Сердитый бригадир

— Странно, — обиделась Лена. — Я же не понимаю!

Когда наступили холода, она приходила со своими учебниками в кухню и, садясь на тёплую печь, готовила уроки. Семинаристы вежливо рассматривали книги и тетради. Они брали их в руки, как маленькие дети берут невиданного доселе жука или растение. Сначала Лена боялась, что они заметят в её тетради какие-нибудь ужасные ошибки.

— Пожалуйста, не думайте, что это чистовик, — говорила она, хотя тетрадь была действительно чистовая. — Это я списывала с доски, а в это время кто-то прошёл по коридору и я ошиблась. Тут должно быть написано «питекантроп», от которого произошёл человек, а устно я хорошо отвечала…

— Человека создал бог, — строго сказал Стефан.

— Была такая точка зрения, — сказала Лена, — но она неправильная. Земля оторвалась от Солнца. Это сказал Лаплас. А Наполеон говорит ему: «Почему же вы ничего не говорите про бога?» Тогда Лаплас отвечает: «Мне эта гипотеза совсем не нужна». Гипотеза — это предположение, а Наполеон — французский император, — торопливо пояснила Лена.

Несмотря на размолвки, между ней и юношами установились дружеские отношения. По вечерам они иногда вместе решали задачи. Семинаристы были не очень сильны в математике. Обычно на другой день они с тревогой спрашивали Лену, верно ли была решена вчера задача. Если оказывалось, что решение было неправильным, Стефан говорил:

— Простите, пожалуйста, Лена. Мы приносим вам свои извинения.

Самым страшным для них предметом было естествознание. Если Лена готовила уроки по естествознанию, семинаристы не подходили к ней. Они возились у плиты, гремя посудой, раздражённые и злые друг на друга.

Стефан обратился однажды к Лене:

— Я бы на вашем месте не стал читать такие книги: они развращают человеческую душу. Всё, что там написано, неверно.

— А что же верно?

— Жизнь на земле сотворил бог. Если бы вы верили в это, то всякое явление природы было бы очень просто и красиво объяснено.

— Хорошо, — сказала Лена. — Начнём с простокваши. Почему молоко превращается в простоквашу?

— Это обидный вопрос, — сказал семинарист. — Нельзя, рассуждая о боге, брать простоквашу.

— Значит, у вас в богословии не проходят молочнокислые бациллы. И это очень жаль, — сказала Лена. — Возьмём другое. Углеводороды у вас проходят?

— Нет, — ответил Стефан. — Это слишком светский предмет.

— А белки? — спросила Лена. — Не может же быть, чтобы у вас ничего не говорили про белки!

— Лена, — горестно воскликнул семинарист, — вы требуете невозможного! Простокваша, белки — богословие выше этого!

На другой день, после очередного урока естествознания, Лена пришла домой радостная и возбуждённая. Она дождалась в кухне прихода семинаристов и, едва они показались, спросила их:

— Раз так, скажите мне, пожалуйста: отчего в кипячёной воде появляются бактерии?

Семинаристы переглянулись, поговорили шёпотом по-польски, и Стефан быстро поднялся наверх к ксёндзу. Через десять минут он вернулся и сказал:

— Бактерии, так же как моллюски, черви и членистоногие, были созданы богом на шестой день творения. Они появляются сами по себе там, где этого хочет всемогущий.

— Хорошо, — сказала Лена. — Всё в порядке.

Она взяла кастрюлю, налила в неё воды и поставила на огонь. Когда вода закипела, Лена перелила её в две бутылки.

— Значит, так, — сказала Лена. — Тут кипяток, и тут кипяток.

Семинаристы смотрели на неё, как на фокусника.

Она заткнула одно горлышко толстой пробкой из ваты, а вторую бутылку оставила открытой.

Потом Лена сказала:

— Вы возьмёте сосуды к себе в комнату. Вы дадите мне честное слово, что поставите их на окно и ничего не будете бросать туда. Они будут стоять у вас неделю… Теперь каждый в отдельности пусть даст честное слово.

Семинаристы растерянно поклялись. Бутылки они взяли с собой.

Целую неделю Лена не разговаривала с ними об этом. Юноши же, очевидно, решили воздействовать на её закоснелую душу каким-нибудь особо сильным средством.

Они пригласили её посетить вместе с ними костёл.

Случилось это под вечер, на улице стемнело, службы в этот день в костёле не было.

Переступив порог пустынного, полутёмного здания и глядя на притихших, торжественных семинаристов, Лена и сама ощутила какую-то скованность — она стала говорить шёпотом.

Свет в костёле шёл из-за карнизов — лампочек не было видно, — свет разливался по стенам, не достигая пола.

У колонн, справа и слева от входа, стояли, раскинув на кресте белые каменные руки, два босых Христа. Ступни их, грудь и ладони были прибиты к кресту гвоздями; из-под гвоздей сочилось по три капли крови. И гвозди и кровь были нарисованы художником очень похоже.

Семинаристы сперва опустились на колени перед одной статуей, поцеловали холодные каменные ноги, затем то же самое проделали и перед второй статуей.

Ноги эти, должно быть, целовало множество людей, подумала Лена, потому что ступни и весь белый камень до колен были захватаны руками прихожан и засалены их поцелуями.

Она прошла вперёд; семинаристы тихо следовали за ней.

Остановившись перед одним из простенков, Лена рассматривала огромную мраморную доску, сплошь увешанную серебряными бляшками. Бляшки эти были похожи на какие-то неведомые ордена. Но, всмотревшись, Лена заметила, что на каждом таком ордене выдавлена была какая-нибудь часть человеческого тела: глаз, ухо, рот, рука, колено…

— Что это? — шёпотом спросила Лена.

Семинаристы, тоже шёпотом, перебивая и дополняя друг друга, объяснили: если верующий человек заболевает — у него, например, болит ухо или глаз, — то он молит божью матерь, чтобы она излечила его от недуга. Выздоровев, он, в благодарность ей, заказывает такую бляшку, на которой изображается исцелённая часть его тела. Бляшку прибивают к мраморной доске в костёле.

— У нас даже в поликлиниках этого не делают, — сказала Лена.

Семинаристы возмущённо переглянулись. Костёл не произвёл на неё должного впечатления.

Через несколько дней она оставила в кухне, в пустой кастрюле Стефана, записку:

«Завтра чтоб вы были здесь в семь часов вечера по московскому времени. Будет продолжение опыта с водой».

Из школы она пришла с ящичком, который несла перед собой бережно, как цветы. В семь часов семинаристы принесли в кухню бутылки. Лена подозрительно посмотрела сначала на семинаристов, потом на бутылки, но ничего не сказала.