Серебряная трель. Сказки
Шрифт:
Но и другие думы в голову лезут: «Узнает подружка, что утаила золото, быть беде. Глаза у неё светлые, холодные – мстительная».
Ничего Ивушка не сказала при встрече. Она ведь не считала серёжки-то. Их там несметные тысячи были. Правда, Чирдэм показалось, глаза у подружки в тот день холоднее, льдистее были… Или только показалось?
Повеселела тогда Чирдэм. Отправилась в город к ювелиру. Отсыпали Чирдэм целую кучу денег. Она их в платок увязала – и под юбку. Домой в темноте, чтоб никто не видал, пришла.
Дома зарыла в подполье в глиняном горшке. Однажды почудилось: вроде кто-то настойчиво и сердито стукал кулачком в оконце. Утром увидела: ставня оборвалась. Она ночью под ветром стучала.
Чирдэм еще немного выждала и совсем осмелела. Вырыла горшок.
Ухватистой, умной хозяйкой Чирдэм оказалась.
Наняла работников строить дом: большой, каменный, в центре деревни, подальше от леса. Мужики строили, посмеивались:
– Какая корова – такой и хлев.
Въехала в дом барыней. Автомобиль заграничный, лакированный пригнала. Сад фруктовый разбила. В нём фонтаны бьют до неба. В хрустальном бассейне золотые рыбы плавают. Породистые кобели с цепей рвутся, добро стерегут.
Люди, мимо проходя, головами качали:
– В такой двор и мышь не проскочит.
На полях Чирдэм наёмные мужики и бабы спины гнут. На лугах тучные стада пасутся.
Серебряную Трель теперь не признать. Стала жирная, волосы бальзамом мажет, чтобы блестели. Шаль купила кашемировую, цветастую, с кистями – всё ею плечи кутает.
Прилепилось к Чирдэм второе имя: Алама (скверная). Свои песни Алама-Чирдэм давно позабыла: «Песня бездельников любит».
На Троицу выпила самогона. Девки на улице частушку пели, хотела подхватить. Да поперхнулась: горло жиром заплыло, голос осип. Какая уж серебряная трель.
А всё же неспокойно Аламе было. Как вспомнит Ивушку, так в пот её бросит. Ой, грозна, грозна лесная девушка. И будто кто на ухо нашёптывает:
– Из душистой сосны не тебе ли баню выстроили – выше деревенской церкви? Не твоя ли машина дорог не разбирает, покосные травы колёсами давит? Не в твоём доме полы медвежьими шкурами устланы? Не твои работники охапками зелёные ветки из лесу таскают для прожорливой скотины? Не ты ли тех работничков за бороды таскаешь? Или забыла, как Ивушка о бедняках пеклась? Не с ворованного ли золота тебя жадность одолела?
Не утерпела Алама, накинула шаль с кистями. Поехала в город, к знакомому начальнику милиции. Кулаком по столу стучала: мол, у тебя под носом в лесах беглая уголовница скрывается. Пригоршню валюты отсыпала на поимку беглой девки.
Развесили всюду снимки с фотороботом Ивушки. Снарядили людей леса пошарить. Те люди чуть в болотах не утонули. Недобрым словом Аламу, вздорную бабу, помянули, липкую болотную грязь с себя счищая.
Тут и вовсе не до того стало: объявился в селе нефтяной хозяин. Прознал про невесту-миллионершу. Прилетел на вертолёте.
Сам-то, говорят, местный, был начальником лесных угодий. Зовут Узыр-Убир. Жених собою осанистый, бородатый. Поверх атласного жилета пущена толстая золотая цепь. Невесте навёз подарков щедрых. Алама тоже со своей стороны не поскупилась. На трёх столах угощение выставила – деревенские ахнули.
Понравилась жениху Алама. Одно не глянется: что невеста из бывших скотниц, навоз из-под коров выгребала.
Алама испугалась, что Узыр-Убир развернётся да укатит прочь. Давай перед женихом бахвалиться: я-де с местной самой богатой богачкой дружбу водила, через то разбогатела. Мол, обвенчаемся, да айда со мной в заветное место, там на деревьях золото растёт. Под золотишко корзины прихватим.
Думала: спрысну ивы речной водой. Может, и без тайного слова озолотится роща. А не озолотится – дело сделано. На попятную не попрёшь, перед богом венчаны.
Соблазнила Алама бородатого жениха. Прямо из церкви ушли они в лес, в руках тащат. Вечер наступил, новобрачных нету. Ночью боязно было, а уж утром жениховы сваты искать кинулась.
На берегу нашли брошенные корзины, под золото приготовленные. И, людей завидев, две горбатые свиньи с визгом кинулись прочь. За боровом золотая цепь тянется. За жирной кабанихой волочится кашемировая шаль, в кустах с треском рвётся. Люди одно поняли: без колдовства тут не обошлось. Подхватились, да бегом в деревню…»
– От бабки Югыт идёшь? – На автобусной остановке толстая тётка хмуро оглядела Аню. – Как с ума сошли. И едут и едут, и едут и едут. Мёдом у неё намазано, что ли.
Аня помалкивает, любуется золотым украшением –
подарком бабушки Югыт.– Заколки эти китайские девчачьи. В сельпо лежат, дешёвка, четыре рубля штука, – монотонно ворчит толстуха. – Навыдумывала серебряную трень-брень. Врушка она первостатейная. Старуха, постыдилась бы. Будущим летом приедешь – ещё с три короба наврёт.
Припылил автобус. Шофёр узнал толстуху:
– О, тётка Алама! В город едешь, дочку изводить, зятя пилить?
…Аня приколола брошку к кофточке. Скорее бы будущее лето! Скорее бы новая встреча с бабушкой Югыт!
СКАЗКА ИЗ ЧУЛАНА