Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

4

Отец казался молодым, красивым и очень спокойным. В парадном мундире, но без шляпы и плаща, он стоял меж толпившихся у стола зрителей и следил за игрой, знакомо крутя орденскую цепь. Лионель бросил карты на стол и поднялся, не заботясь ни о партнере, ни о лежащем на сукне кошельке. Все это – гостиная в доме Капуль-Гизайлей, знакомые и незнакомые люди, свечи, виноград, золотистые занавеси – было сном и не имело никакого значения. На самом деле он играл не в тонто и не с кем-то, потерявшим имя и лицо, едва Ли встал. В горах Гаунау шла своя игра, которую следовало заканчивать, но именно этого Проэмперадор Севера и не мог.

Лионель прошел сквозь бормочущих безымянных людей, не понимавших, что их нет. Он ненавидел подобные сны, лишенные всякого смысла, не считать же таковым напоминание о том, что он и так никогда не забывал. Отец умер, убит, застрелен Борном. Ничего изменить нельзя, как и помочь, и все же Ли подошел и спросил, как спрашивал десятки раз, прекрасно зная, что это бесполезно и бессмысленно:

– Я могу что-то сделать?

– Благодарю. Нет.

Отец никогда не сказал бы ничего подобного, а вот сам Ли… Он держался именно так, несказанно радуя дядю Горация.

– Как у тебя дела? – спросил отец. Этот вопрос Лионель тоже знал, как и собственный ответ.

– У меня все в порядке. – Да, у него все в порядке. Он бросил обоз с пушками, как ящерица отбрасывает хвост, вывернулся и ушел дорогой, о которой Хайнрих не подумал и которая, к сожалению, вела в горы. Все решили, что догонялкам конец и Северная армия, вырвав для Рудольфа месяц, идет в Торку. Так и будет, если он не найдет способа продолжить игру. – А как ты?

– У меня все в порядке.

Племянник экстерриора, сын и внук маршалов, глава фамилии… Он говорил сам с собой, потому что знал: отца нет. Он вел себя так, словно за ним следили даже во сне. Что бы ни утверждали менторы, льдом может стать не только вода, но и огонь.

– Тебе надо идти?

– Не думаю.

– Мой маршал!.. Мой маршал, прошу меня извинить…

Полная людей и при этом пустая комната исчезает. Сну конец, но лучше бы он очнулся сам. Случайные удачи отучают от упорства.

– В чем дело? – Глаза у Сэц-Алана опухли, русые волосы стояли дыбом. Вот кто точно не хотел, чтобы его будили.

– Капитан Давенпорт со срочным донесением.

– Который час?

– Полчетвертого.

Он проспал два с лишним часа, вполне достаточно. Маршал поднялся с походной койки и хлебнул успевшей выстыть – ночь в горах есть ночь в горах – воды. На душе было муторно, как часто случается после дурных снов, но настроения – это для дам и младших офицеров.

– Пусть заходит. – Похоже, капитан ходил в разведку. Вряд ли один, значит, «фульгаты» либо нашли не нанесенную на карту тропу, либо не нашли нанесенную, а вернее всего, нарвались на очередного «медведя».

– Мой маршал, разрешите доложить.

– Докладывайте. – Капитан при виде командующего радости не испытывал, предпочитая Реддинга, но Реддинг оставлять Давенпорта у себя не захотел. У капитана не оказалось «чутья» не только на начальство, но и на гаунау. Что ж, значит, отправится к Хейлу на первую же вакансию. Ждать вряд ли придется долго.

5

– Вы, кажется, собирались докладывать?

Чарльз стоял перед разбуженным по его настоянию маршалом и злился сразу на Савиньяка, бергерского генерала с его суевериями и себя. Это надо додуматься: вломиться среди ночи к командующему, потому что тебе приснился даже не кошмар, а полная чушь. Именно чушь, сейчас это очевидно.

– Прошу меня простить, – врать не хотелось, тем более этой проснувшейся змее, – я превысил свои полномочия и готов понести наказание. Прошу отправить меня в любую часть и в любом чине и должности. Хоть капралом.

– Из вас никогда не получится капрала. Хороший капрал любит одновременно службу, начальство и подчиненных. Вы всем этим тяготитесь. Как именно и в связи с чем вы превысили свои полномочия?

Значит, даже не капрал, ну хорошо же!

