Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным

Глубоко внизу, в одном из подвалов замка, тихо напевая, кружилась в щемящем, трогательном танце безумная Мануэла. Крыса не ведала, что стальные обручи пышного кринолина, не пустившие хозяйку в щель светлицы Великого Мага, спасли ей жизнь сегодняшней, сумасшедшей, как она сама, ночью.

Глава третья ДОМИК ЗАБЫТЫХ ФЕЙ

Троллейбус, выросший до обычных размеров, тихо плыл над столицей. Дворец и факелы на Главной площади остались позади, внизу лежал город без огней. При включенных прожекторах Феервилль виделся девочкам серым и таинственным, как бы на стыке ночи и чуть брезжащего утра.

— Ну, дали копоти! — волновалась старшая сестра. — Ленка, неужели дворец сгорит? Они же все погибнут!

Аленка закрыла глаза.

— Мне почему-то кажется, что пожар потушили. И все живы. Только этот, противный, вроде бы сильно обгорел. Так ему и надо, сам виноват. Но Федю он спас. И еще… Нет, больше ничего не чувствую…

— Как у тебя получается? — уже не в первый раз допытывалась Лиза. — Ты что, картинку видишь внутри себя или буквы? А может, это как сон? Или голос в голове?

— Да нет, я просто ЗНАЮ. Ну вот, как то, что я — Алена Зайкина, что у нас в квартире три комнаты, что на кухне вверху над плитой обои отстают… Ну как тебе объяснить — ты все пристаешь, пристаешь, — она жалобно скривилась. — Оно само получается, вдруг, так же, как есть захотеваю, только гораздо реже.

— Ясно, что ничего не ясно, — подытожила Лиза. — Как с тобой, так и с Фантазильей. Я, конечно, люблю приключения, но когда тепло, сытно, уютно, не больно и не страшно… Боюсь, что Печенюшкин объявится только если нас с тобой вверх ногами начнут макать в кипящую смолу.

— Почему в смолу? Кто?

— Да это так, для создания образа. Или капать на голову расплавленное олово. Или выдирать чудовищными когтями внутренности, безжалостно при этом воя…

— Перестань! — укорила младшая. — Ты явно успела прочитать на ночь роман «Ужасающий ужас».

— А вот и нетушки. Хотя они все похожи. Можно и не читать ничего — за неделю по ящику до упора «жутиков» насмотришься. Интересно, почему у них все чудища одинаково склизкие, будто их держат в общей бочке с клеем?

— Стой! — перебила Аленка. — Вернись назад! Чуть-чуть, вот так… Видишь?

— Огонек? Точно! Окно светится! И домик такой мирный, будто пряничный… Ты помнишь, что Мануэла бормотала: «…да тихий огонек вдали не гаснет» …Я где-то слышала фразу: «В каждом безумии есть своя система».

— Знаешь, Лизка, — после паузы, неуверенным тоном проговорила младшая сестренка, — там, во дворце, когда никто не видел, я тайком в Федину кружку палец намакнула и облизала. Сама не знаю зачем. Так вот, это была вода.

— Не выдумывай! Она же пахла гадко. И горела.

— Это была вода! — упрямо повторила Аленка. — Не хочешь, можешь не верить! Все ОЧЕНЬ странно.

— Да уж… — Лиза пыталась переварить информацию. — Ну и что, спускаемся?

— Давай, подлетим к окошку и заглянем. Нас же не видно…

Выполнить нехитрый Аленкин план оказалось довольно сложно. Одноэтажный домик окружал забор, свет из невысокого окна падал в крошечный палисадник, на клумбу с желтыми гладиолусами. Заглянуть внутрь, оставаясь в троллейбусе, и не повредить при этом цветы было невозможно, даже если опять уменьшить машину.

— Нам бы бинокль, — горевала Лиза. — Или трубу подзорную. Можно и выйти, но что-то совсем не хочется.

