Сердце беглеца

– Конечно, мистер. Только лежите тихо, я приведу кого-нибудь на помощь. Честно говорю, приведу!

Но желтоглазый уже не слышал ее.

Рэйчел придерживала дверь, пока Кохилл и двое работников с ранчо вносили бесчувственное тело незнакомца в дом. Двадцатью минутами раньше Эми вбежала на кухню, крича:

– Рэйчел! Я нашла в кустах человека! Я думала, он мертвый, а он оказался живой!

Когда Рэйчел наконец удалось успокоить девочку, она поняла, что Эми сначала побежала к своему дяде и что Кохилл уже несет незнакомца к дому.

Рэйчел задумалась. Кто он и откуда явился?

– Он ранен, – заметил Кохилл.

– Отнесите его в свободную спальню, – распорядилась Рэйчел. Хмурясь, она пошла по узкому коридору, указывая мужчинам дорогу. Наконец они вошли в комнату в конце коридора, и Рэйчел торопливо сняла с постели покрывало.

– Не знаю, выкарабкается ли он, – бормотал Кохилл, пока ковбои укладывали раненого в постель. – Рана у него нагноилась.

– Все, что мы можем сделать, – это перевязать его и надеяться на лучшее, – шепотом заметила Рэйчел.

Логан Тайри отреагировал на звук голосов легким движением, но глаза его не хотели открываться, а когда он попытался заговорить, язык отказался слушаться. Грубые руки пытались отнять у него его шестизарядный «кольт» 44-го калибра, но он отталкивал их, вцепившись мертвой хваткой в свое оружие.

– Черт, Кандидо, оставь ему пушку, – проворчал Джо Кохилл. Потом, вспомнив, где находится, поспешил извиниться: – Прошу прощения, мисс Рэйчел.

– Все в порядке.

– Он не выпускает из рук свой «кольт», – пробурчал Кохилл, – хотя у него не хватит сил даже взвести курок у этой чертовой штуки. – Его бычья шея начала краснеть. – Снова прошу меня извинить, мисс Рэйчел.

Рэйчел подавила улыбку. Когда мужчины входили в раж, они часто начинали чертыхаться невзирая на ее присутствие. И тотчас же смущались и просили извинения.

– Оставьте его, – сказала Рэйчел.

Кохилл кивнул и вышел из комнаты вслед за ковбоями. Если кто и мог выходить незнакомца, то только Рэйчел Хэллоран. Многие мужчины с ранчо были обязаны жизнью или по крайней мере тем, что сохранили свои конечности, ее умелым рукам и острому уму.

Рэйчел тотчас же принялась за дело: разыскала чистые тряпки, ножницы, дезинфицирующие средства, принесла миску теплой воды. Потом, глубоко вздохнув, начала раздевать раненого. Рана в его боку была отечной и воспаленной. К счастью, Бог наградил Рэйчел не женской твердостью – руки у нее были уверенными и крепкими, вид крови не обращал ее в бегство и ей не требовалось для поддержания духа нюхательных солей, как большинству ее товарок. Она была единственной женщиной на ранчо, и поэтому ее часто просили выходить больного или помочь раненому. Когда наступали скверные времена и нельзя было обратиться за помощью куда-нибудь на сторону, она часто также лечила скот, случалось, что помогала клеймить животных, принимала роды у коров…

Итак, Рэйчел принялась умело промывать рану.

Тайри застонал, когда невидимые руки коснулись его левого бока. Легчайшее прикосновение вызывало у него нестерпимую боль, и он стиснул зубы, когда Рэйчел нащупала пулю. И все это время он крепко сжимал в руках свой «кольт», черпая в нем утешение, хотя и сам не понимал, почему это было так важно.

Рэйчел прикусила губу, брови ее сошлись к переносице… И вот она удалила пулю. Затем еще раз промыла рану и протерла кожу крепким раствором карболки.

