Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным

Сморчков в свою очередь обулся.

— Князь, вольно или невольно вы проникли в мою тайну, — заговорил слегка успокоившийся Доброхлюп. — Могу ли я просить вас, чтобы ни одна живая душа более не узнала о ней?

— О, разумеется! — обещания Заморочкин давал легко. — Клянусь честью. Теперь откройтесь мне до конца, Советник, вам будет легче! Что заставляет вас идти по жизни, как по раскаленному железу?

— В юности я солгал… — через силу, едва слышно произнес Доброхлюп. — И от лжи этой чудом не пострадал невинный… Имя его неважно сейчас… Сначала я хотел погибнуть, но потом решил искупать грех до естественного конца дней своих. Так появились желтые башмаки. Я снимаю их только на ночь, и то лишь потому, что спать в обуви негигиенично… Ну и конечно во время процедур омовения…

— Да вы святой! — искренне поразился князь. — Ваше место на небесах, Советник Доброхлюп.

— Не смейтесь надо мной, Пимен Пименович, — взмолился страдалец в желтых ботинках. — Мучения мои неописуемы. Я дошел до предела и нет больше сил терпеть боль. Как я мечтаю о прощении своей вины, как хочу упокоиться с миром, растаять в воздухе, раствориться в океане, в земле, слиться с природой, исчезнуть. Даже превращение в осиновый пень осчастливило бы меня… Но кто отпустит мой потаенный грех… если я не решаюсь в нем признаться?..

Сморчков не верил своим ушам. Пальцы его сами собой переплетались за спиной под расстегнутым как бы в волнении камзолом, образовывая сложные фигуры, сжимались и разжимались, и вот свернутый лист пергамента лег в них.

— Все тайное становится явным! — назидательно произнес Заморочкин избитую фразу. — Ваша история узнана и обсуждена на Совете, милейший Доброхлюп. Я появился здесь немедленно, едва был готов Указ, избавляющий мученика от страшной ноши. Простите, что я проверял вас и без спросу влез в вашу шкуру, вернее в башмаки. Теперь уважение еще более переполняет меня… Вот послание ваших друзей — шестерых Мудрых.

Доброхлюп сорвал печать и, развернув свиток, впился глазами в содержание.

— Неужели так бывает? — растерянно пролепетал он, дочитав до конца. — Сбылась мечта жизни, я должен кричать, петь, восторгаться, но чувствую лишь опустошение и усталость…

— А что там написано? — елейно поинтересовался Сморчков. — Я ненадолго покидал Совет, полное содержание Указа мне неизвестно.

— Мне доверяют и прощают, — ошарашенный Доброхлюп забегал по комнате. — Позволяют превратиться в старый осиновый пень! Какое счастье! — Он мгновенно сбросил башмаки. — Верите ли, я боялся, что пройдет неделя, месяц, и я, обезумев, выброшу их в окно, и не дай Господь, попаду в случайного прохожего. Все позади… Чем я могу вознаградить вас, незабвенный друг? Что-нибудь из моего дома? На память! Самое ценное!

— Ваши башмаки!

— Вы шутите?!

— Никоим образом… — пальцы Сморчкова нащупали под полой пустой мешок — третий и последний. Импровизация удалась. — Я поставлю их дома на каминную полку, буду подолгу смотреть на них вечерами и — надеюсь — навсегда останусь безгрешным…

Розарио и Мизерабль, собравшиеся во дворце, в покоях Заморочкина, успевшего передохнуть, были потрясены услышанным. Удача плыла в руки сама, оставалось лишь не упустить ее.

Вместе с Федей, Великим Магом Фантазильи, в ту же ночь таинственно исчезли члены Семерки Мудрых Барбарелла, Вольномах и Доброхлюп.

Три письма, предъявленные князем, походили друг на друга и были явно написаны по сговору.

Вот их примерное содержание.

«Я, Барбарелла (Вольномах, Доброхлюп), совершила недопустимое преступление, отправив в изгнание Печенюшкина, и раскаиваюсь в содеянном. Ухожу на поиски несчастного героя, чтобы стать ему опорой в скитаниях. Больше не считаю себя членом Семерки Мудрых и прошу принять мою отставку. Подпись».