— Нет, выходить не будем! — Алена, в отличие от сестры, обладала орлиным зрением. — Ближе нельзя подобраться? Ладно, пусть, а то страшновато… Слушай, там в комнате две тетеньки. Старушки, по-моему. Одна в кресле сидит с газетой, в очках, совсем седая. У нее такая сзади шишка из волос на голове, а в ней гребень с камушками, потому что блестит. И губы шевелятся, будто она вслух читает. А вторая лежит сбоку, на диванчике. Она стриженая, как девочка, но вроде тоже седая. Или нет?.. Свет неяркий, видно как-то хипло.

— Как? — не поняла Лиза. — Хило?

— Хипло! — повторила младшая. — Ну это примерно как если хило и плохо сразу, только еще немножко по-другому. Тюль мешает, так бы я лучше видела. Та, что на диване, тоже в очках. Но они, кажется, темные. А над самой ее головой в розетку — кругленькое такое, маленькое — радио включено. Ну, в комнате так, — она неопределенно повела рукой, — ну, в общем, красиво. Фотографии там всякие на стенках, много-много. Стол там, стулья, кресла, шкафы, еще один диван. Ну, в общем, неинтересно… Вот и все… — она замолчала.

— Газеты, радио, свет, — размышляла Лиза. — И старушки… Старушки всегда все про всех знают. Но ночью их беспокоить неприлично. Аленка! Садимся за домом во дворике, в машине переночуем, а утром будем знакомиться. Не возражаешь?

Страх уже прошел, Алена не возражала.

Дзи-и-инь, дзинь, дзи-и-и-и-инь!

Пронзительный переливчатый звонок в глубине дома наверняка звучал очень громко. Даже здесь, на крыльце, за толстой дверью девочки вздрогнули от неожиданно сильного шума. И почти сразу же легкие быстрые шаги послышались внутри.

— Кто там?! Кто это?!

Голос за дверью — хриплый, дребезжащий, старческий — мог бы и напугать, если б не интонация: ласковая, необыкновенно доброжелательная и какая-то беззащитная.

Сестры были начеку, мало ли что. Младшая держала у губ, как микрофон, цилиндрик с таблетками. Старшая, обхватив левой ладонью правую, прижимала пальцем печатку со скорпионом.

Услышав вопрос, Аленка помедлила мгновение и сунула таблетки в карман.

Взглянув на нее, Лиза расцепила руки.

— Это Аленка и Лиза Зайкины. — Ответ был приготовлен заранее. — Мы прилетали в Фантазилью два года назад, помогали бороться со злодеем Ляпусом. Может быть, вы слышали о нас?

— Ничего не слышу… — Реплика прозвучала горестно, как вздох.

— Мы! Сестры! Зайкины! — Лиза набрала воздух. — У! Вас! На двери! Глазок! Я! Стою! Перед! Ним!

— Что вы кричите, я же не глухая! — возмутились изнутри.

Дверь распахнулась.

— Входите, пожалуйста, мы очень рады. Так давно никто не появлялся. Уже три недели. Бог знает, что творится в этой стране! Но я вам скажу! Они совершенно, совершенно распустились! Как вам понравилась вчерашняя газета? Нет, не «Рупор леших», а «Волшебный фонарь»…

— Хлоя! Проведи их в комнату, не держи на пороге! — донеслось из глубины дома.

— Флора, я тебя не слышу! — торжествующе объявила старушка. Хрупкая, маленькая, с Аленку ростом, она доверчиво глядела на сестер круглыми блекло-голубыми глазами в тяжелых и морщинистых, как у черепахи, веках. — Закрывайте, пожалуйста, дверь, Флора боится сквозняков, она легко простывает. На улице ветер.

— Ветер северо-западный, семь — двенадцать метров в секунду! — Голос из глубины был тоже каркающим и хриплым, но со своими, более низкими, характерными нотами. — Утром плюс одиннадцать, днем девятнадцать — двадцать три! Солнечно!