Сердце Зоны

Звуки, вдруг понял он. Кваканье лягушки, стрекот кузнечика - их нет! В прошлые разы, когда сталкер касался наружной двери, все это уже было слышно. А теперь - тишина.

По-прежнему держась за ручку, он оглянулся на проем за спиной. Почему тихо? Из-за того, что внутренняя дверь до сих пор раскрыта? Значит, не позволив ей закрыться, Андрей уже нарушил законы, по которым работали пространственные порталы вокруг церкви?

Он мотнул головой, избавляясь от наваждения, и раскрыл наружную дверь.

Вспышка. Оглушительный хлопок. Вой ветра. Белый ревущий свет. Снаружи был не камышовый ручей с мостком, не островок земли посреди озера, не военная база или Свалка - нечто совсем, совсем другое.

2

– Да успокойся ты!
– сказал Пригоршня.
– Ты же видишь - мы нормальные. Обычные люди, и кожа не синяя…

Кажется, приступ смелости, когда спасенный ими набросился на морлока и столкнул его с балки, был вызван отчаянием, а в обычных обстоятельствах человек этот мужеством не отличался. Платформа опускалась; мужчина забился в угол, со страхом поглядывая на двух сталкеров.

– Вы двойные!
– выкрикнул он.
– Не подходите ко мне!

– Какие?
– не понял Никита.
– Что это значит? Обычные мы.

Болотник вновь уселся на раму двигателя и молча наблюдал за происходящим, так что Пригоршне пришлось самому налаживать контакт. Он присел на корточки в нескольких шагах от незнакомца, показывая руки, чтобы было видно: оружия в них нет.

– Меня Пригоршней кличут, - сказал он.
– Это вот Болотник. А ты кто?

Мужчина крутил головой, в любой миг готовый отпрыгнуть в сторону, подальше от опасности… вот только прыгать было некуда, разве что за край платформы.

– Григорий… Григорий Иванович.

– Иванович, - кивнул сталкер.
– Ладно, пусть будет Иваныч. Я гляжу, ты в возрасте мужик уже. Не из Зоны, а?

– Я доцент, - объявил человек.
– Сотрудник одного крупного киевского института…

– Доцент! Вот это лучше, чем Григорий Иванович, звучит. Будешь, значит, Доцентом. И как ты сюда…

– А вы?
– перебил мужчина. Кажется, он начал успокаиваться, уверившись, что новые знакомые не собираются причинять ему вред, распинать на стене колодца или просто стрелять в спасенного.

– Так я же сказал…

– Нет, но имя? Имя-то у вас есть?

Никита замялся: он не любил называть свое имя каждому встречному-поперечному. В Зоне это не принято. Пригоршня - и нормально, только близкие друзья знают, как зовут друг друга, а для остальных…

– Никита, - решился он наконец.
– Никитой меня звать. А это вот Макс. Так ты не из Зоны, значит? Как сюда попал?

Доцент Григорий Иванович наконец выпрямился, морщась и держась за поясницу, присел на ограждение.

– Я… простите, я не ел двое суток, - пробормотал он.
– И почти ничего не пил, только какую-то грязную… Не найдется ли у вас…

Пригоршня виновато развел руками, потом, вспомнив про чудо-плащ своего временного напарника, повернулся и спросил:

– Макс, может, у тебя чего?

Болотник молча сунул руку под полу, достал плоскую флягу и что-то, завернутое во влажную тряпицу.

– Вот, держи, - Никита передал все это Доценту. Трясущимися руками ученый развернул ткань. В ней оказался белый рыхлый сыр, похожий на брынзу, и Доцент жадно вгрызся в него. Отвинтил колпачок фляги. Наблюдая за ним, Пригоршня понял, что тоже голоден, хотя пока не очень сильно. Он сидел и смотрел, как Григорий Иванович ест, давясь, шумно сопя, сыпля белыми крошками.

– Близко уже, - сказал вдруг Болотник, и Никита обернулся к нему.

– Что близко?

– Дно.

– Наконец-то!

Пригоршня шагнул к ограждению, выглянул: дно колодца и вправду было недалеко. Труба заканчивалась полутемным бетонным мешком - покатые стены, плавно переходящие в пол.

– Что-то не в порядке внизу, - сказал Никита, присматриваясь.
– Что это с полом случилось, почему он такой бугристый? А под нами вон прямоугольник железный, и фонарь на углу горит. Это туда платформа и должна опуститься. И вон проходы в стенах с двух сторон, видите?

Когда до дна колодца осталось меньше двух десятков метров, Болотник положил руку на рычаг. Никита с возрастающим удивлением разглядывал необычное помещение. Казалось, когда-то его залили жидким цементом из шланга, под большим напором, и теперь здесь не было ни одного угла или прямой линии, все сплошь покатое, волнистое, сглаженное. И пол, пол! Весь он был покрыт барельефами в виде человеческих фигур. Они лежали вытянувшись, положив руки на грудь. Сотни скульптур по всему залу… или тел, покрытых тонкой коркой бетона?

– Ты здесь был?
– спросил он у Доцента.

– Я же сбежал отсюда!
– откликнулся тот.
– Наша экспедиция добралась почти до самого технокапища, но потом большинство участников убили. Я один спасся, попытался подняться - вокруг центрального колодца есть ходы, - но меня поймали. Тут, в зале, охрана, необходимо соблюдать осторож… Вот, вот они!

Сталкер бросился на ту сторону платформы, где стоял Доцент. Из темного прохода в стене появилось с десяток морлоков, между ними шествовал лаборант. Платформа спускалась медленно, и Никита решил было, что их не заметят, но тут облаченная в грязно-белый халат скрюченная фигура подняла голову.

Лаборант замер, глядя вверх. До пола оставалось метров пять. Сзади шумно задышал Болотник. Никита обернулся: напарник замер возле двигателя, подняв обе руки, почти касаясь пальцами висков.

– Что?
– спросил Пригоршня. Макс качнулся, будто на мгновение потерял контроль над телом, ноги начали подгибаться - но он устоял, шагнул к краю платформы.

– Вниз, - скомандовал Болотник.
– Этот им приказал гранаты бросать…

С лязгом первая граната упала на платформу, покатилась, дребезжа по ребристому металлу. Доцент закричал, Пригоршня отпихнул его к ограждению, схватил гранату и швырнул обратно. Снизу уже летели другие. Никита перелез через перила, увидел, что до пола еще пара метров и что быстро идущие к ним от прохода морлоки, позади которых семенит лаборант, достают из сумок на поясах гранаты. Болотник прыгнул.

– Высоко!
– запричитал Доцент, судорожно вцепившись в ограждение. Лязг стоял по всей пещере, на платформу будто падали крупные тяжелые градины. Никита схватил Доцента за шиворот, перетащив его, столкнул - и прыгнул сам в тот момент, когда гранаты начали взрываться.

Он упал на бетон, и барельеф под ним хрустнул. Поверхность прочертили трещины, серая корка стала крошиться, кусочки провалились внутрь, в темноту под полом. Никита не стал туда заглядывать, он не хотел знать, что спрятано под барельефом.