Сердце ждет любви

Брэм обхватил ее бедра, то подталкивая ее вверх, то опуская. Она смотрела ему в глаза и видела в них вожделение и удовольствие от его все убыстрявшихся движений, сопровождавшихся первобытным рычанием, — мужчина достигал пика наслаждения.

Роуз без сил упала на его грудь, ее сердце билось так сильно, что она боялась, что оно вырвется из ее груди. Брэм обхватил ее и прижал к себе. Они долго лежали так, Дышали одним дыханием, их сердца бились в едином ритме, который только что был общим для их тел.

— Теперь мне пора уходить, — наконец прошептала она.

— Потерпи немного, — сурово ответил он, когда она отстранилась от его груди, — скоро мы с тобой проведем вместе целый день… Нет, целую неделю… вместе и голые.

— Неделю? — повторила она, снова садясь в кресло, Расправляя свои юбки и зачарованно глядя на голую нижнюю половину его тела. Он был великолепен. — Мы оба умрем, когда она кончится.

Брэм улыбнулся:

— Именно так я бы и хотел умереть. Достойный конец.

Мысль о неделе рядом с ним пробудила в ней желание подумать о себе. Ибо час, день, неделю, всю жизнь в его обществе она очень хотела бы провести. Если они оба останутся живы, конечно. Как минимум.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, когда он отпер дверь и раскрыл ее.

— У нас в запасе четыре дня. И три, чтобы мы успели отозвать объявление из газеты. У меня есть кое-какие идеи, но рассказ о них занял бы больше времени, чем их исполнение. — Он улыбнулся. — Ты должна доверять мне, Розамунда.

— Я доверяю тебе, Брэм, — сказала она, и это был честный ответ.

Он поцеловал ее в кончик носа, когда появился дворецкий.

— Спасибо. Теперь поезжай домой и при любых обстоятельствах держись от него подальше. — Брэм помрачнел. — Может, Косгроув думает, что я знаю только то, чему он научил меня, но он скоро поймет, что ошибается. Пусть это случится скорее.

Глава 18

— И он подошел к тебе прямо посреди Сент-Джеймс-парка? — В верхней гостиной Бромли-Хауса Салливан то подходил к окну, то отходил от него. — Ты больше никуда не пойдешь без меня в этом проклятом городе.

— Ему была нужна Роуз, — сказала Изабель, сидевшая на низкой кушетке у камина. — А я случайно оказалась рядом. И сядь, пожалуйста, Салливан, у меня уже голова болит.

Он сразу же перестал расхаживать по комнате и уселся рядом с ней. Немного успокоившись, он обнял ее за плечи и привлек к себе.

— Меня беспокоит то, — задумчиво сказал он, целуя ее золотистые волосы, — что он даже не врал, говоря, что обстоятельства изменились. Они и в самом деле ухудшились.

— Ты думаешь, Косгроув вынуждает Брэма как-то ответить ему?

— Весьма вероятно. Не знаю, будет ли для него победой, если наш друг убьет его и Брэма за это повесят.

— Но он явно не намерен быть убитым.

Салливан взглянул на жену, уютно устроившуюся рядом с ним. Изабель принесла ему радость, которую он и не думал найти в своей жизни. С такой умницей всегда было интересно. Чтобы разгадать, как работает ее быстрый ум, ему бы потребовалась целая жизнь, и он охотно искал разгадку.

— О чем ты думаешь? — спросила его жена.

— Я думаю, что ты права, и для того, чтобы не быть убитым, Косгроуву требуется действовать первым. — Он наклонился и, положив руку на ее округлившийся живот, нежно поцеловал ее. — Нам надо быть готовыми помочь ему, потому что он сам не попросит нашей помощи. И еще я думаю, что до ужаса люблю тебя.

Она ответила ему поцелуем.

— А я тебя.

Брэм сел на Титана и посмотрел на большой серо-белый дом на углу улицы. Сегодняшний день был суетлив, как день охоты на лис. Вверх и вниз. Туда и сюда. Пока он не почувствовал такую усталость, что едва держался на ногах. За завтраком ему захотелось распродать все, что у него было, чтобы удержать Розамунду в Лондоне. К полудню ему уже хотелось, чтобы она уехала немедленно, ибо Брэм был убежден, что его намерение сесть в тюрьму или быть убитым обеспечит ее полную безопасность.

Она призналась, что он нравится ей. Нравится… Как кому-то приглянулась его лошадь или собака. И даже такой малости ему было достаточно, чтобы все снова перевернулось. Если она хотела остаться в Лондоне, то он стремился обеспечить ее безопасность.

Все кончилось тем, что он оказался верхом на лошади в пятидесяти футах от дверей Джонс-Хауса. Конечно, он бывал тут и раньше; черт побери, да он здесь вырос. Последние несколько лет он приезжал сюда, только когда его звали, — получить ежемесячное пособие или выговор, приправленный угрозами и презрением.

За две оставшиеся ночи он, вероятно, мог бы выиграть достаточно денег, необходимых, чтобы откупиться от Кингстона Гора. К сожалению, существовала опасность, хотя и не очень большая, что у него не будет этой ночи или что он может ничего не выиграть. Или еще хуже — проиграть что-то из того, что уже скопил. Ведь большие цифры означали и большие ставки, большой риск.

И было еще что-то, чего в этом случае он не мог себе позволить, — потерпеть неудачу.

Расправив плечи, он толкнул коленом Титана и направил его на короткую полукруглую подъездную дорогу. Он будет сдержанным, не даст волю своему языку и получит то, что ему так нужно. Выбора у него не оставалось.

Солидный, широкоплечий дворецкий распахнул перед ним дверь.

— Лорд Брэмуэлл, добрый день. — Он наклонил голову.

— Здравствуй, Спейк. Его светлость сейчас у себя?

— Насколько я знаю, он переодевается к обеду. Если вы желаете подождать здесь, я доложу.

Итак, он должен дожидаться в холле. Герцог, без сомнения, подумает, что если его оставить в гостиной, то он может украсть серебряные подсвечники. Левонзи, очевидно, не понимал, что целью игры было вывести отца из себя, при этом, по возможности, не касаясь его лично.

— Я не изменил своего решения, — сказал появившийся на лестнице герцог. — Ты лишен содержания.

— Да, я знаю, — ответил Брэм, решительно загоняя кипевший в нем, словно в котле, гнев под крышку. — Я не поэтому здесь.

— А тогда зачем же? Мы с Огастом сегодня вечером обедаем с членами кабинета министров.

— Мне надо поговорить с вами наедине. — Может быть, Спейк и хранил секреты герцога, но Брэм не собирался доверить дворецкому тайны Розамунды.

На лице герцога дрогнул мускул.

— Тогда пройдем в музыкальную комнату, — сказал он и повернулся на каблуках.

Брэм поднялся следом за ним по лестнице. Ему было интересно, почему Левонзи выбрал это место; в этом доме это была самая любимая комната герцогини. Виктория Джонс — единственный луч солнца в Джонс-Хаусе. Он не сомневался, что его жизнь сложилась бы по-другому, если бы она пережила его десятый день рождения, он в этом был уверен.

Они никогда раньше не разговаривали здесь. Было ли это намеренно? Не думал ли герцог, что Брэм в этой комнате по крайней мере не станет ему дерзить? Брэм не спускал глаз с отца. Сын действительно решил хорошо вести себя, независимо от того, как пойдет разговор. Но если герцог хотел призвать себе на помощь память о жене, то, вероятно, поступки Брэма производили на старого человека большее впечатление, чем он предполагал. В данный момент это было совсем некстати.