Сердце Неи
Шрифт:
– Силд многое поведал мне о твоей болезни и поверь мне, очень скоро мы будем вместе! – с радостно горевшими глазами сообщил мне повелитель эту «замечательную» новость. А я побледнела.
– После пира я буду ждать тебя у себя, – наклонившись, на ухо шептал мне Рениред, а я всё больше и больше теряла в цвете своего лица. – А пока ограничимся этим, – закончил свою, как этот мужчина считал, «возбуждающую» речь, и поцеловал меня. Поцелуй был жёстким, но не сказать что грубым. Руки правителя обхватили меня за талию и начали медленно спускаться вниз, а сам он попытался углубить поцелуй. В голове у меня было пусто. За свои двадцать четыре года, несмотря на то, что у меня так и не получилось хоть раз завести серьёзные отношения, поцелуи
– Я просто очень счастлива, Господин, – слегка дрожащим голосом ответила я и, поклонившись, выбежала за дверь. Я шла так быстро как могла, без устали вытирая не перестающие литься противные и глупые слезы.
«Ну что ты как маленькая, Тома!», – говорила я сама себе. «Ничего плохо не случилось», – пыталась заверить я себя, но слёзы упорно не желали прекращать свой поток, а руки сами раз за разом с усердием вытирали губы, словно таким образом можно было смыть с себя то ужасное прикосновение правителя.
Катю скоро должна была привести Марьяна в нашу новую комнату. Немного успокоившись, я потянулась к ручке спасительной для меня двери, но потом опять вспомнила тот ужасный поцелуй и расплакалась вновь. Прерывисто дыша, я опустилась вдоль стены у двери, обняла колени руками и, спрятав в них голову, зарыдала в голос.
Сквозь собственные всхлипы были слышны и мои бессмысленные слова мольбы.
– Мама, мамочка, папа, браатик, кто-нибудь, пожалуйста, пусть этот кошмар закончится! Я больше не могу. Я правда больше так НЕ МОГУ! Ну почему я? За что?! Я в жизни не причинила никому зла, жила самой простой обычной жизнью, у меня есть хорошая стабильная работа, любящая семья, друзья, своя жизнь, в конце концов! Так для чего я попала сюда? Чтобы стать очередной игрушкой этого похотливого местного главаря?! Господи, пожалуйста, если ты есть, прошу, умоляю, ВЕРНИ МЕНЯ ДОМОЙ!!!
Я терпеливо ждала, сложив ладони в молитвенном жесте пред собой, но ничего ожидаемо не происходило.
Видимо, этот поцелуй стал последний каплей. Иррациональность происходящего и ежедневные попытки выжить были слишком тяжелой ношей для меня. Я никогда не была сильной. Я упустила руку на пол рядом с собой и нащупала маленький острый камушек. Будто в замедленной съемке я отстраненно наблюдала за тем, как одной рукой я крепко сжимаю готовый в любую минуту порвать мою тонкую кожу камень и подношу его к вене на другой руке. Всего одно движение, и всё закончится. Краткий миг боли и долгожданная свобода. Упасть в вечное небытие было так желанно.
«Я не выдержу больше. Я устала. Я не обязана никого спасать. Ничем жертвовать», – такие трусливые и бесстыдные мысли вихрем пронеслись в голове, а рука уже с силой прижимала острый край, касаясь гулко бьющейся вены на запястье.
– Ма? – вопросительный окрик моей племянницы рядом заставил меня вздрогнуть, а камень выпасть из моей руки.
Я перевела полу осмысленный взгляд на стоящую рядом Катю и приведшею ее Марьяну, которая с глазами полными грусти и понимания смотрела на меня. Я вдруг осознала, что она не стала бы меня останавливать. Она как никто другой знает, что такое жизнь в этом дворце и что каждый сам волен выбирать свою судьбу. Она слегка поклонилась мне и быстрым шагом ушла прочь.
– Ма? – более встревоженным голоском, теребя меня за руку, потребовала от меня ответа моя малышка.
Я рывком притянула ее к себе и зарылась лицом в ее волосы. От долгого сидения на холодном каменном полу в моих черных обрывках ткани и пережитого стресса меня заметно трясло.
– Прости, прости меня, мое солнышко! Прости меня! – целуя макушку моей крошки, без устали просила я у неё прощения, постепенно успокаиваясь.
