Сердце убийцы

Это не должно вызывать во мне прилив желания, не должно заставлять меня тянуться другой рукой, просовывать в себя два пальца, когда я яростнее тру свой клитор, представляя, что это его толстые пальцы, что влажные струйки воды на моем клиторе, когда я тру быстрее, жестче, – это его язык.

Мысль о том, что он стоит здесь и приказывает мне кончить за ним, не должна заставлять каждый мускул в моем теле напрягаться от внезапного, восхитительного удовольствия, которое пронзает меня, подводя к самому краю блаженства, когда я выгибаю спину, откидывая голову назад на край ванны. Я засовываю пальцы в себя, чувствуя, как моя киска сжимается вокруг них, неистово потираю клитор, когда раздвигаю бедра в воде, представляя, как он стоит надо мной, приказывая мне кончить снова голосом с сильным акцентом, в то время как он поглаживает сильнее.

— О боже! Я вскрикиваю, когда оргазм настигает меня, вода брызжет на мою кожу, когда я представляю, что это его сперма стекает с его члена на мою грудь, живот и бедра, когда он тоже кончает, и я сжимаю бедра вокруг своих рук, прижимаясь к собственным пальцам, когда оргазм прокатывается рябью и сотрясает меня, удовольствие переполняет все мои чувства, пока я не начинаю задыхаться и громко стонать, не отдавая себе отчета в том, где я нахожусь.

А затем, наполовину шокированная, я прихожу в себя, когда удовольствие отступает, и погружаюсь в ванну, мое лицо пылает от осознания того, что я только что сделала. В гостиничном номере по-прежнему тихо, никаких признаков того, что он вернулся, но Левин мог вернуться в любой момент и услышать, как я визжу от удовольствия в ванне, и какие идеи пришли бы ему в голову тогда?

О чем, черт возьми, я только думала?

Я должна взять себя в руки. Я в опасности, гораздо большей, чем я думала вначале, и это не тот способ, которым я должна справляться с этим. Ни в малейшей степени.

Я не могу позволить себе хотеть Левина Волкова.

Ни секундой больше.

9

ЛЕВИН

После разговора с Владимиром мне ничего так не нужно, как выпить чего-нибудь покрепче, кроме, может быть, женщины, но сейчас это вряд ли вариант. Я сажусь за стойку бара, заказываю первоклассную водку со льдом и с благодарностью принимаю ее, когда бармен приносит ее, пока я обдумываю варианты.

Единственное, что можно сделать прямо сейчас, это продолжить разговор с Лидией и попытаться получить информацию о Грише. Пока она кажется сговорчивой, угроза ее бабушке держит ее в узде, хотя я чувствую себя дерьмово каждый раз, когда думаю об этом. Я ни в коем случае не мягкий человек, но мне не нравится идея морить голодом беззащитных старушек или выставлять их на улицу для достижения наших целей.

Я не думаю, что в этом будет необходимость. Лидия, кажется, понимает серьезность ситуации, настолько, что я чувствовал себя комфортно, оставляя ее наверху на некоторое время, хотя и с запертой снаружи дверью. И если она снова попытается драться, мне придется использовать более жесткие методы, хотя я по- прежнему непреклонен в том, что не причиню ей вреда.

Владимир не согласился бы со мной. И он недалеко, его резиденция находится не более чем в половине дня езды от Москвы. Если он подумает, что я теряю контроль над ситуацией, он пошлет других людей, а затем, если это не сработает, он придет сам, с несколькими своими бригадирами.

На том этапе это будет не в моей власти.

Я работаю на Владимира уже почти десять лет, точнее, больше. Я был рядовым, счищающим кровь с плитки задолго до того, как принес присягу Синдикату и пролил кровь для посвящения. Мой отец работал на отца Владимира, а его отец до него, на отца Владимира до него, и я уверен, что это зашло бы еще дальше в прошлое, если бы я захотел разобраться в этом. Но я этого не делаю. Я предпочитаю смотреть вперед, потому что, если я оглянусь назад, там будет слишком много крови и слишком много грехов, которые будут тяготить меня, если я позволю им.

