Сердце Аримана
Шрифт:
Если так, то он, Конан, послан в мир с такой же целью, как и тайные слуги-воители Митры: восстанавливать справедливость! Хранить Великое Равновесие между силами добра и зла, уничтожать демонов и колдунов с их темной мощью, разгромить Черный Круг, и Алое Кольцо, и Белую Руку! Затем боги и провели его через многие испытания, даровав в конце концов королевскую мощь, непобедимую армию и огненный амулет, сердце самого Аримана!
Долгое время готовился он к южному походу и, наконец, решил, что осуществит его в две стадии. Вначале следовало разобраться с Аргосом и Зингарой, Кофом и Офиром; привести их к покорности, посадить на их престолы надежных людей, связать договорами, занять крепости, поставив там аквилонские гарнизоны. Тогда его войско беспрепятственно пройдет через южные земли, а затем, имея надежный тыл, пополнения людьми, хлеб, вино и фураж, форсирует
По зрелом размышлении Конан счел, что надо нанести два удара, ибо сил у него имелось предостаточно. Он разделил их на три части: две армии и вспомогательный корпус, стоявший у слияния Тайбора и Хорота. Под командой графа Пуантенского, занявшего позицию на берегу Алиманы, там, где смыкались рубежи Аквилонии, Аргоса и Зингары, было восемнадцать тысяч конных рыцарей, его собственных и пришедших из Таурана, а также десять тысяч пехотинцев и четыре тысячи боссонских лучников. Примерно такими же силами располагал и Просперо; его рыцари были набраны в королевском домене, в землях Шамара, Тарантии и Танасула, и пехотинцы были оттуда же. Ему были приданы две тысячи боссонцев и две тысячи арбалетчиков, составлявших ранее часть столичного гарнизона. Эта западная армия была сосредоточена на границе с Офиром и за пару дней могла добраться до стен Ианты.
Итак, одно войско нацелилось на Аргос и Зингару, а другое - на Офир и Коф; но властителям сих стран было ясно, что главный удар последует там, куда прибудет аквилонский король со своим огненным талисманом, дарующим победу. И не только с ним, но и с шестнадцатью тысячами гандерландских пехотинцев, поджидавших его у слияния Хорота с Тайбором.
Конан еще не решил, куда отправится, и время для раздумий у него пока имелось; он предполагал выехать из Тарантии не раньше, чем через двадцать дней. Лето истекало, и срок этот был подсказан самой природой и долгим опытом; оставалось выбрать лишь направление. Сейчас, разглядывая карту, он вновь и вновь прикидывал все преимущества и недостатки каждой из дорог; левая рука его попирала океанский берег с богатыми портовыми городами Аргоса и Зингары, правая левая скользила по офирским равнинам и горам Кофа.
Да, оставалось выбрать лишь направление! Ну, а время… Время было самым подходящим, ибо большую войну всегда начинают в конце лета.
А еще лучше - осенью, подумал Конан. Осенью, когда нивы убраны, зерно лежит в амбарах, плодовые деревья ломятся от фруктов, стада тучны, а в бочках играет молодое вино.
*) Бельверус - столица Немедии (примечание автора). **) Хаген - король Аквилонии, поделивший страну между тремя наследниками - сыновьями Вилером и Серьеном и дочерью Мелани (в супружестве - Фредегондой). У Фредегонды и Серьена, маркграфа Гандерландского, родились сыновья, принцы Валерий и Немедидес; сам Вилер потомства не имел и был убит в результате заговора Немедидеса. Немедидес взошел на аквилонский трон, а затем был свергнут Конаном и погиб. Валерий, через пять лет после воцарения Конана, вторгся в Аквилонию с войсками немедийского короля Тараска, на время захватил престол, но был разбит и тоже погиб. Эти события описаны в романах Кристофера Гранта и Натали О'Найт "Зеркало грядущего", "Время жалящих стрел" и в романе Роберта Говарда "Час дракона" (примечание автора).
