Серебряные письма
Шрифт:
И Нелли, внимая голосу хозяйки, крутила умной черной мордой, а мама качала головой: «Ах, Оля, сама себя накручиваешь! Да что же у тебя вечно все не ладится!»
На самой макушке лета – серединке июля— отмечали день рождения Ксюты. Ольга накануне уехала в Петроград, чтобы повидаться с подругой Татой, а Ксения с Софьей Петровной готовились к вечернему
Софья Петровна накрывала стол на веранде, выставляла кружевные пироги, вишневую наливку в графине (сердилась: «это Леля так ополовинила бутыль?!»), хрустящие грузди, спелую малину, крынку с молоком. Ксения помогала накрывать на стол, но то и дело поглядывала в сторону калитки – не приедет ли сегодня Николай? Он тоже давно не показывался у Ларичевых.
И вот калитка скрипнула, Нелли затявкала и побежала встречать гостей. Ксения встрепенулась, потянулась вперед и увидела Сергея. В одной руке Сергей держал большой букет роз, а в другой свой неизменный фотоаппарат и штатив.
– С днем рождения! – Сергей протянул Ксении цветы.
– Спасибо! Хотя цветов-то у нас хватает, – рассмеялась Ксения, махнув рукой в сторону сада. – Это замечательно, что вы приехали, Сергей. Я вам так рада! Вот и Оля обрадуется!
– Сейчас будем пить чай с пирогами, – объявила Софья Петровна. – Хотя вы, может быть, предпочитаете кофе?
– Нет, я люблю чай, – улыбнулся Сергей.
Софья Петровна разливала по чашкам даже не чай, а сам июль, настоянный на летних травах; душица, чабрец, мята безропотно отдали свое солнечное тепло, и над чашками вился пряный аромат лета.
На веранду вышел Александр Михайлович с неизменной газетой в руках (в последнее время, следя за происходящим в стране, он не расставался с газетами). Вот и сейчас, поздоровавшись с Сергеем, отец сел в свое любимое кресло и пропал в газетных новостях.
Калитка опять скрипнула, и во двор вошли Ольга с Николаем.
Ксения заметила, как чуть задрожали уголки Олиных губ, когда та увидела Сергея.
– А, это вы, месье Горчаков? – усмехнулась Ольга. – Здравствуйте, рада вас видеть. Это прекрасно, что вы разделите с нами семейное торжество! И, кстати, у нас сегодня еще один повод для радости. Пожалуйста, поздравьте нас! Мы с Николаем поженились!
Софья Петровна опустилась в кресло, а Сергей неловко подался назад и задел штативом стоявший на полу бидон с молоком. К радости веселой Нелли, молоко хлынуло белым ручьем – по полу, ступеням лестницы, на траву.
– Вы разве не поздравите нас? – спросила Ольга.
Сергей кивнул:
– Я поздравляю вас, Леля. Я желаю вам…
Он махнул рукой, неловко поклонился Софье Петровне и Ксении и ушел.
Звук захлопнувшейся калитки, забытый Сергеем штатив, всеобщее молчание.
Позже Ксения вспоминала этот миг. Самые большие трагедии подчас случаются, когда о них никто не догадывается; вроде ничего не происходит – залитый солнцем полдень, счастливая семья на веранде, и пироги, и чай с малиной, и веселая собака, и все это милое, домашнее, бесценное – на фоне разыгрывающейся катастрофы.
– Больше никто не хочет нас поздравить? – В голосе Ольги звучал вызов, а на губах застыла нарочито дерзкая улыбка.
Ксения, избегая смотреть в сторону Николая, смотрела на смеющуюся сестру – темные кудри, зеленые глаза, зардевшиеся щеки… И что-то в душе кротчайшей доброй Ксюты теперь кипело, ей хотелось подойти сейчас к
Оленьке и оторвать ей ее прекрасную голову вместе с кудрями и опасными глупостями.Ксения подошла к сестре вплотную – сейчас не сдержусь и… Сдержалась, конечно! Это же ее любимая Оля, Олечка!
– Поздравляю, Оля! – выдавила Ксения. – И вас, Николай! Я пройдусь, пожалуй.
Она бежала по парку, чтобы быстрее оказаться в самой тихой его, безлюдной части. Найдя где-то посреди луга кривенькую и слишком высокую скамеечку, Ксения забралась на нее и расплакалась.
«Поздравляю, Оля! Ты разбила три сердца!»
Но Ольга была честной девушкой – она разбила четыре сердца, включая и свое собственное. Стараясь казаться безразличной, она глядела вслед Сергею, убегающей Ксюте, смотрела на маму, у которой почему-то в глазах застыли слезы, на улыбающееся лицо Коли и понимала, что все не так, как должно быть, а глупо, нелепо и… необратимо.
На столе стояли нетронутые пироги, травяной чай остыл в чашках, небо нахмурилось, и только отец, кажется, так ничего и не понял – пропал в тревожных газетных новостях, с каждой полосы кричавших о том, что мир рушится и что скоро ваши пироги-чашки-милые глупости полетят в тартарары и ничего не вернется.
– Саша, да что ты все с этой газетой! – в сердцах воскликнула Софья Петровна. – У тебя вон дочь вышла замуж.
Александр Михайлович поднял голову:
– Так это же хорошо, даже замечательно! Молодые люди, я вас поздравляю! А что это у вас у всех такой похоронный вид?!
Ольга пожала плечами: а и впрямь! Одни разбежались, у других вид, как у покойников перед отпеванием!
Александр Михайлович повернулся к новоявленному зятю, о котором знал только, что он «славный молодой человек радикальных политических взглядов», и спросил Николая о том, что нынешним летом волновало его более всего:
– А что, Николай, как по-вашему, революция будет?
– Обязательно, – уверенно ответил Николай.
У Ольги вдруг защемило сердце от предчувствия скорой беды.
Вечер оказался скомкан, праздника не получилось. Отец разговаривал с Николаем на политические темы, мама ушла в дом и закрылась у себя, обижаясь на старшую дочь, а Ксюта долго не возвращалась с прогулки.
Ксюта вернулась уже поздно вечером, когда стало темнеть. Она вошла на веранду, выпила остывший чай из чашки, стараясь не смотреть на Ольгу. Та, однако, заметила, что глаза у сестры странно припухшие, как от долгих горьких слез.
– Что с тобой? – удивилась Ольга.
Ксения повернулась к сестре и пронзила ее холодным взглядом:
– Зачем ты это сделала? Назло Сергею? Можешь не отвечать, я, в отличие от Коли, и так все понимаю.
Она повернулась и ушла в дом.
Ольга хотела было обидеться на сестру – да вам-то всем какое дело?! – но вдруг задумалась, стала перебирать запутанный клубочек: восторженные слова Ксюты о Коле, ее смущение в его присутствии, ее сегодняшние заплаканные глаза. И вот размотав клубочек, добравшись до самой сути, Ольга охнула: «Ксюта, но почему ты молчала?! Если бы я знала, что ты влюблена в Колю, я бы никогда, слышишь, никогда, и не посмотрела в его сторону! Но ведь ты ничем – ни словом, ни взглядом не проговорилась, вот только сегодня… Какая же я дура».