Серебряная рука

«Да, вот это молодец, настоящий воин, а не какой-нибудь изнеженный фаворит».

Де Лаплюм вопросительно смотрит на маркиза де Комареса: тот погрузился в угрюмое молчание и не реагирует на его немой вопрос. Похоже, даже ничего не замечает.

«Ну, это у него пройдет», — думает француз, которому очень хотелось бы пообщаться с кем-нибудь в столь бедственном положении. А оно, судя по всему, продлится долго.

Теперь, когда все позади и битва проиграна окончательно и бесповоротно, командующий папским флотом решает нанести визит вежливости победителям — и это на глазах возмущенного и оскорбленного испанского гранда, маркиза де Комареса, молча проклинающего всех и вся.

* * *

— Сир (в такой обстановке лучше переусердствовать с титулами), сир, — говорит Жан-Пьер де Лаплюм, обращаясь к Хайраддину, который, принимая его на мостике, опробует штурвал папского флагмана и недовольно качает головой: нет, такой штурвал его не устраивает. — Ваш сын, его высочество принц Хасан, просто бог войны. Для нас было честью сложить оружие именно к его ногам.

Маркиза де Комареса бесит это самое «нас», как бы приобщающее и его к изъявлениям столь гнусной лести.

«Мне бы в руки кинжал, — думает маркиз, — я бы прикончил этого французского паяца прежде, чем обоих берберских вероотступников».

Хайраддин сурово улыбается. Его забавляют и льстивые слова капитана, и гримасы отвращения на лице испанца.

Хасан держится невозмутимо, хотя и он не одобряет поведения капитана-француза. Юный принц не привык к дипломатическим уловкам, а по этикету принято умасливать противника, одержавшего над тобой победу. При умелом обращении ореол победы, окружающий победителя, может отбросить свой лучик и на того, кто проиграл битву.

Жан-Пьер де Лаплюм не принадлежит к числу самых отважных моряков, но ему известны хитрости, помогающие человеку светскому, аристократу, нести бремя военной службы. Не говоря уже о том, что Жан-Пьер очень любит жизнь и с большой ловкостью приспосабливается к любой ситуации, обращая ее себе на пользу. Сейчас ему хочется получше узнать этого знаменитого Хайраддина и постичь его характер. Конечно же, перед ним человек, которому нет равных на море, — уж в этом вряд ли кто-нибудь может усомниться.

По мнению Жан-Пьера де Лаплюма, если кто и ведет себя как последний глупец, так это маркиз де Комарес. Маркиз же не удостаивает Краснобородого даже взглядом, и объясняется это, между прочим, еще и тем обстоятельством, что он из-за своей гордыни не желает смотреть снизу вверх: Хайраддин ростом на добрых три пяди выше.

7

Время бежит. День клонится к вечеру. Берберы подводят итоги, прикидывают, сколько могут стоить захваченные суда, сколько — товары, сколько денег можно выручить, продав пленных, сколько — получив выкуп. В счет не идут служанки из свиты маркиза де Комареса, обнаруженные на второй галере: скорее всего, их отдадут на забаву экипажу. Не принимаются в расчет и две аристократки, которых поначалу вообще никто не заметил. Правда, нашедший женщин матрос связал их и заткнул им рты, чтобы они не отвлекали мужчин от битвы, но потом его самого проткнули копьем и сбросили в море.

Осведомители-музыканты знали, что на галерах много дорогих товаров, поскольку им были известны купцы, нанявшие суда, но они ничего не слыхали ни о Комаресе, ни о женщинах, ни об их эскорте, доставившем столько хлопот пиратам. С маркизом сразу все стало ясно, когда вокруг его высокопоставленной особы образовался заслон. Для пиратов его пребывание на борту оказалось приятным сюрпризом, и теперь в списке взятых трофеев маркиз занимает одно из главных мест: за родственника самого могущественного в мире короля, конечно же, дадут большой выкуп. А о женщинах никто и не вспомнил. Их нашел, и то по чистой случайности, Пинар.

Мальчишке разрешили подняться на борт папского флагмана и порыскать по его помещениям, чтобы помочь составителям перечня трофеев. Поднявшись на галеру, Пинар сразу же нырнул в трюм и, охваченный неодолимым любопытством, стал шарить в самых труднодоступных уголках. Пробравшись на четвереньках за кучу каких-то тюков, он обратил внимание на весьма странный запах. Принюхиваясь, юнга дополз до клетки, в которой были заперты два полузадохшихся грациозных зверька.

— На помощь! — позвал Пинар. — На помощь! Смотрите, что я нашел. Скорее, а то они подохнут!

Матросы сдвинули несколько тюков, сделали достаточно широкий проход и сразу же окрестили Пинара спасителем вонючек, потому что животные издавали невыносимое зловоние. Однако все обрадовались, увидев, что в клетке — виверры, ценные зверьки, которые, несмотря на дурной запах, выделяют вещество, идущее на изготовление благовоний.

На свежем воздухе зверьки быстро пришли в себя, а Пинар вновь принялся за поиски. В результате мальчику позволили оставить себе три найденные им перчатки, два разрозненных рукава, вязальный крючок с костяной ручкой и корзинку орехов.

Намереваясь произвести смотр новому имуществу, Пинар раскладывает свои драгоценности на подоконнике кормовой каюты и вдруг за оконными занавесками обнаруживает двух женщин.

Старуха кажется неживой: глаза у нее закрыты, голова свесилась набок, повязка сползла, так что стал виден ее искривленный приоткрытый рот.

Девочка держит голову прямо, но у нее выпученные остекленевшие глаза, и она похожа на запеленутую мумию в прикрытом вуалью проволочном каркасе. Пинару невдомек, что мода требует всех этих ухищрений для придания юбкам формы колокола. Ему кажется, что на девочку насильно напялили какие-то похоронные принадлежности.

Анне же по сравнению со всеми этим чудовищами, пробегавшими мимо ее окна с саблями и шпагами среди криков, грохота, треска и мельтешения, Пинар кажется настоящим эльфом из сновидений, — обе женщины стояли в окне, словно в витрине, но никто в пылу боя их даже не заметил. Когда улыбающийся Пинар, опершись на подоконник, произносит несколько ободряющих слов на непонятном языке, Анна, парализованная ужасом, немного успокаивается и, пошевелив одеревеневшими от холода пальцами рук и ног, глубоко вздыхает и закрывает глаза.

— Ну вот, и эта умерла! На помощь! — снова созывает своих товарищей Пинар. — Сюда, скорее!

— Что ты там еще нашел?

— Тут какая-то девчонка умирает от холода. А может, она уже мертвая, не знаю.

На Анне лишь нижнее белье и каркас для пышных юбок: ведь когда пираты напали на их судно, тетушка как раз надевала на Анну первое в ее жизни платье знатной дамы.

Понемногу к Анне возвращается сознание. Она помнит скандал, учиненный дядюшкой, помнит нудное перечисление всех своих будущих родственников. И при мысли, что эта дурацкая свадьба все-таки сорвалась, ее начинает душить неудержимый истерический смех. Худенькое тельце девочки, несмотря на все эти шнуровки и жесткий каркас, так и трясется.