Серебряное небо

Какое сегодня число, Лесли знала весьма приблизительно: в последнем поселении, где она побывала, слышала, как два старика спорили, первое марта сегодня или двадцать девятое февраля — с одной стороны, сейчас идет двадцатый год после Перемены, то есть високосный, с другой, если год считать от Рождества Христова, то он получается никакой не високосный и в феврале всего двадцать восемь дней. Все это они талдычили друг другу громкими голосами, повторяя одно и то же по несколько раз, так что невольно запомнилось.

И поскольку с тех пор прошло недели три, то получалось, что сейчас конец марта. Собственно, это бы и не имело значения, если бы не одно обстоятельство: в поселок на реке Симаррон, куда Лесли шла, ей непременно нужно было попасть до шестого апреля — доставить туда особый заказ.

До поселка оставалось всего ничего, поэтому, добравшись до неширокой безымянной речушки, впадавшей в Симаррон, она позволила себе полдня передышки: постирала одежду, засолила шкурки добытых по пути гремучек, отобрала товары, которые собиралась взять в поселок — а потом до самого вечера лежала на расстеленном одеяле и глядела в небо.

Мысли, одолевавшие ее, были не слишком веселыми — из тех, что в последнее время посещали ее все чаще. Еще год такой жизни… пять, десять — а что потом? Ей представилась старуха с волокушей, бредущая по пустыне в окружении дряхлых собак…

Словно в ответ на это, рядом тяжело рухнуло мохнатое тело и под мышку сунулась холодная морда.

— И-и! — Лесли аж взвизгнула от неожиданности. — Ты что, с ума сошла?!

Поздно, дело уже было сделано: пройдя по одеялу мокрыми лапами, Ала плюхнулась на него не менее мокрым животом. Не иначе лягушек на мелководье ловила — а теперь пришла к хозяйке отдыхать и греться.

— Иди отсюда! Кыш!

Собака в ответ привалилась к ней плотнее и захлопала по одеялу хвостом. От этого знакомого звука, от живого тепла рядом на душе сразу стало легче. В самом деле — чего сейчас загадывать, что будет через пять, тем более через десять лет! Поживем — увидим. Точнее, доживем — так увидим; вспомнился недавний случай с мотоциклистами…

Лесли мотнула головой, отгоняя неприятные мысли.

— Ну что, — улыбнувшись, потрепала она собаку по боку, — а может, нам стоит дом завести? Чем плохо? У многих маркетиров дома в поселках есть!

Собака снова похлопала хвостом — столь высокие материи были ей непонятны, но раз спрашивают, нужно ответить.

— Ладно, пошли ужинать!

Вот это слово Ала знала хорошо — тут же вскочила и побежала к волокуше.

Торговать Лесли ходила без Стаи; оставляла собак в нескольких милях от поселка вместе с основным запасом товара. Лишь иногда брала с собой Алу или Дану, самую крупную и смышленую из ее дочерей.

Но на этот раз она сказала обеим напрягшимся в ожидании собакам:

— Вы остаетесь! — указала на волокушу. — Ждать! Место! — взвалила на себя рюкзак и пошла прочь от реки.

За ней попытался увязаться Дураш — кобелек из последнего помета Даны; хотя ему было уже больше года, он до сих пор сохранял щенячью игривость и недотепистость. Пришлось цыкнуть на него, чтобы отстал.

К Симаррону Лесли вышла к полудню. Поселок был примерно в миле вниз по течению, на противоположном берегу; через реку хорошо был виден окружавший его частокол и, ближе к воде, изумрудные пятна огородов.

Она пошла вдоль берега; по мере приближения к поселку детали становились все отчетливее: ворота были распахнуты, на огородах тут и там виднелись люди. Значит, сегодня будний день — воскресенье жители поселка проводили в молельном доме и не оскверняли этот день работой.

Теперь предстояло перебраться через реку. Приставив ладони рупором ко рту, Лесли заорала что есть силы:

— Ээ-хой-й! Ээ-хой-й-й!

Мужчина в широких синих штанах и пестрой рубахе, копавшийся на одном из огородов, выпрямился, вглядываясь из-под руки. Подойдя к берегу, отозвался:

— Эгей! Че надо?

— Я Лесли Брин, Аптекарь. Принесла товар для жены Калеба Гриссопа.

— Ага, ясно. Сейчас! — крикнул ее собеседник и побрел к вытащенным на берег лодкам.

Пока лодка шла через реку, мужчина — долговязый, с вислым носом и кислой физиономией неудачника — несколько раз повторил, что его жена «как знала — с утра тесто поставила!» Когда пристали к берегу, спросил уже без обиняков:

— Ну так что — отдашь нам ножницы за два хлеба? Моя жена такой хлеб печет, во всем поселке вкусней не найдешь! И еще я тебя обратно на тот берег потом перевезу, если надо!

Ножниц у Лесли было целых две пары, но стоили они, разумеется, куда дороже двух хлебов. С другой стороны, переправа через реку тоже чего-то стоит… Поэтому, чуть поколебавшись, она кивнула:

— Добавь еще мешочек сушеного лука — и договоримся.

— Идет! — мужчина обрадованно хлопнул ее по руке и помог выгрузить из лодки рюкзак.

Путь к поселку шел мимо огородов. По сторонам Лесли не оглядывалась — и так знала, что все смотрят ей вслед и шушукаются. Вот какой-то мальчонка уже понесся впереди, предупредить. Что ж, чем больше народу соберется — тем лучше.

Поселение это она не слишком любила — при всей внешней набожности и дружелюбии его жители не считали для себе зазорным, где только можно, объегорить чужака. Но покупателей не выбирают, и, кроме того, у них можно было разжиться сушеными овощами.

Сару Гриссоп Лесли увидела издали. Выскочить на улицу навстречу маркетирше той не позволял статус «первой леди» поселка — ее муж считался здесь кем-то вроде мэра — поэтому она маялась во дворе собственного дома.

Стоило Лесли подойти к забору, как она подскочила с другой стороны, спросила громким полушепотом:

— Принесла?!

— Да.

— Ну давай, давай, заходи! — Сара распахнула калитку. — Пошли скорей в дом!

— Погоди, я хочу сначала умыться. И руки помыть, — многозначительно добавила Лесли, снимая рюкзак.

— А, да-да, конечно! Пойдем, я тебе полью! — чуть ли не рысцой Сара устремилась к колодцу, продолжая говорить на ходу: — А потом ты мне польешь, я тоже вымою, — походя дала пинка сидевшему на земле у колодца мужчине. — Дай пройти!

Тот молча сдвинулся в сторону.

Лесли мельком взглянула на него — здоровенный, полуголый; нечесаные грязные волосы спускаются до плеч. И — в первый момент она даже вздрогнула — совершенно пустые, бездумные глаза.