Серебряная пуля

– Ага, представители древнейших профессий, – саркастически хмыкнул Хохотва.

– Марк, – с упреком произнес Рубинштейн.

– Вы, дорогой товарищ ученый, поосторожнее в выражениях, – с недоброй усмешкой сказал Илья.

– Не люблю милицию, да и прессу тоже.

– Ну и не люби! Мы от тебя любви и не требуем. Мы пришли разобраться в преступлении, которое тут у вас совершено. Погибли люди, музею нанесен материальный ущерб. И не надо вставать в позу: «Люблю, не люблю…» И вообще я не понимаю такого странного отношения к нам. Ведь мы, по-моему, незнакомы, водку на брудершафт не пили?

При упоминании о водке Хохотва покраснел.

– Ладно. Ближе к делу.

– К делу так к делу. Что находится в ящике?

– Экспонаты.

– Конкретнее!

– Медвежьи и человеческие кости.

– Расскажите поподробнее об их происхождении.

– Этой весной мы выехали к месту находки дольмена – древней гробницы, на Северный Урал. Вернее, на географическую границу Урала и Сибири. Нами произведено вскрытие гробницы. В ней обнаружены кости очень крупного медведя, которым, предположительно, несколько сотен лет. Кроме того, возле дольмена были найдены человеческие кости. Они, как я считаю, более позднего происхождения. Хотя и не одного временного периода. Человеческих костей довольно много, однако полных скелетов только два – пожилого, видимо, человека и подростка. Мелкие находки: остатки мехов, бывшие в гробнице, бисер, русские серебряные монеты царской чеканки – мы привезли с собой. Никакой они ценности не представляют.

Хохотва говорил односложно и явно хотел поскорее отделаться от докучливых незнакомцев. Рубинштейн, напротив, явно желал вступить в разговор.

– Исаак Аркадьевич, – сказал Безменов, – не могли бы вы на некоторое время оставить нас одних?

Рубинштейн испуганно взглянул на Илью и, кивнув головой, поспешно удалился.

– Бить, что ли, будете? – с издевкой спросил Хохотва.

– Чего ты в бутылку лезешь?

– Не ты, а вы!

– Извините, гражданин ученый. Конечно же «вы». Хамство еще присуще отдельным представителям нашей профессии.

– Вот именно.

Осипов захохотал:

– Ну и диалог у вас, товарищи!

– Не диалог, а допрос! – подчеркнул Хохотва.

– Да какой допрос?! Ты настоящего допроса еще не видел!

– Не сомневаюсь, что допрашивать вы умеете.

– Конечно, я же опричник!

– Рад, что вы не заблуждаетесь относительно своей профессии.

– А почему именно вас направили в экспедицию? – поинтересовался Осипов.

– В общем-то, в наказание, хотя этнография северных народов – мой профиль.

– А что же вы такого совершили? – не отставал Осипов.

– Да в вытрезвитель он попал! – насмешливо произнес Илья.

– Изя уже доложил?

– Никто не докладывал. Сам догадался. Я все же сыщик.

– Давайте, пожалуйста, серьезнее, – не приказал, а скорее попросил Осипов, – время идет, а мы тут по пустякам препираемся, словно дети. Почему, по-вашему, грабитель залез именно в этот ящик?

– Не знаю. Для меня это – полнейшая загадка.

– А почему медвежьи кости находились в могильнике?

– Скорее всего это символическое захоронение предка фратрии – ну рода, другими словами. Такие захоронения известны. Тем более что в тех местах некогда жили угро-финские племена, чьим мифическим предком был медведь. Манси, в частности.

– А человеческие кости?

– Возможно, остатки жертвоприношения, хотя кости подростка явно более поздние, им не более сорока лет. В это время в тех местах населения не имелось.

– Вы слышали, что в музее вроде бы присутствовал медведь? В ночь убийства сторожихи.

– Слышал. Глупости!

– И все-таки, почему преступник вскрыл именно этот ящик?

– На этот счет у меня нет никаких предположений. Предполагать, ловить, тащить, не пущать – это, собственно, ваше дело.

– Вопросов больше нет, – холодно сказал Илья.

Перекинувшись парой слов с появившимся словно из-под земли Рубинштейном, Осипов и Безменов вышли из здания музея и направились к машине. В этот момент их окликнули:

– Постойте, ребята!

Безменов обернулся.

«Ого! Мы уже „ребята“. Странные метаморфозы, видимо, свойственны ученым-этнографам. Это наш знакомец Хохотва».

– Что вы хотели? – с подчеркнутой вежливостью спросил он.

– Я… Это… Вы меня извините за хамство. Изя тут наговорил: «Теперь таскать будут каждый день… Это убийство скомпрометировало нас в научном мире», – ну и тому подобное. Вот я и окрысился, а тут еще вытрезвитель… Словом, извините.

– Давай-ка, Марк Акимович, еще немного побеседуем, – предложил Осипов, – прямо в машине. У вас ведь наверняка есть какие-то предположения.

– Я даже не знаю… – Хохотва теперь говорил совсем другим тоном. – Конечно, думал над всем этим, но так ничего и не придумал. Не знаю!

– Но почему все-таки медведь?

– Есть у меня одна мыслишка. Но она довольно фантастична. Идет вразрез, так сказать, с идеологическими установками нашей социалистической реальности.

– И?..

– Дело в том, что вскрытый нами могильник до сих пор представляет для определенной части исконного населения тех мест, не для всего, конечно, населения, – поправился он, – а для некоторой части, своего рода святыню. И вот теперь кто-то из почитателей этой святыни попытался вернуть ее. Так я примерно понимаю…

– А что, неужели до сих пор в тех местах сохранились языческие верования?

– Сложный вопрос! Никто об этом не говорит. У нас же всеобщий атеизм. Даже православие не поощряется, а что говорить о язычестве! Но, конечно, язычество в форме шаманизма существует до сих пор. Есть и шаманы. Только все это тщательно скрывается. Официально ничего подобного давным-давно нет. Вот я и подумал: на свою голову мы извлекли кости, считая, что могильник заброшен, а теперь расхлебываем последствия. Отсюда и появление медведя в музее.

– То есть?

– Возвращение костей предка фратрии должно сопровождаться определенными обрядами. Возможно, согласно поверьям, кости может забрать только сам медведь или переодетый в него человек. Словом, некто пробрался в музей, накинул медвежью шкуру и начал искать кости. Вот единственное, на мой взгляд, объяснение.

– А вы не можете допустить, что это был оборотень?

– Кто?!

– Оборотень!

– Разыгрываете? За дурачка считаете?

– Существует ли в тамошних языческих культурах вера в оборотня?