По совету князя заговорщики решили не тревожить до поры впечатлительную и трепетную Фуриану. Основные вопросы были решены без нее — по-мужски. Мармелинда, вызванная «на ковер», узнав о событиях в освещении Заморочкина, свалилась без чувств. Придя в себя, оглушенная Советница мгновенно попросила об отставке, тут же ее получила и убежала домой к внуку.

Далее трое ловкачей составили обращение к народу. Не станем приводить его здесь целиком, ограничившись выдержками.

«…Бывший Великий Маг, перекрашенный рыжий домовой Федор, сбежал к изменнику Печенюшкину, нарушив клятву верности сказочно свободной республике Фантазилье.

Вместе с ним, нарушив ту же самую клятву, сбежали недостойные члены так называемой „Семерки Мудрых“: Барбарелла, Вольномах и Доброхлюп.

Советница Мармелинда, не вынеся измены, ушла в отставку в состоянии тяжелой продолжительной болезни, поскольку здоровье у нее кончилось.

Лишь достойнейший князь Сморчков-Заморочкин и неподвластный злым ветрам Флюгерон остались верны долгу до конца…

Отныне обновленная Семерка Мудрых, не щадя сил, станет служить народу Фантазильи.

Единодушно Великим Магом избран князь Пимен Пименович Сморчков-Заморочкин.

Посты Советниц и Советников заняли те, чьи имена с детства известны каждому жителю страны.

Тетушки Флора и Хлоя — феи цветов и весны с многовековой практикой. Фуриана — знаменитая обозревательница „Волшебного фонаря“. Маэстро Мизерабль — великий писатель земли нашей. Розарио — Главный садовник Фантазильи. Флюгерон — Изучатель Хорошей Погоды, неоднократно проявивший себя.

Сестры и братья! Сделаем же все вместе нашу жизнь еще светлее и краше…»

Вот так примерно было написано. Надо сказать, идею насчет тетушек, высказанную князем тихо и мимоходом, с удовольствием подхватили оба партнера. Мысль иметь в правительстве честных и порядочных, но бессильных соратниц пришлась им весьма по душе. Мизерабль вообще парил в тумане восторга и мелочей не замечал.

Иное дело Розарио. Он был раздосадован ломкой собственной конструкции заговора и втайне подозревал Сморчкова в интригах и лжи. Уж очень сомнительным выглядело бегство троих членов «Семерки». Но осторожный садовник решил сперва оглядеться, узнать как можно больше и без необходимости не рисковать собственной головой…

Между утром, когда троица составляла воззвание к согражданам, и утром, когда тетушки осторожно двигались во дворец, прошло около двух недель.

— Поймите меня правильно, милая Фуриана, никто не сомневается в вашей искренности. Но последнее время у нас в Фантазилье творятся странные дела, и история эта могла быть внушена вам каким-либо таинственным недругом. — Тетушка Хлоя попросила слова, едва на Совете зашла речь о Драконьей пещере. — Тем не менее, если есть хоть доля вероятности, что стране угрожает гибель, мы просто обязаны все проверить. Мы с Флорой и так задержались на этом свете. Потерять десять лет — означает для нас просто красиво уйти. И все же вы знаете, — она, часто, по-старчески моргая, обвела всех доверчивым взглядом, — так хочется жить…

Сморчков участливо кивал, изображая на лице полное понимание. Тетушка Флора и Розарио с интересом ожидали заключения. Флюгерон застыл, тревожно всматриваясь в лицо князя, чтобы по его поведению определить собственное. Мизерабль воспринимал цепко, но своеобразно. К слову «жить» он тут же придумал великолепную рифму «любить» и сейчас составлял в уме двустишие на тему верности отчизне и возлюбленной. Фуриана была непроницаема.

Со времени переворота журналистку будто подменили. Она спокойно заняла предложенный ей пост, держалась замкнуто, скромно, тихо и не проявляла собственной инициативы. Казалось, что в ней погас неведомый запал. Даже говорила Фуриана лишь в том случае, если об этом просили. Впрочем, Мизерабль любил ее и такой.