Катя, не зная, что со мной, но на интуитивном уровне понимая, что произошло что-то
плохое, с беспокойством смотрела на меня своими глубокими карими глазами.«Вся в отца», – мельком подумала я. Мысль о брате придала уверенности. Если бы он был на моём месте, он бы не стал расстраиваться из-за таких мелочей, а сделал бы все возможное и невозможное чтобы вернуть мне ребенка. Так что я должна сделать то же самое для него. Ради самого дорогого, что есть в моей жизни – моей семьи.
С такими мыслями я решительно встала с пола и зашла в нашу комнату. Стянула ненавистные тряпки, надела обычное здесь серое платье, подхватила теплое одеяло и вместе с Катей отправилась к клетке Грцеллы. Кошка, будто почуяв мое настроение, беспокойно металась вдоль своего загона до тех пор, пока не увидела наши фигуры. После этого она свернулась клубком рядом с нами и задремала. Я расстелила одеяло, села на него, прислонившись спиной к боку кошки за прутьями её стальной тюрьмы и, усадив на колени Катю, внимательно посмотрела на окружающий нас безжизненный пейзаж, кажущийся ещё более мрачным в надвигающихся сумерках.
Сейчас я безумно скучала по моему миру. По бурным чистым рекам, высоким заснеженным пикам гор, по золотистым пышным лугам пшеницы. Я закрыла глаза, представляя родные сердцу места, и запела неожиданно для себя: «Ах ты степь широкая, раздольная…»
Голос мой лился протяжно и уверенно. Кажется, на мгновение я даже оказалась в тех местах, о которых пела, вдохнула полной грудью особенный воздух родного мира, но песнь закончилась, и образ, вставший перед глазами, исчез словно мираж. Я легко поднялась на ноги и с улыбкой повела племянницу за руку обратно в наши покои. Завтра будет сложный день, и я обязана выспаться, чтобы бороться с новыми силами. Теперь я уверена, что смогу биться до конца.
Глава 5
Утром следующего дня, я с улыбкой как всегда отвела Катю к Марьяне, она с заметным облегчением заметила мою смену поведения.
Последние репетиции танца для повелителя прошли на ура. До ежедневного унижения у главаря этих земель, у меня ещё оставалось довольно много времени. Я озорно улыбнулась. Огляделась вокруг, но в пустом зале кроме меня никого не было. Я сняла выданное мне одеяние восточных танцовщиц, оставшись только в черном топе и коротких шортах, распустила стянутые в узел во время тренировок длинные слегка волнистые светлые волосы и сделала быструю разминку. В юности я долгие годы занималась художественной гимнастикой. Конечно, победить на Олимпийских играх мне сейчас не светит, но форму и растяжку с тех времен поддержать у меня вполне получилось, а тело, вбитые с детства движения, помнило так, словно все мои выступления были только вчера.
Я прикоснулась к виску коробочкой, сказала кодовое слово активации, закрыла глаза и встала в начальную позу своего любимого показательного упражнения. «Твои руки и ноги – продолжение твоего тела», – всегда говорил мне мой тренер. – Когда ты выступаешь, вокруг больше нет никого: ни судей, ни зрителей. Есть только ты и музыка. Не пытайся подстроиться под ритм мелодии, живи ею, стать с ней единой». И сейчас я стала. Шаг, плие, батман, разбег, прыжок, прыжок, прыжок, шпагат, ещё, шаг, поворот, упала на колени, переворот, гранд батман, пробежка.
Мелодия, созвучная моим мыслям то ускоряла, то замедляла свой бег, скрипка, барабаны, орган, – всё смешалось в причудливой мелодии, идущей из моего сердца, но всё это было мной. Каждое моё движение было едино с этой уникальной симфонией звуков. Темп все нарастал и, наконец, я смогла это почувствовать. Момент, когда в этом мире нет ничего кроме тебя и твоего дикого танца, все уходит: и боль, и печаль, и люди и мысли, и ты в этот миг чувствуешь абсолютную и всепоглощающую свободу. Взмах руки, шаг, шоссе, разножка, последний аккорд и вот я, прогнувшись назад, касаясь пола руками, застыла в финальной позе и счастливо улыбаюсь.