Серебряная ива

* * *

Буду черные грядки холить,Ключевой водой поливать;Полевые цветы на воле,Их н надо трогать и рвать.Пусть их больше, чем звезд зажженныхВ сентябрьских небесах —Для детей, для бродяг, для влюбленныхВырастают цветы на полях.А мои – для святой СофииВ тот единственный светлый день,Когда возгласы литургииВозлетят под дивную сень.И, как волны приносят на сушуТо, что сами на смерть обрекли,Принесу покаянную душуИ цветы из Русской земли.Лето 1916Слепнево

* * *

Слепнево для меня как арка в архитектуре… сначала маленькая, потом все больше и больше и наконец – полная свобода.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

Ни в Слепневе, ни в Царском Селе, хотя и там у Анны Ивановны Гумилевой были и цветочные клумбы, и черные грядки, Анну Андреевну к земляным работам не подпускали; цветами и овощами занималась сама хозяйка. Клочок земли у Ахматовой появился только в 1955 году, когда Ленинградский литфонд выделил ей дачу в поселке Комарово. И хотя сил после обширного инфаркта не было, она все-таки осуществила давнюю мечту о пусть маленьком, но своем саде и своих цветах. Она любила дарить их.

* * *

Акума, спасибо за лилию. Она такая красивая, мне очень приятно было ехать с ней. …Дома лилия распустилась в целый куст – сияющий, огненный и до сих пор украшает стол.

Ирина Пунина – АхматовойИз Ленинграда в Комарово.Лето 1963 г.

* * *

1959 г. Декабрь

…Всем известно, что есть люди, которые чувствуют весну с Рождества. Сегодня мне кажется, я почувствовала ее, хотя еще не было зимы. С этим связано так много чудесного и радостного, что я боюсь все испортить, сказав кому-нибудь об этом. А еще мне кажется, что я как-то связана с моей корейской розой, с демонской гортензией и всей тихой черной жизнью корней. Холодно ли им сейчас? Довольно ли снега? Смотрит ли на них луна? Все это кровно меня касается, и я даже во сне не забываю о них.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

* * *

М. Лозинскому [17]

Они летят, они еще в дороге,Слова освобожденья и любви,А я уже в предпесенной тревоге,И холоднее льда уста мои.Но скоро там, где дикие березы,Прильнувши к окнам, сухо шелестят, —Венцом червонным заплетутся розыИ голоса незримых прозвучат.А дальше – свет невыносимо щедрый,Как красное горячее вино…Уже душистым, раскаленным ветромСознание мое опалено.22 мая 1916Слепнево

17

Михаил Леонидович Лозинский – поэт, переводчик, давний и верный друг Гумилева и Анны Андреевны, а также редактор многих ее сборников. С весны 1916 года, когда Ахматова начала не торопясь складывать свою третью книгу – «Белую стаю», она постоянно переписывалась с Лозинским.

ОТРЫВОК

. . . .О Боже, за себя я все могу простить,Но лучше б ястребом ягненка мне когтитьИли змеей уснувших жалить в поле,Чем человеком быть и видеть поневоле,Что люди делают, и сквозь тлетворный срамНе сметь поднять глаза к высоким небесам.1916<<?>>

* * *

О нет, я не тебя любила,Палима сладостным огнем,Так объясни, какая силаВ печальном имени твоем.Передо мною на колениТы стал, как будто ждал венца,И смертные коснулись тениСпокойно-юного лица.И ты ушел. Не за победой,За смертью. Ночи глубоки!О, ангел мой, не знай, не ведайМоей теперешней тоски.Но если белым солнцем раяВ лесу осветится тропа,Но если птица полеваяВзлетит с колючего снопа,Я знаю: это ты, убитый,Мне хочешь рассказать о том,И снова вижу холм изрытыйНад окровавленным Днестром.Забуду дни любви и славы,Забуду молодость мою,Душа темна, пути лукавы, —Но образ твой, твой подвиг правыйДо часа смерти сохраню.19 июля 1917Слепнево

