Сердце бабочки
Шрифт:
– Понимаю, милорд.
Я и правда понимала. Знала, как это бывает, у моих братьев и сестер. Они высмеивали меня, потому что втайне от всех, даже себя самих, хотели быть как я: дневать и ночевать в библиотеке вместо того, чтобы работать на ферме. И ненавидели меня за то, что не они, а я так живу. Но к виконту Керну это не имело отношения. То, что говорил милорд, описывало моих родственников, но не его. Я не осмелилась высказать ему это, но от него ничто не укрылось.
– Вижу по глазам, вы со мной не согласны. Скажите, что думаете, Касавир, не бойтесь. Я хочу услышать вас.
Я пересказала свои соображения. Он улыбнулся.
– Я и не говорил, что виконт таков. Я лишь предложил вам сделать допущение. Если бывают подобные преломления восхищения в презрение,
– Но разве может горе оправдывать унижение и насилие невинного? Разве я заслужила того, что виконт желал сотворить со мной? Я не убивала его мать.
– Человек в горе не отдает отчет своим действиям.
Все, о чем милорд говорил, было логично и понятно. А его голос, такой громкий и резкий на занятиях, сейчас был мягок и тих. Он ласкал мой слух, пробирался к сердцу и заполнял собой все мое существо. Невозможно было не прислушаться к его речам. Но из сердца, навстречу этому сладкому проникновенному голосу, восставало чувство правды. Все не так. Нет никакого горя. Виконт радуется казни отца. И унижает меня просто потому, что любит унижать.
– Вы остались при своем мнении, не так ли?
Я молчала. Подтвердить, оскорбить его несогласием – от этой мысли коробило. Но и солгать я не могла, сказать то, чего не чувствовала.
– Не бойтесь спорить, Касавир. Я не съедаю студентов за то, что они мне возражают.
– Да, милорд. Я осталась при своем.
– Хорошо. Как ваша спина?
И как ему ответить?.. Признаться, что вся спина в мурашках от его близости и проникновенного, участливого голоса? На протяжении разговора он не отступил ни на шаг, мы по-прежнему стояли в пяти дюймах друг от друга.
– Вроде не болит. Думаю, я в порядке, милорд.
– Я могу освободить вас от трудовой практики на сегодня.
Я не посмела воспользоваться поблажкой, заверила лорда Кэрдана, что чувствую себя превосходно и могу работать.
– Что ж, тогда я вас оставлю. Пожалуй, стоит побеседовать с виконтом. Что бы ни стало причиной грубого обхождения с вами, это следует пресечь.
– Благодарю, милорд! – я низко поклонилась.
Стало грустно, что он ушел. Так не хотелось расставаться с ощущением его присутствия – мощного, всеохватного. Когда он оказывался рядом, невозможно было думать ни о чем другом. Он удалялся – и накатывало странное опустошение. Как будто с ним уходило что-то важное. Частичка меня…
Вздохнув, я нашла совок и метлу, которые выронила из-за Морада Керна. Грусть грустью, а работу сделать надо. Раз уж пообещала милорду…
Кэрдан шел по неоштукатуренным коридорам Магической Академии, подавляя раздражение. Придется урезонить Керна, да так, чтобы мальчишка не заподозрил личного интереса ректора. Перед Кэрданом встала очередная ювелирная задача – отвадить озабоченного идиота от тарвийки и не настроить против себя будущего графа де Ремиса. Похоже, тот настроен серьезно. Если его не осадить, может подпортить игрушку, которую Кэрдан облюбовал для себя. Делиться ею он ни с кем не собирался.
Он нашел мальчишку на верхнем этаже. Керн поднимал с земли ящики с камнем, сгруженные у стен здания, магией тянул их наверх и ставил на пол. Из этих камней строители сложат еще один этаж и перейдут к крыше будущей Академии. Кэрдан старался ускорить процесс магией, как мог, и надеялся, его детище начнет функционировать даже раньше, чем через год.
– Виконт, позвольте вас на пару слов.
– Конечно, милорд! Надеюсь, тарвийка не причинила вам хлопот? Она ведет себя невыносимо: вместо того, чтобы приступить к работе, начала домогаться меня, а когда я отказал ей, завизжала, будто я собираюсь ее изнасиловать. А тут явился баронет Вулар и решил, что так все и происходит.
Кэрдан притворно вздохнул.
