Сердцевина граната
Шрифт:
Анна Егоровна жила у метро «Проспект Большевиков». Дом Александра отыскала сразу и издалека углядела сидящих у подъезда старушек. Так как в доме был всего один подъезд, резонно было предположить, что все они знают Анну Егоровну – возрастная группа у них явно общая. Госпожа Панькина родилась на свет божий в одна тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Быть может, она даже сейчас сидит тут, в этом прелестном обществе! Но обращаться к старушкам с вопросом… Это уж, пожалуй, слишком. Впрочем, цель оправдывает средства!
– Извините, вы не знаете – Панькина Анна Егоровна здесь
– Тут она, тут, – поспешно закивала бабуська в цветастой косынке, весьма кокетливо повязанной на манер банданы. – На третьем этаже живет.
– В десятой квартире?
– В десятой, в десятой, – вступил хор старушек. – Ты не бойся, иди, она дома. Дома, дома она. К ней сейчас дочка ее поднималась. Ты, милая, из собесу?
Александра промычала что-то неопределенное, но утвердительное. Провожаемая разноголосыми напутствиями и поощрениями, вошла в подъезд. Старушки на улице вновь оживились. Теперь, очевидно, обсуждали очередную гостью Анны Егоровны, ее автомобиль и внешность. Александра улыбнулась про себя. Неужели работники собеса приезжают к своим питомцам на новых «Тойотах»? Кучерявенько живут, нечего сказать! Может, бросить этот хлопотный бизнес и пойти служить в собес?
Дверь в десятую квартиру оказалось распахнута, на пороге валялись какие-то хозяйственные сумки. А в самой квартире происходил самый шумный, самый первоклассный скандал. Эх, не слышат бабуси у подъезда, вот была бы тема для разговора! Впрочем, может быть, это для них привычно?
– Ничего мне не надо! Ничего мне не надо от тебя, ты, дрянь, мерзавка! И не приходи ко мне больше! Я тебе сто раз говорила…
– Но, мам…
– Не произноси этого слова! Ты все опошлила, ты над всем надругалась! Ты мне не дочь! Вон! Вон отсюда, пока я не позвала на помощь!
Александра едва успела отступить – мимо нее, пыхтя и отдуваясь, пролетела полная дама в невыносимо ярком платье леопардовой расцветки. Дама подхватила сумочку и загрохотала вниз по лестнице, не обратив на Александру ни малейшего внимания.
– И можешь не возвращаться! – грянуло ей вслед, прямо под ухом Александры.
Кричавшая не соответствовала громкости своего голоса ни ростом, ни габаритами, ни внешним видом. Прогоняла из квартиры леопардовую даму сухая старушка в черном глухом платье – в такую-то жару! К выцветшему шелку платья прицеплен воротничок из пожелтевшего кружева. Седые, подсиненные волосы собраны на затылке в аккуратный пучок, на тонком горбатом носу – очки без оправы, воротник придерживает огромная брошь с камеей.
– Извините, бога ради, вы ко мне? – обратилась хозяйка к Александре.
– Если вы Панькина Анна Егоровна, то к вам, – приняла официальный тон Александра. – Здравствуйте.
– Здравствуйте. Проходите.
Александра вошла в прихожую. Осмотревшись – бедно, но чисто, принялась стаскивать с ног туфли.
– Нет-нет, обуйтесь! – запротестовала хозяйка. – Я никогда не заставляю своих гостей разуваться! Хотя какие уж тут у меня гости… Но по-моему, это дурацкий обычай – заставлять снимать обувь и подсовывать
антисанитарные разъезженные тапки. Правда, моя дорогая?– Правда, – кивнула Александра.
– Вот и хорошо. Проходите в гостиную.
Насколько Александра могла судить, вся квартира и состояла из гостиной, кухни и совмещенного санузла. Но хозяйка проводила ее в единственную комнату, как в тронный зал.
– Присаживайтесь вот тут, у стола. Прежде чем мы приступим к нашему разговору, позвольте извиниться за неприглядную сцену, свидетельницей которой вы стали. Эта дама, которая ушла, – моя дочь… Увы, между нами есть серьезные разногласия…
– В семье такое бывает, – услужливо поддакнула Александра.
– Да? Вы так думаете? – обрадовалась Анна Егоровна. – Отрадно встретить понимание. Ну-с, чем обязана такому приятному визиту?
– Меня зовут Александра. Сегодня я зашла в магазин «Белая лилия» и увидела там украшение. Ожерелье. Это ведь вы его туда сдали?
– Да, я.
– И это ваше ожерелье?
– Что вы, моя дорогая! – рассмеялась Анна Егоровна, широким жестом обведя «гостиную». – Да вы только посмотрите на мою, с позволения сказать, обстановку!
Обстановка, что и говорить, была небогатая. Рассохшаяся чешская стенка, набитая книгами, диван, стол, два стула. Тумбочка для телевизора присутствовала, но сам телевизор куда-то отлучился, оставив вместо себя крошечный радиоприемник. На стене репродукция «Боярыни Морозовой» Сурикова. Ну да, как же иначе.
– О каких украшениях может идти речь? Мы с мужем всю жизнь преподавали в школе, никакого добра не нажили. Разве только всемирную библиотеку… Но ее не сдашь в ломбард, да я и не решилась бы на такой поступок… Вот моя дочь Марина…
– А чье же это тогда ожерелье? – вопросила Александра, решив, что исповедь старой учительницы она всегда успеет дослушать до конца.
– Это Костя меня попросил сдать, – пояснила Анна Егоровна и вернулась к излюбленной теме: – Мы растили дочь в любви к прекрасному, а она, представьте…
– Кто такой этот Костя?
– Это мой бывший ученик, премилый мальчик. Он часто заходит ко мне, особенно после смерти мужа. Чинит что-нибудь, помогает мне. Карниз вот прибил. Мальчик недалекий, но добрый. На таких мир держится. А вот моя дочь Марина, несмотря на все наши усилия…
– Откуда у Кости это ожерелье?
– Он сказал, что это его покойной бабушки.
– А почему же он сам его не отнес?
– Ах, да Костя считал – и довольно резонно, на мой взгляд, – что мне дадут денег больше, чем ему. Конечно, он прав. Если я выгляжу как женщина, у которой могут быть дорогие украшения – вы ведь тоже подумали, что ожерелье принадлежит мне? – то можно предположить, что я знаю им цену. А Костя такой молодой, и такой… Скажем, простоватый. О нем могли подумать дурное и дать ему маленькую цену… Впрочем, украшение и так стоило не бог весть какие тысячи. Можете себе представить, оно оказалось не золотым, а позолоченным, да и позолота-то вся истерлась! Бедный мальчик был так разочарован. Впрочем, и полторы тысячи рублей – тоже деньги, на дороге они не валяются! Мы с ним вместе ходили, он меня сопровождал.