Сердце волка

Изабелла обернулась ко мне.

— Конечно, человек. А кто же еще? Сначала было трудно, а потом привыкла.

— Ты замужем за одним из них?

— Муж погиб, но я осталась в Стае.

Я осмотрелась, словно видела это место впервые. Опустившаяся на землю ночь посеребрила необъятные стволы гигантских деревьев, выглядят они совсем не тревожно, как в моем сне, скорее сказочно. Это, наверно, от того, что тут и там вспыхивают и гаснут искры светлячков — белые, голубые, золотые. То и дело над нашими головами пролетают, едва не задевая крыльями, ночные мотыльки — не такие яркие, как я привыкла. Наши не настоящие, накачанные магическим зарядом, света от них намного больше. Но эти хоть и не такие светящиеся, зато их здесь так много!

В кустах изредка прошелестит мелкий зверек, или ночная птица, сытые, перепачканные соком плодов и мяса дети засыпают прямо на земле, подперев кулачком пухлые щеки. Кроме нашего костра, горит ещё три или четыре, и у каждого сидят женщины, доносятся разговоры вполголоса, слышится тихий, приглушенный смех.

Такого места не было ни в одной сказке старой Пепы.

— Вы живете здесь? — спросила я Изабеллу.

— Это материнская территория. Сюда нельзя посторонним. Она охраняется всеми — и самцами, и самками.

Я покосилась на Дэз.

— Можно мне остаться здесь на ночь?

Изабелла покачала головой, и хотела было ответить, как ее опередила Дэз:

— Ночевать ты будешь у Виллы. Так безопаснее. Вряд ли самки рады интересу к тебе самцов. Как бы не загрызли до Велеса.

Не успела я осмыслить услышанное, как вернулась Вилла. Она словно возникла из сумрака, так неслышно подошла.

— Пойдем, — сказала она мне. — Станет совсем темно и ты не заберешься на дерево.

— Я итак не заберусь.

Она хмыкнула.

— Пошли.

Что мне оставалось делать? Я поднялась и поспешила следом за ней.

Долгий путь в «перевернутое гнездо» помог преодолеть ожидающий у дерева Дреко. Меня просто зашвырнули на плечо, и Дреко поскакал вслед за Вилой.

Когда я оказалась в знакомой «комнате», Дреко исчез, словно растаял в звенящем тысячей звуков ночном воздухе, а Вилла швырнула на кровать сверток.

— Твои вещи.

Развернулась, и вышла, не оглядываясь.

Я дрожащими пальцами потянула за обрывки ткани, связанные в узел. На глаза навернулись слезы. Мила, Мила…

Из плоской коробочки выскочили два магических мотылька и уселись на ветки потолка среди сородичей. Те возмущенно затрепетали крыльями, теряясь на фоне более ярких собратьев.

* * *

Сумка с двумя сорочками и бельем… белый накрахмаленный хлопок захрустел под пальцами, а струящийся шелк словно стек сквозь пальцы, оседая на моих коленях, соскользнул с них и белым облачком устроился на ложе из сухой травы и веток.

Я приблизила к лицу одну из длинных, выше локтя, перчаток — по темно-зеленому атласу, что нашит на плотную кожу, движется к заветному райскому яблоку синяя птица с раскрытым клювом. Коричневые бриджи, отделанные замшей сзади и по внутренней стороне ноги словно только что извлечены из моей гардеробной, две рубахи с длинными рукавами, нежно-голубая и светло-зеленая, две пары шерстяных чулок на завязках…

Из алого бархатного мешочка посыпались на кровать щетки для волос, шпильки с цветочными головками и заколки.

А вот и мешочек с духами. Несмотря на плотно закрытые колбы аромат розы и лаванды ударил в ном, стоило лишь потянуть завязки шнурка. Я улыбнулась. Открыла колбу с розоватым содержимым, вдохнула сладкий, пьянящий аромат, капнула на палец и нанесла масло за ушами, во впадинку шеи, на запястья. Губы растянула улыбка.

Мила, моя дорогая Мила, ты и здесь продолжаешь заботиться обо мне, и лучше тебя это никто не сделает!

Из следующего свертка запахло мятой и анисом. Ноздри щекотнул манящий горьковатый аромат — здесь даже мешочек с кофе, невероятно! И за леденцы спасибо. Кажется, Мила говорила про мешочек со сбором трав для заваривания… Наверно, это он.

В следующую секунду по пальцам прошла лихорадочная дрожь, содержимое батистового мешочка выскользнуло из рук.

На кровать упало два медальона. Платиновый, с узором в виде цветка эдельвейса, выложенного бриллиантами, и скромный, серебряный, с гордым чеканным профилем святой Иулии.

Должно быть, они… Они увидели, открыли медальон и увидели меня, и вот…

Я неловко отклонилась назад, попыталась отползти от сверкающего бриллиантами узора фамильного герба де Шеврез. Что-то защекотало шею, и я вскинула вверх руку, провела пальцами по шее, щеке…

Оказывается, слезы. До этого они текли беззвучно, а тут я завыла в голос, зажимая рот ладонью.

Выбросила свободную руку вперед, схватила спутанные цепочки, прижала медальоны к груди, и принялась раскачиваться.

Сколько я так сидела, раскачивалась и глушила ладонью рыдания, неизвестно.

Когда подняла голову, увидела, что не одна. В проеме замерла Вилла, скрестив на груди руки.

— Что тебе нужно? — пробормотала я, вытирая слезы.

Щеку царапнуло серебро. Или платина.

— Ничего, — ответила она. — Просто я смотрю на тебя и не могу понять. Из-за чего ты плачешь? Ты ведь не плакала, когда думала, что я столкну тебя с дерева. Не плакала, когда тебя окружили мужчины. Не плакала, когда поняла, что одна среди оборотней. Наоборот, даже кусалась, — добавила она, как мне показалось, одобрительно.

Я промолчала, не сводя с нее глаз.

Вилла усмехнулась.

— Не хочешь — не отвечай, — сказала она. — Но все же советую тебе отложить слезы на потом. Источник помог, но ты слаба. Нужно выспаться. Завтра отправляемся к Велесу.

— Что это?

— Не что, а кто. Он даст Посвящение, если посчитает тебя достойной.

— Зачем мне его посвящение?

Литые плечи Виллы поднялись и опустились.

— Если не получишь посвящение — умрешь, — ответила она.

— А если получу?

Вилла посмотрела на меня каким-то новым взглядом, точно впервые видит.

— Тогда останешься жить, — ответила она. — Есть раньше тебя не растерзают наши женщины.

ГЛАВА 4

Когда Вилла появилась утром, я стояла, скрестив на груди руки, и смотрела прямо в проем, из которого должна выйти моя… я даже не знаю, как назвать-то ее… тюремщица?

Вилла явно ожидая увидеть меня спящей, и застав полностью одетой, с заплетенными волосами, хмыкнула.