Сердце огня и льда. Леди

Относительное уединение по-прежнему обеспечивает Пушок, люди отступают от него, отворачиваются поспешно, будто пёс способен понять, о чём они думают, прочитать каждую их самую жалкую, самую недостойную, завалявшуюся на дне разума мыслишку. Странно – мне казалось, за столько лет имперские придворные давно уже должны были привыкнуть к двуглавому зверю, тенью следовавшему за наследницей, научиться не бояться его, не шарахаться, словно от сказочного чудовища, неожиданно представшего пред ними во плоти.

– Жаль, что нам с вами никак не удаётся побеседовать нормально, – Валерия улыбнулась кому-то, кивнула. – Дрэйк согласился с моим замечанием, что таких, как Рейнхарт, не следует допускать настолько близко к трону, позволять им оказывать влияние на венценосных особ. Мою мать так подкосила болезнь моего отца, так измучила неизвестность и ожидание, что мама, к глубокому нашему сожалению, стала слишком чувствительной, восприимчивой… легковерной, чем и воспользовались не самые достойные люди… или нелюди.

Наследница действительно изменилась. Прежде в речах девушки читалась детская обида, подростковое желание сделать всё наперекор родительской воле, непонимание и неприятие мира, в котором она рождена, собственного долга как будущей императрицы и своих обязанностей, неизбежно связанных с её положением. Теперь же за каждым словом слышится равнодушный расчёт, язвительная двусмысленность, свойственная высшему свету, тонкий намёк, едва уловимый, будто флёр хороших духов. Не знаю, к добру изменения эти или к худу, я вижу за подчёркнуто холодными фразами маленькую девочку, старающуюся выглядеть старше, чем она есть, пытающуюся заранее примерить на себя тяжесть бремени, что ожидало её.

– Его высочество Антонио тоже поддерживает меня, – продолжила Валерия, и на нежных щёчках вспыхнул застенчивый девичий румянец. – Понимаю, ещё рано делать окончательные выводы, но, надеюсь, мы с принцем поладим.

– Его высочество производит впечатление приятного молодого человека, – заметила я.

– Да, он… привлекателен. Внешне, во всяком случае. И с ним интересно беседовать. Из надёжного источника мне известно, что он пользуется… популярностью среди девушек. В наше время это уже неплохо, – наследница беззаботно пожала плечами. – Знаете, бывший правитель герцогства Верейского был печально известен своими предпочтениями… в отношении мужчин.

Пушок, бесшумно следовавший за нами, вдруг выскочил вперёд, замер, опустив низко обе головы, оскалившись. Зарычал тихо, угрожающе. Секунду спустя и я почувствовала слабую дрожь, возникшую под полом, отдающуюся еле ощутимой вибрацией по паркету.

Рейнхарт очнулся.

Я заметила растерянный, вопросительный взгляд Валерии, но ответить не успела – люди перед нами шарахнулись в стороны похуже, чем от двуглавого пса, отпрянули торопливо, лихорадочно двумя волнами, образовывая широкий проход до той самой двери, через которую мы с Норданом вернулись. Хлопок открытой и сразу же закрытой створки исчез за музыкой и шепотками, настороженными, боязливыми, а вошедший в зал Рейнхарт стремительно направился к нам с наследницей. Воротничок его рубашки так и остался небрежно расстёгнутым, бабочки и вовсе нет.

Ярость, что пробивалась сквозь трещины маски привычного презрительного равнодушия. Обжигающая холодом вьюга в глазах, неожиданно ставших необычно яркими, горящими голубым огнём. И дрожь пола, усиливавшаяся с каждым шагом.

Нордан и Дрэйк мгновенно оказались рядом, Нордан оттеснил меня назад, Дрэйк бросил быстрый предостерегающий взгляд на Валерию – молчаливая просьба отозвать Пушка более чем очевидна, – но девушка вздёрнула подбородок и поравнялась с псом, положила руку на холку. Музыка оборвалась, замерли танцевавшие пары, шепотки стихли, будто собравшиеся в зале онемели разом.

– Господин Рейнхарт, – прозвенел в наступившей тишине голос наследницы, – что-то случилось? Плохие вести?

Старший остановился перед Валерией, смерил раздражённым взглядом сверху вниз.

– Да, Ваше императорское высочество, – процедил едва слышно сквозь стиснутые зубы. – Полагаю, гости Вашего императорского высочества кое-что у меня украли.

По интонации понимаю – Рейнхарт знает, что нас пригласила наследница.

– Быть того не может. Уверена, произошло досадное недоразумение. Я могу поручиться за своих гостей.

Дрэйк шагнул к Валерии, посмотрел спокойно, невозмутимо в ледяные глаза.

– Признай поражение и на том разойдёмся, – Дрэйк говорил негромко, так, чтобы ни одно его слово не дошло до чужих ушей. – В зале слишком много людей, включая ту, кто ещё обеспечивает тебе хоть какую-то поддержку, чтобы устраивать здесь некрасивые и недостойные высших существ разборки. Или, думаешь, оставшиеся собратья обрадуются, узнав, что ты сравнял с землёй императорский дворец вместе с членами правящей семьи, их гостями, иностранными послами и принцем союзного государства?

– В давние времена попытка обнажить оружие в присутствии члена королевской семьи приравнивалась к государственной измене, – словно невзначай добавила Валерия.

– Ваше императорское высочество видит у меня оружие? – на наследницу Рейнхарт не смотрел, лишь ответно в глаза Дрэйку, пристально, оценивающе.

Просчитывал варианты? Наверняка.

Решал, стоит ли рисковать, начиная то, что действительно обернётся кровавой бойней и страшными разрушениями.

Нордан передо мной неподвижен, напряжён, готов сорваться в любой момент, при малейшем намёке на опасность. Но молчал, не вмешивался. Выжидал.

– Что вы, господин Рейнхарт, я обычная девушка и ничего не понимаю в магии, однако в зале есть люди и нелюди, разбирающиеся в данном вопросе куда лучше меня, и они охотно подтвердят то, что чует Пушок. А он никогда бы не среагировал так, – узкая девичья ладошка успокаивающим жестом погладила пса по спине, – если бы не почувствовал исходящей от вас угрозы.

– Ваше императорское высочество больше полагается на реакцию какого-то реликтового чудовища, нежели на слово верного друга и давнего союзника ваших родителей?

– Да. За всю мою жизнь Пушок ни разу не подводил и не обманывал меня. В отличие от многих двуногих из моего окружения, – наследница обернулась, окинула удивлённым взглядом зал. – Почему так тихо? Почему не играет оркестр?

Несколько секунд, и музыка зазвучала вновь, неуверенная, настороженная. Вибрация исчезла, истаяла, но ожидание удара, чуткое, напряжённое, осталось, наполняя воздух смесью сухого жара и царапающего холода.

– Жаль, не настоял, чтобы Октавиан избавился от этой псины, пока была возможность.