Серебряная богиня
Шрифт:
— Но нам-то зачем присутствовать при их встрече? Мы что, не можем просто заказать столик на двоих в приличном ресторане? И пусть они там познакомятся на здоровье, — предложила Кики с нервным смешком, делавшим ее голос похожим на голос десятилетнего ребенка.
— Я не знаю всех этих условностей, но уверен, что твое предложение абсолютно неприемлемо. Не смей даже думать о нем. Господи, ну до чего замечательно было бы на самом деле там не присутствовать! Элеонора Кавана, королева «Гросс-Пойнт кантри клаб», и Барбара Хаммерштейн, королева «Хармони клаб», куда ни одна из сторон не допускает представителей другой
— Люк, послушай, а ты должен будешь… то есть я хочу сказать, не собираешься ли ты?..
— Не стесняйся, спрашивай все, что хочешь, — подбодрил ее Люк.
—…не собираешься ли ты надеть… шляпу? На свадьбе… — докончила Кики.
— С чего ты взяла? Конечно, нет! Зачем? Если только тебе не кажется, что она будет мне к лицу. Вообще-то с моей бородой она должна смотреться роскошно. Какую шляпу взять — «дерби» или «хомбург»? Я же чертовски элегантен, так все говорят.
— Я просто думала, что ты должен, — проговорила Кики озадаченно.
— Да нет, если свадьба светская, это не обязательно, — рассмеялся Люк. — Но, конечно, дорогая, если ты настаиваешь, чтобы нас венчал раввин… Нет? Тогда мы смогли бы убежать — я бы тебя похитил.
— Что? Ты хочешь разбить сердце моей матери! Я у нее единственная дочь. Я же объясняла, почему нам надо ждать до лета с нашей свадьбой. Нужно ведь собрать приданое, организовать все эти вечеринки, как положено… Потом надо, что бы все мои кузины и кузены окончили учебный год, а то кое-кто не сможет прийти на свадьбу.
— Боже, страшно подумать о таком! — вздохнул Люк, дав понять, что примирился с подобной отсрочкой.
— И потом, у меня на свадьбе непременно должны присутствовать восемь подружек невесты! А Дэзи будет моей свидетельницей. Что касается моих братьев, то им отведена роль шаферов. Тебе придется раздобыть где-то еще шестерых, слышишь? Ну, епископа, конечно, у нас не будет. Но они мне никогда не нравились. Мать довольно легко согласилась на гражданский обряд. А ведь она планировала мою свадьбу во всех деталях еще со времен моей конфирмации…
— Да, вряд ли она могла помыслить о такой свадьбе, — рассмеялся Люк не без некоторого торжества. — Мы все должны учиться веротерпимости, — заключил он с интонацией ментора, в то же время соображая, где бы ему раздобыть шестерых свидетелей. Надо ведь, чтобы у них был, черт подери, презентабельный вид! Да его же засмеют в Директорском клубе…
— Да ну тебя ко всем чертям, Люк Хаммерштейн!
— Пойду с удовольствием. Особенно если ты положишь свою маленькую ручку вот сюда, сама знаешь куда, и погладишь…
Два для спустя ровно в час пополудни дрожащая от волнения, в строгом костюме, Кики вошла в зал ресторана «Ля Грэнуй», сопровождая свою величественную и все еще красивую мать. Они с Люком выбрали этот самый элегантный нью-йоркский ресторан в надежде, что его атмосфера смягчит сердца двух леди-драконов. Ведь в распоряжении обеих окажется, по крайней мере, минут по десять, чтобы поболтать на посторонние темы, например, о цветах на их столике, и еще по двадцать, как считал Люк, чтобы изучить меню. Люк уже сидел рядом со своей матерью, миловидной моложавой дамой в небольшой аккуратной шляпке. Шляпка, которая дала понять всему Гросс-Пойнту, кто такая Барбара Фишбах Хам-мерштейн. При
появлении Кики и Элеоноры Кавана, поражавшей своей осанкой и представительностью, Люк и его мать поднялись со своих мест.— Мама, — одновременно произнесли Люк и Кики и тут же оба умолкли.
Наконец первой заговорила Кики:
— Мама, это мама Люка… — От волнения еле шевеля трясущимися губами, она забыла фамилию Люка.
Элеонора Кавана протянула руку, вглядываясь в лицо женщины напротив близорукими глазами — носить очки она категорически отказывалась. Затем она неожиданно всплеснула руками:
— Бобби? Неужели это ты, Бобби? Бобби Фишбах?
— О господи! Элли! Элли Уильяме! Я бы все равно тебя узнала, ты ни капельки не изменилась! — воскликнула Барбара Хаммерштейн, пораженная и обрадованная одновременно.
— О, Бобби! — И мать Кики бросилась в раскрытые объятия матери Люка. — Бобби, дорогая! А я все думала, где ты, что с тобой?
— Ты никогда не отвечала на мои письма, Элли, — со слезами на глазах проговорила Барбара Хаммерштейн.
— Родители все время переезжали с одного места на другое, и я не получила ни одного твоего письма. Думала, ты меня забыла.
— Забыть свою лучшую подругу? — спросила мать Люка, промокая глаза. — Никогда!
— Когда все это было? — ошарашенный, спросил Люк. — Как же вы по именам-то сразу не догадались?
— Это было в Скарсдэйле — мы вместе кончали десятый класс, — с чувством произнесла Элеонора Кавана. — Потом дедушка разорился. Мы продали дом и уехали… Ради бога, Люк, не обращайте внимания… О, Бобби, как же это прекрасно! Но дай-ка мне лучше поцеловать твоего сына! Ведь он скоро станет моим аидем! — воскликнула миссис Кавана, с гордостью вставив словечко на идиш, освоенное совсем недавно и обозначавшее «зять».
— Твоим кем? — не веря своим ушам, переспросила миссис Хаммерштейн.
Патрик Шеннон расхаживал взад-вперед по кафельному полу своего офиса. Прошел день после того, как он получил согласие Дэзи, и он поспешил собрать вместе всех тех, кто будет заниматься проведением в жизнь новой рекламной кампании — тех самых людей из «Элстри» и агентства, кто присутствовал на производственном совещании в студии у Норта.
— Нам нельзя терять ни одного дня, — уверенно заявил Патрик. — Косметическая и парфюмерная промышленность приносит десятки миллиардов прибыли в год, и треть всей выручки падает на период между Днем благодарения и Рождеством. В этом году наша продукция должна появиться в магазинах до Дня благодарения, если мы хотим не то чтобы получить прибыль, а хотя бы возместить расходы. Чтобы начать новую рекламную кампанию в сентябре, у нас остается всего семь месяцев.
— У нас явно недостаточно времени, Пэт, — возразил Хилли Биджур. — Давайте посмотрим, что вы предлагаете: новая упаковка, новые рекламные ролики, новая реклама в прессе, совершенно новый подход к покупателю…
— Хилли, но у нас ведь кое-что есть, — перебил его Патрик. — Мы имеем основной ассортимент по косметике, выработали главное направление. В сущности, нам ничего не надо менять, кроме упаковки. Изделия прекрасны. Вся беда в том, что они не продаются. Пока. Каналы у нас есть. У «Элстри» — пять тысяч точек розничной торговли. Все дело в обрамлении — это как глазурь на торте.