С легким вздохом удовлетворения она перекатила полубесчувственное тело на бок, чтобы убрать пропитанные кровью простыни, и тут увидела шрамы на широкой спине. Она знала, что в тюрьме заключенных частенько наказывают плетьми за неповиновение, и похолодела, подумав, что человек, беспокойно мечущийся на постели, возможно, беглый заключенный.

Но несмотря на страх, она, как под гипнозом, продолжала рассматривать широкую покрытую шрамами спину, вдруг в каком-то странном помрачении испытав прилив глубокой жалости. Ни одно человеческое существо, независимо от его деяний, не должно подвергаться столь жестокому наказанию!

Нежно и осторожно Рэйчел обмыла бронзовую от загара спину, постелила чистую простыню и прикрыла раненого одеялом.

Затем она снова начала рассматривать его. Он был крупным мужчиной, высоким, поджарым с крепкими, как канаты, мускулами. Хотя он очень исхудал, нетрудно было догадаться, что когда-то он мог поразить могучим сложением. Нижнюю часть лица закрывала густая черная борода, поэтому трудно было определить его возраст и понять, красив ли незнакомец.

Когда он в беспамятстве что-то бормотал, речь его пересыпалась грубыми ругательствами, не предназначенными для ушей леди. Даже Рэйчел, привыкшей к мужской брани и наслушавшейся ее от работников ранчо, редко доводилось слышать такое.

Внезапно мужчина начал беспорядочно метаться по постели. Веки его затрепетали и поднялись, и он незрячими глазами уставился на Рэйчел.

– Ты, грязный сукин сын, – проворчал он, – будь у меня свободные руки, я бы вырвал у тебя плеть и дал тебе отведать твоего собственного лекарства.

Теперь он лежал тихо, оцепеневший, и будто прислушивался к какому-то отдаленному и ему одному слышному звуку или голосу, потом рассмеялся низким отрывистым смехом, но в смехе этом можно было отчетливо различить отчаяние.

– Давай, действуй, ты, ублюдок, делай свое черное дело!

Рэйчел, сжав губы, молча наблюдала, как его тело вдруг напряглось. Рот превратился в одну тонкую линию, на лбу выступила испарина – он, очевидно, вновь переживал те минуты, когда плеть прогуливалась по его телу.

Видеть это было слишком ужасно. Шагнув вперед, Рэйчел положила руку ему на плечо и слегка встряхнула.

– Все кончилось, – прошептала она, стараясь, чтобы слова ее звучали убедительно. – Забудьте об этом. Спите. Все прошло. Постарайтесь заснуть.

Слова утешения, произнесенные столь нежным голосом, словно пробудили Тайри – глаза его открылись. Он, не отрываясь, смотрел на склонившуюся над ним женщину, ожидая найти в ней черты той, кого любил больше жизни. Но маячившее над ним лицо было цвета бледной слоновой кости, а не медного, а волосы женщины оказались золотистыми, как мед, а не черными, как у индианок. Глаза же были вовсе не шоколадными, а невероятного синего, как небо, оттенка.

Разочарованный, он закрыл глаза и снова провалился в глубокую черную бесконечную пустоту.

Следующие несколько дней Рэйчел почти постоянно находилась у его постели. Она удерживала его, когда он начинал метаться, опасаясь, что ужасная рана снова откроется. Он и так уже потерял много крови, и новое кровотечение было слишком опасно.

Где-то в глубине ее сознания таилась мысль о том, что, возможно, он преступник, которого ищут, и это не давало ей покоя. Помогать беглому арестанту – противозаконно! И хотя Рэйчел пыталась убедить себя, что он убегал вовсе не от правосудия, а от бродяг или индейцев, она понимала, что это не так. Шрамы на спине, странная окраска кожи на запястьях и щиколотках, безошибочно указывали на то, что он носил кандалы, да и те слова, что он бормотал в забытьи, – все вместе не оставляло сомнений в том, что он бежал из тюрьмы.