– Мой маршал, я увидел необычный сон и в связи с полученными ранее распоряжениями счел необходимым доложить…

– Докладывайте. Подробно.

Если бы под ногами капитана Давенпорта разверзся, словно в надорском кошмаре, пол, он бы обрадовался, но земля оставалась землей – надежной и утоптанной, а маршал Савиньяк оставался маршалом Савиньяком.

– Мне приснилось отступление от Гемутлих. Все было так, как на самом деле, а потом мне навстречу вышла лошадь… Высокий короткохвостый жеребец неопределенной масти. Мы с Бэзилом… с полковником Хейлом подобрали его по дороге в Надор. Потом Левфож опознал в нем одну из лошадей Окделлов. Мы об этом докладывали.

– Я помню. Продолжайте.

Страхи, когда их выдергивают из темноты, оборачиваются глупостями. Кошмарам в этой заваленной картами палатке места просто нет.

– Это, собственно, все. Только оно повторялось. Мы отступаем, я остаюсь один, мне навстречу выходит кляча, я пытаюсь остановить свою лошадь и не могу. Я ничего не могу, как в том самом сне… Мой конь проходит сквозь надорского, как сквозь туман, я просыпаюсь от собственного крика, но на самом деле не кричу. Просыпаюсь с желанием остановить коня, Бэзила, всех… Потом снова засыпаю, и снова отступление, дорога и кляча, но мы уже в другом месте. Я узнаю скалы, ручьи, деревья, то есть так было до последнего раза… Последней я видел тропу, которой мы еще не шли.

– Возьмите карту и отыщите эту тропу, если таковая есть. Сэц-Алан!

– Мой маршал.

– Айхенвальда ко мне. И Реддинга.

Глава 5 Предместья Бордона. Восточная Гаунау 400 год К.С. 15-й день Весенних Молний

1

В целом капитуляция Марселю нравилась, несмотря на ранний час. Бордоны так старались… За ночь на полпути к городу вырос навес от солнца, куда притащили столы, стулья и даже ковры. К оговоренному часу все было готово, о чем и доложил хмурый, но очень вежливый мужчина с бляхой на груди. На бляхе был выбит дельфин, Валме вспомнил Котика и решил заказать для него такую же, но с силуэтом Эвро. Не подозревающий о планах виконта бляхоносец испросил подтверждения времени начала переговоров и удалился. Виконт, исполняя особое, хоть и не порученное ему поручение, лично проводил бордона до садовых ворот и вернулся на террасу. Он был собой недоволен: письмо Франческе все еще существовало лишь в воображении. С посланием Елене было проще: Марсель честно описал взятие равелина и свои похождения, включая пение, от коего маэстро Гроссфихтенбаума хватил бы удар, а потом, увлекшись, изобразил рондель о любви. Стихи сплошь состояли из зарифмованных вздохов будущей супруги фельпского наследника. Два разбитых сердца в одном палаццо – это будет очень мило, то есть, простите, очень печально…

– Виконт! – Адмирал Джильди явился при полном параде, и на нем тоже была бляха! С птице-рыбо-еще-не-Юлией. Марсель торопливо вскочил. Герцог запротестовал, но совершенно неискренне. Ему нравилось если не править, то царствовать. Валме сказал какую-то глупость про победу, и тут союзники и соратники пошли косяком. Ургот в коричневой мантии, алаты в алых с золотом доломанах, Заль в шляпе, Герард с видом то ли новобрачного, то ли только что научившегося подавать лапу пса… Рокэ с Савиньяком явились последними. Вместе они выглядели еще шикарней, чем по отдельности, причем на челе Эмиля отчетливо проступали следы той самой думы, что некогда омрачила гривастое окно грез урготской ласточки. Марсель, вспомнив посольское прошлое, изящно поклонился и пристроился к Алве. Тот не заметил, следовательно, одобрил.

– Мой маршал! – Герард в своем мундирчике был ужасно мил. – Бордоны вышли из ворот пять минут назад.

– Идемте, господа. – Рокэ поискал глазами Джильди. – Герцог, поскольку его величество Фома отсутствует, процессию следует возглавить нам с вами.

– Но…

– Вы – пострадавшая сторона, – напомнил Алва. – И к тому же никто из нас не получит большего удовольствия. Для нас это политика, для вас – возврат долга со всеми процентами.

– Благодарю! – Нет, лицемерие все же не адмиральская наука!