Сердце красавицы

— Ты правильно поняла. Это применяется в двигателях спорткаров, призванных развивать максимальную мощность. Водитель может полностью контролировать автомобиль на больших скоростях.

— Нет смысла иметь такой автомобиль, если его не контролировать.

— Полностью согласен.

— Давно он у тебя?

— В общей сложности? Около четырех лет. Я закончил реставрацию всего несколько месяцев назад.

— Наверное, в восстановление машин приходится вкладывать немало труда.

Переключая одной рукой передачу, Мэл взглянул на Паркер.

— Я мог бы указать на иронию твоих слов, но не стану. К тому же это реклама на колесах. Люди замечают такой автомобиль, начинают расспрашивать о нем. Информация распространяется, и вдруг подросшее дитя с приличным трастовым фондом просит восстановить найденный в дедушкином гараже «Купе де виль», а какой-нибудь пижон с толстым бумажником вспоминает свою молодость и нанимает меня найти и отреставрировать «Порше-911» семьдесят второго года, вроде того, в котором он потерял невинность, а потерять невинность в «911» не так-то просто.

— Поверю тебе на слово. Мэл ухмыльнулся:

— Где ты потеряла свою?

— В Кабо-Сан-Лукасе.

Мэл хмыкнул:

— И сколько людей может так ответить?

— Думаю, довольно много жителей Кабо-Сан-Лукаса. Однако вернемся к твоей машине. Отличная идея — превратить ее в рекламу своего бизнеса.

«Стремительную рекламу», — мысленно добавила она. Автомобиль на поворотах прижимался к шоссе, как ящерица — к нагретому камню. И точно, как с мотоциклом Мэла, в урчании двигателя чувствовалась с трудом сдерживаемая мощь.

Непрактично, совсем непрактично. Вот ее седан практичен. Однако…

— Мне бы хотелось порулить.

— Нет.

Паркер вскинула голову, возмущенная столь категоричным отказом.

— У меня безупречное водительское досье.

— Не сомневаюсь. И все равно нет. Твоя первая машина?

— Маленький «BMW»-кабриолет.

— «328i»?

— Как скажешь. Он был серебристый. Я его очень любила. А твоя?

— «Камаро Z28» восемьдесят второго года, пять скоростей, двигатель V8 с непосредственным впрыском топлива. И еще передвигалась, когда я сбыл ее одному парню в Стамфорде, хотя на спидометре было семьдесят тысяч суровых миль. — Мэл припарковался напротив популярного ресторана, специализирующегося на мясных блюдах. — Я думал, мы поужинаем.

— Хорошо.

Когда они переходили улицу, Мэл взял Паркер за руку, что до нелепости взволновало ее.

— Малком, сколько тебе было лет, когда у тебя появилась машина?

— Пятнадцать.

— У тебя не было прав.

— Один из множества аргументов, которые привела мама, когда узнала, что я потратил большую часть денег, которые, как предполагалось, копил на колледж, на развалюху, с виду пригодную только под пресс. Она надрала бы мне задницу и заставила продать машину, если бы не Нэппи.

— Нэппи?

Они вошли в ресторан, Мэл поднял руку, привлекая внимание сотрудницы, встречающей посетителей. Та кивнула и жестом попросила подождать минутку.

— Нэппи тогда был хозяином мастерской, которая теперь принадлежит мне. Я работал на него в выходные, и летом, и когда прогуливал школу. Нэппи убедил маму в том, что ремонт машины принесет мне пользу: я овладею определенными профессиональными навыками и не попаду в плохую компанию. В чем-то он не ошибся. Неприятностей у меня могло быть гораздо больше.

Паркер шла с Мэлом вслед за метрдотелем и вспоминала о своих летних каникулах. Она работала в Фонде Браунов, училась вместе с Делом справляться с ответственностью, уважать традиции, но большую часть каникул проводила с друзьями в Хэмптонсе у бассейна собственного поместья и обязательно на неделю или две летала в Европу.

Мэл заказал пиво, она — бокал красного вина.

— Вряд ли твоя мама одобряла прогулы.

— Разумеется, не одобряла, особенно, когда ей удавалось поймать меня на этом, что происходило довольно часто.

— Я случайно встретилась с ней вчера. Мы пили кофе.

Паркер увидела то, что, пожалуй, никогда прежде не видела. Малком Каванаф от изумления потерял дар речи.

— Вы… Она не упоминала.

— О, мы очень мило посидели. — Паркер невозмутимо открыла меню. — Ты должен пригласить меня на ужин.

— Мы ужинаем.

— Воскресный домашний ужин. — Паркер улыбнулась. — Ну, и кто испугался?

— Испугался — слишком сильно сказано. Считай, что получила приглашение, а о деталях договоримся. Ты здесь уже бывала?

— Ммм. Они подают печеные картофелины размером с футбольные мячи. Пожалуй, я возьму одну. — Паркер отложила меню. — Ты знал, что твоя мама иногда работала на моих родителей — дополнительная помощь на приемах.

— Да, знал. — Мэл, прищурившись, посмотрел ей в глаза. — Думаешь, это для меня проблема?

— Нет. Нет, конечно. Я думаю, что некоторых это напрягало бы, но ты не из них. Я не это имела в виду. Просто мне пришло в голову…

— Что?

— Что была какая-то связь между нами, когда мы еще были детьми.

Официантка принесла напитки, приняла заказ.

— Я как-то менял колесо твоей маме.

Паркер почувствовала, как сжалось сердце.

— Правда?

— Весной, перед тем, как смылся в Калифорнию. Она ехала домой, наверное, из загородного клуба. — Вспоминая ту картину, он глотнул пива. — На ней было такое платье, как будто летящее. При виде его мужчины надеются, что зима никогда не вернется. И по всему платью были рассыпаны бутоны роз. Красные бутоны роз.

— Я помню его, — прошептала Паркер. — Я представляю ее в этом платье.

— Она опустила крышу салона, и ее волосы были разлохмачены ветром. И на ней были такие большие темные очки. Я подумал, господи, она похожа на кинозвезду. В общем, воздух из шины выходил постепенно, и она заметила это, когда ехать дальше уже было нельзя. Она остановилась у обочины и вызвала техпомощь.

Я никогда не видел таких, как она. Таких красивых. Пока не встретил тебя. Я менял колесо, а она со мной разговаривала. Где я учился, что любил делать. А когда она узнала, что я сын Кей Каванаф, стала расспрашивать о маме. Она дала мне десять долларов сверх счета и похлопала по щеке. И когда я смотрел вслед ее машине, то думал, я помню, как думал: вот я и знаю, что такое красота. Настоящая красота.