Серебряная книга лучших сказок мира

– Я жених твой, - сказал Эгле юноша.
– Зовут меня Жолтис. Для других людей я уж, что по земле извивается, а для тебя, девушка, сбросил я змеиную кожу, тебе одной открыл свое имя. Полюбишь меня, красавица?

– Полюблю, - сказала Эгле, - буду тебе верной женой.
– И пошла за женихом в подводное царство.

С тех пор девять лет минуло. Эгле родила своему мужу двух сыновей и дочку. Хорошо жилось Эгле. И дети удались - ласковые, послушные, и муж ее любил и берег. Только вот затосковала Эгле по родному дому. Стало ей подводное царство немило, захотелось на отца с матерью поглядеть, ласковым словом с братьями перекинуться, с сестрами за прялкой песни спеть.

Просит она мужа:

– Отпусти меня, Жолтис, домой погостить, отцу с матерью показать наших деток.

А Жолтис не отпускает.

– Разве плохо тебе в подводном царстве?
– спрашивает ее.

– Нет, хорошо, - отвечает Эгле.
– Да плоха та дочь, что отца и мать своих забудет навеки.

– Ну, будь по-твоему, - говорит Жолтис.
– Отпущу тебя, только прежде спряди ты мне эту золотую кудель.

Эгле села за пряжу. День прядет, другой прядет, а кудель все не убывает. Будто даже больше становится.

А старая нянюшка, что младшую дочку нянчила, поглядела, как Эгле пряжу прядет, покачала головой и говорит:

– Хоть до моих лет доживешь, и то тебе не спрясть всей кудели.

– А что же, нянюшка, делать?
– спрашивает Эгле.

– А ты накали спицу в огне, да и проткни ею кудель.

Взяла Эгле спицу, накалила добела и только воткнула в кудель - вдруг выскочила из клубка большая жаба. Эта жаба в кудели сидела и выпускала изо рта золотые нити. Эгле с одного конца пряжу пряла, а с другого конца кудель еще длиннее становилась. Ну, а теперь Эгле всю кудель в одну ночь спряла.

Наутро приносит она мужу пряжу и говорит:

– Что ты велел, то я исполнила: исполни и ты, что обещал.

– Хорошо, - отвечает Жолтис.
– Я от своих слов не отказываюсь. Отпущу тебя к матери и отцу, когда ты эти башмаки сносишь.

Жолтис достал из-под лавки железные курпы и подал их жене.

Обула Эгле железные курпы. С утра до вечера ходит по острым камням, на скалы взбирается, а на железной подошве - хоть бы одна царапина.

Нянюшка смотрит на нее и головой качает:

– Зря себя, доченька, мучаешь, сто лет проживешь - сто лет курпы целы будут.

– Научи, нянюшка, что делать, - просит Эгле.

– Снеси кузнецу и вели их в горн бросить.

Так Эгле и сделала. Кузнец перекалил железо в горне, - стало оно ломкое да хрупкое, что стекло. В один час износила Эгле курпы.

Приходит она к мужу и говорит:

– Теперь отпустишь?

– Отпущу, - говорит Жолтис.
– Только как же ты без заячьего пирога в родном доме покажешься? Смотри, осудят тебя люди, - загордилась, скажут.

Тут Эгле и вспомнила. Еще когда она маленькой была и случалось отцу с матерью куда-нибудь из дому уезжать, - никогда они с пустыми руками не возвращались. Привезут пирог, всех детей куском оделят и притом такие слова скажут: "По дороге шли, в заячий домик зашли, заяц нам пирог испек, вот и вам кусок". Так и по всей Литве исстари велось. Стыдно стало Эгле, что она дедовский обычай забыла, и побежала она печь пирог.

А муж потихоньку все ведра и горшки припрятал, одно решето оставил. Как в решете воду носить, как тесто месить? Вода прольется в дырочки, мука просыплется.

Но и тут старая нянюшка помогла. Она взяла ржаного мягкого хлеба и залепила дырки. Эгле замесила в решете тесто, ни капельки воды не пролила, ни горсточки муки не просыпала.

Испекла Эгле пирог и стала с мужем прощаться.

Муж ей говорит:

– Больше девяти дней не гости, и смотри, как назад пойдешь, чтобы никто тебя не провожал. Стань на берегу и позови меня так:

Если жив мой друг бесценный, -

Забурли, вода проточная.

Из пучины бры-зни, пена,

Пена белая, молочная!

Если ж милый мой убит

И в пучине темной плавает, -

Над волною закипит

Пена красная, кровавая!

– И вы, мои сыновья, и ты, дочь, слово дайте - о чем знаете, людям не рассказывать.

Дали дети слово.

Тут Жолтис обернулся ужом и вынес жену с детьми на берег озера.

Вот радости-то было, когда Эгле со своими детьми в родной дом постучалась!

Отец и мать дочерью да внуками не налюбуются, братья, сестры с Эгле не наговорятся.

Только соседи их дом стороной обходят. Меж собой говорят:

– Вернулась ужиха с уженятами. Хорошо еще - мужа своего дома оставила. Не было бы от них беды!

Братьям обидно. Стали они сестру уговаривать:

– Откажись от мужа, оставайся с нами навеки. А придет муж за тобой, - мы тебя не выдадим.

Эгле отвечает:

– Не дело вы, братья, говорите. Как жене от живого мужа отказываться, как детей родного отца лишить! И если не придет муж за мной, я сама, как время поспеет, из вод озерных его вызову.

– А как ты его вызывать станешь?

– Эх, братья!
– отвечает Эгле.
– Не вам его звать, не вам про то и знать. А меня лучше не спрашивайте, все равно не скажу.

А старуха-соседка учит братьев:

– Не с той стороны, - говорит, - подступаете. Что мать не скажет - малые дети выболтают.

Вот собрались братья ночью в лес коней пасти и старшего сына Эгле с собой взяли. В лесу коней на зеленую траву пустили, разложили костер и стали у мальчика выспрашивать, как отца по имени зовут и на какой он зов отзывается.

Ничего им старший сын не сказал. Лаской выспрашивают - отмалчивается, побоями выпытывают - только плачет.

– Ну, - говорят братья, - этот в мать пошел, может, с младшим лучше сговоримся.

Утром вернулись они домой. Эгле спрашивает у сына:

– Отчего у тебя, сыночек, глаза красные?

– В лесу костер дымно горел, - отвечает ей сын, - вот глаза и покраснели.

На следующую ночь опять пошли братья в лес коней пасти и зазвали с собой младшего сына Эгле.

Да и от него ничего не добились.