Глава 3. Послы
Конан, в полном королевском облачении, в мантии с золотыми аквилонскими львами, в короне, с мечом у пояса, стоял на широкой дворцовой лестнице, спускавшейся в сад. Кустарник, цветы и фруктовые деревья, уже отягощенные обильным урожаем, находились в сотне шагов от него, а между их зеленой стеной и гранитными ступенями простирался луг, где по праздникам ставили помосты и скамьи, дабы попировать на воздухе без помех и без риска, что пьяные гости ненароком подожгут дворцовые постройки, изрубят мебель или испортят дорогие ковры и
мозаики; на сей счет Зенобия отличалась редкостной осторожностью и бережливостью. Но так бывало по праздникам; а в обычные дни луг этот принадлежал юному принцу Конну и его наставнику, благородному рыцарю Эвкаду из рода Тересиев, потомственных тарантийских нобилей. Был Эвкад ровестником короля, умелым и доблестным воителем, знавшим толк и в грамоте, и в законах, и в обхождении с людьми любого звания; сражался он рядом с Конаном не в одной битве и преданность его не вызывала сомнений. Достойный воспитатель для наследника!Юный принц важно прохаживался по траве в новых своих доспехах, приседал, подпрыгивал, стараясь не показать, что латы с непривычки тяжелы, а подшлемный ремень жестоко натирает челюсть. Конан и доблестный рыцарь Эвкад следили за ним, стараясь сдержать горделивые улыбки: уж больно напоминал парнишка молодого орла, что разминает крылья да чистит перышки перед первым полетом. Неподалеку конюх держал под уздцы небольшую саврасую кобылку, любимицу принца, снаряженную по всем воинским правилам: высокое рыцарское седло, широкие стремена, прочные поводья с бляхами, нагрудник со стальными шипами и кольчужная попона.
Мальчик медленно повернулся, позволяя осмотреть себя со всех сторон; синие его глаза сверкали счастьем в узкой прорези шлема. Шлем, как и весь доспех, вместе с наплечниками, налокотниками и набедренниками, был выкован и набран превосходно - из синеватой аквилонской стали, сверкавшей в лучах утреннего солнца. На груди грозили друг другу рубиновыми когтями два золотых льва; еще один лев, тоже отлитый из золота, распластался в прыжке над шлемом, сжимая в зубах рубиновый шар. Такие же шары, только побольше, украшали рукояти кинжала и меча. Кинжал, узкий, длиной в ладонь, показался Конану игрушкой, а вот меч был сделан как положено - три пальца в ширину, полтора локтя в длину, прямой и обоюдоострый. Настоящее оружие, хоть рыцарю всего семь лет!
Щитом король остался недоволен. У пехотинцев были в ходу прямоугольные щиты из дубовых досок, обтянутых кожей и обитых бронзой или стальными полосами; копейщики и меченосцы центральных провинций предпочитали щит, прикрывавший от горла до середины бедра, тогда как у северян-гандеров, людей рослых и могучих, край щита спускался ниже колена. Всадники, разумеется, обходились небольшими щитами, круглыми или овальными, дабы не поранить коня острым углом, но и эти малые щиты были размером с тележное колесо, сплошь окованы металлом и весьма тяжелы. Такой кавалерийский щит и сделали Конну, опять-таки украсив его двумя чеканными золотыми львами и выпуклым заостренным рогом в центре. Красивая вещь, но слишком тяжелая для детской руки, решил король; а лишняя тяжесть не позволит мальчугану овладеть приемами защиты.
Он кивнул Эвкаду Тересию.
– Щит тяжеловат, наставник. Как ты проглядел?
Старый вояка поморщился и поджал губы.
– Твоя королева велела сделать такой! И шип привернуть в середине величиной в два кулака! Женщина, одно слово!
Конан сдвинул на лоб свой королевский венец и почесал в затылке.
– Может, она думает, чем больше и тяжелей, тем надежней? Однако панцирь и шлем собрали точно по размеру…
– Ну, если б не по размеру, так парнишка болтался бы в доспехе как усохшее ореховое ядрышко в скорлупе, - заметил рыцарь.
– А так в самый раз. На полгода хватит! Сын твой, владыка, растет быстро.
Конан кивнул, свистнул конюху, приказывая подвести лошадь ближе, и повернулся к сыну.
– Брось щит, парень, и покажи мне, сумеешь ли ты вскочить в доспехах на коня. Да так, чтоб ноги сразу были в стременах!
Мальчик щит не бросил, а бережно положил в траву и выпрямился с улыбкой.
– Я смогу, отец! Смогу!
Однако задача эта казалась королю непосильной. Конн был рослым пареньком, лошадка, наоборот, не отличалась могучей статью, но все же юный принц с трудом мог дотянуться до седла. А уж вскочить в доспехах - тем более! Все-таки шлем, панцирь, меч и кинжал весили не меньше, чем треть самого Конна, а может, и поболее того.
Но принц выглядел уверенно, а на губах его играла лукавая усмешка.
Он разбежался, топча траву крепкими подошвами сапог. Конюх, не выпуская узды, внезапно пал на одно колено, выставив другое вперед; мальчик уперся в него носком, прыгнул, взвился в воздух и, лязгнув сочленениями доспеха, опустился в седло, Ноги его упирались в стремена, руки сжимали поводья, а саврасая лошадка даже не дрогнула. Эвкад и конюх расплылись в ухмылках от уха до уха; видно, фокус сей готовился заранее и был проверен не раз.