Сердцеед
Шрифт:
— Я должна это написать.
— Рейчел, скажи ему правду. Скажи ему правду. Если он вообще знает тебя, то он поймет.
— Что? Что я обманщица?
— Скажи ему, что любишь его, — говорит она.
— Ему не нужна моя любовь. Он ценит... правду и верность, качества, которыми я не обладаю.
— Ты обладаешь ими в достатке. Ты верна и честна со всеми.
— Но не с ним.
— Тебе стоит поговорить с ним начистоту. Заставь его увидеть все твоими глазами. Возможно, у тебя получится добиться всего.
— Кто вообще добивается всего желаемого, Джина? Никто. Вот так-то.
— Все же, мы все верим, что это возможно. Разве
Я задумываюсь.
— Я правда хочу его, — шепчу я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — По миллиону маленьких причин я понимаю, что никто во всем мире не будет оказывает на меня столь же невероятный эффект, как он. Иногда я полностью теряюсь в его присутствии, не могу думать ни о чем, кроме него, — я вытираю глаза. — Он — единственный мужчина, о котором я мечтаю ночами, единственный, с кем я хочу просыпаться по утрам. Всех интересует его слава или его деньги, но я люблю его не за то, что ему принадлежит, а за то, что он завладел мной...
— Ох, Рейч. Не плачь. Может для вас двоих еще есть шанс.
— Разве такое возможно? Он больше не желает иметь со мной ничего общего.
— Ему, блин, больно, Рейчел! Даже я это вижу, ведь нет ни одной фотографии за последнее время, где бы он не прятал взгляд за очками. В этом взгляде, должно быть, настоящий ад творится! Мне самой не верится, что теперь я его жалею.
— Потому что в наших с ним отношениях я была Полом. Я была лжецом.
— Пол играл со мной. Ты же никогда не играла с ним. Твои чувства были настоящими.
Я стону, пряча лицо в ладонях. Вспоминаю, как Хелен с самого начала предупреждала меня. Говорила, что я слишком молода, чтобы играть со взрослыми. Я всего этого не предвидела. Она была права. Я совсем не была к этому готова.
Но я беру протянутый Джиной бумажный платочек, вытираю слезы, подключаю ноутбук, запускаю его и пишу, выплескивая все свое сердце в тексте.
В день, когда я включила ноутбук, Хелена предупредила меня, что почтовые сервера «Эджа» переполнены гневными письмами, направленными ко мне, так что она порекомендовала мне недельку поработать из дома.
В день, когда моя статья вышла, я не вылазила из постели. Не отвечала на звонки. Мама заходила, но в результате говорила только с Джиной, потому что я не хотела, чтобы она видела меня в таком состоянии. Я слишком расстроена, чтобы притворяться, она слишком хорошо меня знает. Прежде, чем уйти, она говорит мне «Пойду рисовать».
Говорит, что мне тоже стоит. Говорит, что я могу пойти и заняться чем-нибудь, что люблю.
Но тот, кого я люблю, ненавидит меня.
Twitter:
Ты читал статью своей девушки? @malcolmsaint
В его Instagram:
Нифига @malcolmsaint не даст этой сучке еще один шанс!!
А в феминистически настроенных группах:
Рейчел Ливингстон — наш герой! Месть всем плейбоям! Хотите играть нашими сердцами? Берегитесь, что ваши слабости тоже обнаружат. Месть сладка!
Позже на той неделе я набираюсь достаточно сил, чтобы выползти из постели и сходить на работу, и меня мгновенно зовут в офис Хелен.
Между нам напряжение. Хелен была не
рада, прочитав статью. Она сказала: «Это не то, что я просила».— Не то, — соглашаюсь я.
Но Хелен все равно приняла и опубликовала статью.
Сегодня я удивлена тому, что она, кажется, рада меня видеть, искренне рада.
— Вот так цирк там происходит, — говорит она мне, подзывая, махая рукой из-за заваленного бумагами стола.
— Я не выхожу в интернет. Можешь ли ты меня за это винить?
— Нет. Но позволь ввести тебя в курс дела, — она указывает на стул напротив своего рабочего места, но я остаюсь стоять. — Твой парень, — начинает она с нескрываемой радостью в голосе, — прикрыл статью Вики. Теперь ее нельзя репостить без серьезных юридических последствий, — она бросает на меня взгляд, полный уважения и восхищения, добавляя, — Если ты утратила нить беседы после фразы «твой парень», — она радостно смеется, — Малкольм Сент изъял любые печатные копии поста Виктории, а еще удалил пост из блога, — она медленно кивает.
У меня глаза лезут на лоб.
— Что? — речь наконец-то возвращается ко мне.
— Статья Виктории. Теперь права на нее принадлежат твоему бойфренду. Ее больше нельзя публиковать, нельзя без его согласия.
— Что? Но как?
Она пожимает плечами и откидывается на кресле, вызывая небольшой скрип колесиков.
— Похоже Сент не желает, чтобы она существовала.
Божемой, он заставил статью Виктории исчезнуть?
— Если он изъял статью Виктории, то почему не поступил так же с нашей? Почему не изъял мою? — Почему он не прочел мою?!
Мое сердце сжалось, словно кто-то схватил его в кулак. Дышать тоже становится невыносимо.
— Похоже, тебя он не ненавидит настолько сильно, — она буднично пожимает плечами, но останавливается, когда замечает (наконец-то замечает), что я разбита. Что мои волосы в беспорядке, мое лицо в беспорядке, я вся сплошной беспорядок. — Возможно, ты правда ему нравишься, Рейчел, — говорит она спокойно. — Я была впечатлена, знаешь? И не только я. Мир тоже под впечатлением. Его не видели... в сопровождении сама понимаешь кого, — она отрешенно постукивает карандашом по столу, не сводя с меня взгляда. — Но на днях он прыгал с парашютом. Можно подумать, что ему жить надоело или требуется выплеснуть адреналин из организма способами, отличными от обычного.
Я едва слышу ее. Мне нужно уйти. Из «Эджа», от нее, из этого офиса.
— Хелен, ничего, если сегодня я поработаю из дома?
Хоть и с неохотой, но она соглашается. Я иду за вещами к своему столу, ледяной холод проникает до костей.
Сент прыгает с парашютом.
Сент покупает статью Виктории.
Сент считает, что я предала его.
Выйдя на улицу в обед, я останавливаюсь возле книжного киоска, с его полок на меня смотрит один оставшийся экземпляр нашего «Эджа».
— Вы уже читали? — мужчина за прилавком смеется и присвистывает. — Эта журналисточка позволила парню забраться глубоко себе в трусики.
Я вскидываю голову, готовая наорать на продавца. Вместо этого я зависаю, рассматривая фото Сента, которая Хелен использовала для обложки — эти холодные зеленые глаза смотрят прямо на меня. Так что да, этот мужик прав. Я правда позволила Сенту забраться к себе в трусики. Не только в трусики, в душу и тело. В свою жизнь.
Никого не касается, как сильно я скучаю по нему.