* * *

Теперь прощай, столица,Прощай, весна моя,Уже по мне томитсяКорельская земля. [18] Поля и огородыСпокойно зелены,Еще глубоки водыИ небеса бледны.Болотная русалка,Хозяйка этих мест,Глядит, вздыхая жалко,На колокольный крест.А иволга, подругаМоих безгрешных дней,Вчера вернувшись с юга,Кричит среди ветвей,Что стыдно оставатьсяДо мая в городах,В театре задыхаться,Скучать на островах.Но иволга не знает,Русалке не понять,Как сладко мне бываетЕго поцеловать!И все-таки сегодняНа тихом склоне дняУйду. Страна Господня,Прими к себе меня!Весна 1917

18

Ахматова имеет в виду Бежецкий край (Слепнево), где жили (и до сих пор живут) «тверские» карелы, потомки древних племен корела.

Перемирие, которое в связи с войной заключили Ахматова и Гумилев, длилось, увы, не более года. Первой нарушила данное мужу слово («будем вместе, милый, вместе») Анна Андреевна. Она вдруг безоглядно влюбилась. И не слегка, как бывало в пору головокружительных поэтических триумфов, когда уставала считать своих «пленников», а слишком. В Бориса Васильевича Анрепа, давнего, с гимназических лет, приятеля Николая Владимировича Недоброво. Он их и представил друг другу, сначала заочно (отослав Борису «Четки»), а потом и очно.

* * *

О «Четках» (1914 г.) Борис Васильевич Анреп написал своему другу Николаю Владимировичу Недоброво: «Она была бы – Сафо, если бы не ее православная изнеможденность».

* * *

C Анрепом я познакомилась в Вел<<иком>> Посту в 1915 в Царском Селе у Недоброво (Бульварная).

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

Борису Анрепу посвящено большинство лирических стихотворений, созданных Ахматовой с 1915 по 1921 год. Они составляют основу двух книг – «Белой стаи» (сентябрь 1917) и «Подорожника» (апрель 1921).

Посвящала Анрепу Ахматова стихи и позже. Но первой в этой «песне песней» была полушутливая «Песенка» – единственный в ее поэзии акростих: в отличие от Гумилева, Анна Андреевна не жаловала этот искусственный, салонный жанр.

ПЕСЕНКА

Бывало, я с утра молчуО том, что сон мне пел.Румяной розе и лучуИ мне – один удел.С покатых гор ползут снега,А я белей, чем снег,Но сладко снятся берегаРазливных мутных рек.Еловой рощи свежий шумПокойнее рассветных дум.5 марта 1916

* * *

Борис Васильевич фон Анреп, правовед по образованю, увлекся живописью и, чтобы переменить судьбу, в 1908 году уехал из Петербурга в Париж на постоянное жительство. Овладев секретами византийских мозаик, стал профессиональным художником. Добился признания, а со временем и крупных заказов. Писал Анреп и стихи, правда, весьма топорные, умом не блистал, зато умел значительно молчать, не скупясь тратил командировочные червонцы и на лихачей, и на рестораны. Необычайно высоким ростом, жизнерадостностью, неистребимым донжуанством, странной смесью беззаботной отваги и практичности Борис Васильевич фон Анреп напоминал Анне отца, такого, каким Андрей Антонович Горенко был в ее ранние детские годы…

* * *

Ждала его напрасно много лет.Похоже это время на дремоту.Но воссиял неугасимый светТому три года в Вербную Субботу.Мой голос оборвался и затих —С улыбкой предо мной стоял жених.А за окном со свечками народНеспешно шел. О, вечер богомольный!Слегка хрустел апрельский тонкий лед,И над толпою голос колокольный,Как утешенье вещее, звучал,И черный ветер огоньки качал.И белые нарциссы на столе,И красное вино в бокале плоскомЯ видела как бы в рассветной мгле.Моя рука, закапанная воском,Дрожала, принимая поцелуй,И пела кровь: блаженная, ликуй!1916–1918