Однажды, я знаю, они меня догонят.

Но не сегодня.

Пока нет.

И это не будет гребаный Владимир, который прикончит меня, потому что я позволил Грише ускользнуть у меня из рук. Я просто должен найти способ заставить это сработать, продолжая делать это по-своему.

Я допиваю вторую водку, третью, а затем четвертую, прежде чем, наконец, говорю бармену отнести ее в мой номер. К настоящему времени Лидия должна закончить принимать ванну, и я не должен оставлять ее одну слишком надолго. Я испытываю приятное возбуждение, если не считать того, что я действительно пьян, и это делает перспективу пережить остаток этой ночи менее пугающей.

Когда я возвращаюсь в комнату, открываю ее и захожу внутрь, я вздрагиваю, услышав звук телевизора. Лидия свернулась калачиком на кровати в одном из пушистых гостиничных халатов, поджав под себя ноги и перекинув мокрые волосы чуть более темного оттенка блондинки через плечо. Ее лицо чисто вымыто, бледное и слегка розовое на скулах и носу, и даже в таком виде я не могу не думать, что она выглядит потрясающе красивой, нежной, как фея, ее голубые глаза прикованы к тому, на что она переключила телевизор.

Сначала она меня не замечает, что дает мне мгновение просто посмотреть на нее. Она выглядит невероятно невинной, сидя там, милая и простая, и у меня возникает внезапное желание выйти из комнаты, найти Гришу и собственноручно лишить его жизни.

Именно из-за него она оказалась в таком положении. Если бы он не соблазнил ее вступить с ним в отношения, прямо сейчас в этом гостиничном номере была бы какая-то другая девушка, которую шантажировали и заманивали в его постель. Я думаю, она заслуживает лучшего, чем это, и это нелепая мысль, потому что я этого не знаю. Я не знаю ее. Но, глядя на ее миловидное, слегка раскрасневшееся лицо с ярко-голубыми глазами, светлыми ресницами и мокрыми волосами, ниспадающими на плечо, все, о чем я могу думать, это о том, что Гриша не заслуживает ее, и она не заслуживает того, что с ней делают прямо сейчас.

Затем она поднимает взгляд, как будто уловила изменение в воздухе, сообщающее ей, что в комнате есть кто-то еще, и ее глаза на мгновение расширяются с выражением наполовину страха, наполовину чего-то еще, чему я не решаюсь дать название, и не могу, потому что совершенно маловероятно, что она испытывает ко мне такие чувства, и что я не просто проецирую на нее свое собственное желание.

— Левин. — Она произносит мое имя ровным голосом, но звук, слетающий с ее губ, все равно проходит сквозь меня, как электрический разряд, и я узнаю его. Было такое время в Сальвадоре.

— От тебя пахнет водкой. — В ее голосе слышится легкое неодобрение, вытаскивающее меня из прошлых неприятных воспоминаний, связанных с бандами наркоторговцев и автомобильными аккумуляторами. Она прищуривает глаза, и я ухмыляюсь ей, просто настолько взвинченный, что не могу четко обдумать то, что говорю.

— Ты что, моя жена? Если я захочу вернуться в мой гостиничный номер, за который я плачу, пахнущим водкой, я это сделаю.

Она смеется, и звук этот удивляет меня, чистый, как родниковая вода, струящийся по моей коже так, что кажется отчетливо освежающим. Я не уверен, что давно слышал, чтобы кто-то так искренне смеялся, и меня удивляет, что даже в этой ситуации она вообще может так смеяться.

— Ты платишь за комнату? Или за нее платит твой босс? — Она ухмыляется мне, и мои глаза слегка расширяются.

— Я не забыл свою угрозу привязать тебя к кровати, котенок. Я мог бы также заткнуть тебе рот кляпом, если ты не будешь следить за своим языком. — Моим членом. Мысль возникает в моей голове, образ, который следует за ней, слишком четкий для моего собственного рассудка, и я подавляю его как можно быстрее. Это не то, ради чего мы оба здесь, и чем больше я позволяю себе фантазировать об этом, тем сложнее это будет.