шипит от беспрерывных потоков огня, вырывающегося их бойниц, начиненного глупой автоматикой Бункера. Это был прошлый прилет землян. Тогда еще не было меня, ходил под стол пешком Хауэлл, а Чейней пошел в школу и учил первые буквы алфавита...
Хокки, нахохлившись как вечерний зверек фику, сидел недалеко от меня и остекленевшими глазами смотрел на спинку кресла прямо перед собой. Он горевал. Он, как живое напоминание об Инки. Он, как Рендолл: и близко, в сердце, и далеко.
Я не мог больше оставаться один. Как человек, которого переполняет горе, спешит поделиться, так и я хотел с кем-нибудь поговорить о своем. Я подошел к Хокки.
– Не грусти, Хокки. Ты не один!
– И он не один, офицер.
– Зови меня Тони... Ларри -
мудрая маленькая женщина - он не один ...Почему ты пошел за Рэндоллом?– Он идет путем добра!
– Сейчас его путь идет через поле Горящей росы.
– И мы с тобой, Тони, тоже идем теперь путем Горящей росы.
Впереди ослепительно блестели окна большого города. Города, куда лежал наш путь. Путь Горящей росы.
Ларри
Выжженная земля проваливалась под ногами, и на ее столь незыблемой на вид поверхности оставались наши следы. Черные, бурые, красные скелеты травы хрустели под ногами.
Как легко было перешагнуть границу между живой землей и вот этой, как грустно и страшно идти было по ней. Траурной музыкой звучал скрип болтающейся на ветру двери в Бункер, такой скрип уже не страшен после сверхчеловеческой атаки Рендолла.
С каким облегчением мы с Мичи перешагнули высокий порог стальной двери. Перешагнули и сразу остановились. Перед нами лежал победивший автоматику Рендолл. Он существенно, если не сказать больше, изменился. Почти вся левая половина его тела и вся левая щека блестели в свете тусклых синих ламп оголенным живым мясом. Кое-где обгорелые кусочки кожи еще остались, но и они отпадали прямо на глазах, едва он начинал шевелиться.
– Мне плохо, Ларри.., - прохрипел он.
– Я могу чем-нибудь помочь?!
– сразу отозвалась я, но он с гримасой боли на лице отказался от помощи.
– Идите, смотрите, ничего не трогайте! Особенно на пульте! И закройте двери!
– ему было очень тяжело говорить.
Силы быстро оставляли его, и мы ни чем не могли ему помочь. Слезы навертывались на глаза от жалости, и слабым было утешением, что любой человек кроме него уже умер от такой раны в этом грязном бетонном гробу.
– Пойдем, Ларри, поищем хотя бы воду, - усталым обреченным голосом сказала Мичи.
– Нужно промыть раны.
Нужно было целую реку, чтоб промыть такие раны, но тогда я согласилась лучше хоть что-нибудь делать, чем просто стоять и смотреть, как человек мучается.
– Возьмите оружие! И осторожнее там!
– услышала я мысль Рендолла. Хорошо хоть думать ему не было больно.
Мы с Мичи закрыли дверь на засов, осторожно вытащили из-за ремня Инки пистолет и пошли по укрытому сумраком коридору.
Нам попадалось множество дверей с разными нарисованными знаками, но большинство из них были заперты, а за легко открывающимися дверьми стояли какие-то громоздкие, блестящие машины. Множество разноцветных огней переливались на них, но вот воды не было ни капли.
Знак на двери, изображающий бьющий фонтан, вселил в нас надежду в успех нашего предприятия. Дверь не была заперта, но петли сильно заржавели, и нам с Мичи пришлось навалиться на нее, чтоб протиснуться внутрь. Я пролезла первая, сразу наткнулась на что-то невидимое в кромешной темноте, царившей в большой, судя по эху, зале, споткнулась и упала. Мичи яростно заработала локтями и в итоге приземлилась рядом со мной.
Как только стих шум падения наших тел, я услышала постороннюю возню где-то рядом с нами, топот маленьких когтистых лапок, а потом совсем рядом с местом предполагаемого падения Мичи зажглись светом, долетающим из более или менее освещенного коридора, две пары широко расставленных зеленых глаз.