Сердце колдуньи

К его удивлению, она подняла руку и провела пальцем по его заросшей щеке, подбородку, другой щеке.

— Все дело в проклятии. Больше мне ничего не известно. И я не могу ничего объяснить. Ты очень отличаешься от меня.

— Меррим, в Пенуите есть молодые люди. Я насчитал не меньше дюжины. Все в этом проклятом замке могут объяснить, что произошло.

— О нет, они крестьяне, выполняющие черную работу. И мне нельзя слишком пристально их рассматривать. Я никогда не видела их обнаженными, да и купаются они крайне редко и не в казарме, где я раза два видела голых солдат.

Бишоп невольно рассмеялся и, сам не зная почему, подался вперед и поцеловал ее в губы. Девушка от неожиданности замолчала, перестав теребить веревку. Он вдруг заметил, что кожа у нее на запястье стерта до крови.

Меррим потрогала свои губы и покачала головой:

— Никто меня раньше не целовал.

— А второй муж? До того как у него хлынула ртом кровь?

Ее передернуло.

— Да, сэр Джиффорд де Ланей. Он был омерзителен. Не хочу даже вспоминать об этом.

— Он уже мертв. Достаточное наказание. Девушка медленно кивнула:

— Полагаю, ты прав.

— Он касался тебя?

Ее ладонь легла на грудь, но ответа он не дождался. И снова зашелся хохотом.

— При обычных обстоятельствах никто не поверил бы, что возможно остаться девственной, имея четырех мужей!

Она встала на колени и оглядела крохотное пространство.

— Я должна облегчиться.

— Да. И я тоже.

Утро выдалось прекрасным, не таким теплым, как вчера. Стоило очутиться под открытым небом, как он тотчас почувствовал изменения в воздухе. Как всегда. Ощущение, что самый воздух вдруг стал другим.

Солнце едва поднялось над горизонтом. Море было спокойным.

Бишоп проводил взглядом идущую к кусту девушку, отвернулся и стал облегчаться, впервые в жизни подумав, насколько все это проще для мужчины.

Сделав все дела, он подошел к Бесстрашному, который успел соскучиться и все пытался боднуть его в плечо своей огромной головой. Бишоп растер жеребца и перевел в другое место, поближе к обрыву, откуда тот мог видеть вьющихся над морем птиц.

Выйдя из-за куста, Меррим, в точности как Бишоп, донюхала воздух и улыбнулась:

— Я ужасно проголодалась. Давай посмотрим, что уложил Дюма нам в сумки.

Бишоп едва не открыл рот. Неужели для нее это обычная прогулка? Кажется, она совсем его не боится! Плохо дело!

— Иди раскладывай еду, — грубо приказал он. — После того как мы позавтракаем, я скажу, что решил с тобой сделать.

Она снова насторожилась и испугалась, чего и добивался Бишоп. Он постепенно стал привыкать к мысли о том, что женится на ней. И поскольку каждый знакомый мужчина утверждал, что долг и обязанность жены перед Господом повиноваться мужу, родить здоровых и крепких детей и никогда ни в чем не противоречить, он понял, что добиться всего этого от Меррим будет трудновато. Недаром она хотела стать наследницей Пенуита не меньше, чем он сам.

И вдруг он ясно представил, как она подносит к груди малыша. Мальчика с такими же черными, как у него, волосами. Ах, но глаза… глаза зеленые, как трава на болоте в Босуэднекском лесу. Не темно-синие, как у самого Бишопа.

Что за чушь! Он вам не какой-нибудь чертов провидец! И не волшебник! Не знает ни секретов, ни древних истин, дошедших до наших дней сквозь множество столетий и, очевидно, все еще имеющих силу. Да он себе обеда состряпать не может, не говоря уже о том, чтобы проклясть человека и поразить его на месте.

Тогда откуда же взялся малыш? Вероятно, потому что вредно спать на твердой земле, да еще когда сверху удобно расположилась наглая девица. Вот теперь в голову и лезет черт знает что!

Он умеет только предсказывать дождь. Ничего больше. И ничего не понимает в женщинах, вернее, ровно настолько, чтобы прийти в восторг, когда эта самая женщина его не отталкивает. Когда покорно лежит под ним. После этого по крайней мере несколько часов подряд чувствуешь себя лучше некуда. Такое происходит с каждым мужчиной и все это знают.

— Моя бабушка все удивляется, как это ты без всякой заминки сказал, что она похоронила четверых детей из пяти. Откуда ты узнал?

Бишоп взял кусок сыра и принялся жевать, стараясь выиграть время. Потом пожал плечами» проглотил сыр и нехотя пробурчал.

— Говорил же: я волшебник. Мне многое известно.

— Может, тебе король сказал?

— Откуда королю знать подобные вещи? И что ему задело до чьих-то детей?

Это было чистой правдой. Король такими вещами не интересовался.

Меррим дала ему каравай хлеба и, дождавшись, пока Бишоп преломил его своими большими руками, призналась:

— Бабушка была очень испугана.

— Прекрасно. Так и следует. Но как бы она ни боялась, все же не открыла мне ничего полезного. Маделайн очень странная леди, Меррим. Это она тебя вырастила?

— Она. Полагаю, так можно сказать, хотя по большей части я делала что хотела до тех пор, пока наш управитель Ранлиф…

— По крайней мере эту ночь управитель провел в своей комнате.

— Да, я уверена, что он это оценил. Жалуется, что кости ноют по ночам. Мой дед велел сделать для него специальный матрац, набитый гусиным и куриным пухом. Это Ранлиф научил меня немного читать и писать. Ты сказал, что бабушка странная, а я всегда находила ее занимательной. Она гордится своей странностью, необычностью, прекрасно сознавая при этом, что ужасно злит деда. Я уверена, что он ударил ее однажды в жизни и больше никогда, никогда не делал этого, даже после смерти Меридиен.

— Где твоя мать?

— Умерла вскоре после рождения третьего сына. Все мальчики умерли. Выжила только я. После смерти матери мой отец, сэр Томас, нечасто бывал в Пенуите. Ему, похоже, было все равно.

— А твоя прабабка Меридиен? Удивительное имя. И мне жаль, что бедные мальчики умерли, но они вообще редко выживают.

— Да. Многие поговаривали, что лучше бы погибнуть мне, а не им.

— Где она жила?

— В замке, неподалеку от Тинтажеля. Она многое знала, в точности как и ты, и предсказывала будущее. Я не лгу. Действительно ли проклятие пришло от нее? Или через нее? Неизвестно. Видишь, я ничего от тебя не скрываю.

Она замолчала и принялась за хлеб с сыром. Интересно, уж не глотает ли она вместе с хлебом свои тайны, свою ложь, черт бы ее побрал?

— Думаю, если мой прадед действительно убил жену, то лишь потому, что слишком ее боялся, чтобы позволить жить.

Ветер стих. Просто улегся. Воздух, казалось, с каждой минутой становится все более разреженным. Непонятная история… но Бишоп остро чувствовал, как все происходит. И не двигался. Только позволял силам природы проникать в него все глубже.

— Что случилось, Бишоп? — встревожилась Меррим. — Почему ты так странно выглядишь?