– Увы, виконт. Поведение леди Шивоха на редкость вульгарно и провокативно. С ее происхождением не стоит ожидать ничего другого. Я уже сожалею, что принял ее в Академию. Тем более с очень и очень слабым магическим талантом. Всему виной услуга, которую некогда
оказал моему отцу ее атрейский родич. Он попросил меня оказать протекцию племяннице в столице, и я не сумел отказать. Леди Шивоха серьезно оскандалилась в Хвелтине, и отец услал ее в столицу, чтобы слухи успокоились. Как вижу, здесь продолжается та же история. Виконт, я прошу вас об одном, ради вашего же блага и репутации. Старайтесь держать дистанцию насколько это возможно. Не реагируйте на ее провокации. Очень скоро вы займете высокое положение при дворе. У вас появится масса завистников, и они пожелают обратить против вас даже столь ничтожный повод, как домогательства настырной деревенщины. Не давайте им такую возможность, пресекайте на корню любые попытки леди Касавир взаимодействовать с вами. Установите прочные границы. Я вижу, что баронет Распет гораздо уязвимее перед ней, он позволил себе сойтись с ней. Создатель ведает, к чему это приведет. Но происхождение и статус баронета не столь высоки, как у вас. Вы рискуете несравнимо больше. Я хочу гордиться вами, мой друг. Не хочу, чтобы какой-нибудь пронырливый недоброжелатель подставил вас под удар. Умоляю, виконт, позаботьтесь о себе и своей репутации. Через несколько месяцев я уберу леди Шивоха из Академии. Пристрою в Гильдию Историографов или другое, менее престижное место, нежели наша Академия. До тех пор воздержитесь от любых контактов с ней.Керн не пропускал ни одного слова из патетичной тирады ректора. Когда Кэрдан смолк, виконт кивнул.
– Теперь я понимаю, милорд. Благодарю за предупреждение. Я буду держаться подальше от леди Касавир.
– Я вздохну с облегчением, мой друг. Надеюсь, наш разговор останется между нами? Я пошел на риск и разгласил свое участие в леди Шивоха, чтобы вы осознали рискованность положения и усилили бдительность. Но мне не хотелось бы, чтобы кто-то считал, будто ректор Академии злоупотребляет служебным положением для оплаты семейных долгов. Я тоже в уязвимом положении, как и вы.
– Не извольте беспокоиться, милорд! Ни слова не выйдет из моих уст.
– Благодарю, виконт. Приношу извинения, что отвлек вас, а также – за резкое поведение внизу. Студенты должны видеть, что я неукоснительно поддерживаю дисциплину в Академии.
– Я понимаю, милорд, не извольте беспокоиться!
Кэрдан учтиво поклонился ученику и спустился вниз. Он вернулся магическим зрением в холл, который подметала Касавир. Раздражение вновь всколыхнулось в нем: мальчишка Распет тут как тут, ластится к тарвийской куколке со своей заботой. Несколько раз переспросил, в порядке ли она, и не лучше ли отпроситься домой, пока милорд в Академии? Девчонка упорно твердила, что чувствует себя прекрасно и отработает положенные часы.
– Будь проклят Керн! – сплюнул Распет. – Вместо того, чтобы оплакивать родителей, домогается невинных девушек! Ты уже слышала об этой жуткой трагедии де Ремисов?
Касавир мотнула головой, заливаясь краской. Кэрдан удовлетворенно хмыкнул. Ей явно было неприятно скрывать от приятеля свою осведомленность, но малышка честно держала слово. Распет не замечал ее смущения и пламенно вещал:
– Графа де Ремиса со дня на день казнят за убийство жены, матери Морада. Сомнительная история, скажу я тебе. Инквизиция постановила, что он зарезал ее из ревности, по пьяной лавочке. Но весь свет знает, что граф и графиня вовсю гуляли друг от друга, и ни у кого претензий не было. С чего вдруг его ревность обуяла? И пьет он много лет уже, никогда не допивался до того, чтобы бросаться на людей с осколком бутылки. Очень мутное дело, одним словом.
Кэрдан насторожился. Касавир тоже заинтересованно подняла голову от метлы.
– Но кто же еще мог убить графиню, если не ее муж?..
– Кто может знать? Если уж инквизиторы обвинили графа, то либо он и убил, либо…
– Что, Вулар?
– Кто-то сильно постарался, чтобы граф пошел на плаху.
– Но кто?!
– Я знать не знаю, Касси. Но мой отец скажет – ищи кому выгодно. Кто получит титул и состояние графа?
– Его сын… Но как можно убить собственных родителей ради титула, который и так станет твоим?!