Серебряный лебедь

На следующий день пришел ответ, что Рэккеты с удовольствием примут их у себя дома, и Елизавета, Мелиор Мэри и Сибелла начали так усиленно и оживленно готовиться к отъезду, что Джон был вынужден кататься верхом в обществе Мэтью Бенистера до тех пор, пока не устали лошади. Елизавета, стоя на легком ветерке у окна спальни, увидела, как они идут к дому, и улыбнулась. С тех пор как приехал Мэтью, у Джона еще заметнее улучшился характер. Ему всегда не хватало мужской компании, он всю жизнь мечтал о сыне, которого она не смогла ему подарить.

Она все еще улыбалась, когда вошла Клоппер, неся платье на огромном вышитом кринолине для сегодняшнего вечера. Елизавета посмотрела на себя в зеркало и сбросила халат, поймав восхищенный взгляд служанки.

Бриджет Клоппер всегда была загадкой. Эта довольно симпатичная женщина лет тридцати появилась в Саттоне, когда ей было десять или одиннадцать лет, и присутствовала при том, как Елизавета вошла в дом невестой. Елизавета не сомневалась, что у Бриджет был ребенок от Джона Уэстона. Тайное стало явным в тот день, когда Джон похищал Мелиор Мэри из дома в Виндзоре.

Еще более укрепил подозрения Елизаветы сам Сэм, рослый и приятный мальчик с совершенно определенными чертами Джона и в то же время очень похожий на Бриджет. Его традиционно нашли на пороге кухни, завернутого в аккуратные чистые пеленки и лежащего в такой же аккуратной чистой корзинке. Когда хозяин дома приказал оставить и воспитать ребенка, начались всякие смешки и косые взгляды. Еще более возбудило разные слухи то, что растить мальчика поручили четырнадцатилетней Бриджет, недавно вернувшейся от своей тетки, у которой она гостила подозрительно долго. Но, несмотря на все это, Бриджет Клоппер была приставлена к Елизавете и поднялась от простой кухонной девчонки на побегушках до личной служанки, в сущности, почти забыв о том, что когда-то согрешила с мужем своей хозяйки.

И сейчас, когда эти мысли снова возникли в голове Елизаветы, она спросила служанку:

— Как дела у Сэма?

Когда произносили имя мальчика, Бриджет сразу неуловимо менялась, и теперь это странное выражение тоже пробежало по ее лицу.

— Он учится читать и писать.

— О, правда?

— Этот молодой человек, Мэтью, учит его. С его появлением Саттон вообще стал другим.

Личные слуги были близки к хозяевам, почти как друзья, поэтому Елизавета засмеялась и спросила:

— Неужели?

— Да, и молодые леди тоже изменились.

Клоппер слишком сильно затянула Елизавете корсет, и она немного сморщилась.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказала, миссис Елизавета. Они тоже меняются. Разве вы не заметили?

— Не затягивай так туго. Нет, я ничего на заметила.

Елизавета почувствовала себя немного виноватой. В последнее время она была слишком поглощена своими отношениями с мужем, слишком много думала о той особенной магии, которую они открыли друг в друге, чтобы уделять достаточно внимания дочери и Сибелле.

— Как же они изменились?

— Мелиор Мэри — сама красота. Она проводит очень много времени у зеркала, улыбаясь самой себе.

Елизавета молчала, влезая в свой кринолин — это было дело не из легких, — а потом сказала: — Правда? Ну, наверное, здесь нет ничего плохого. Мне всегда казалось, что в ней слишком много мальчишеского.

Она не кривила душой. Мелиор Мэри вела очень своеобразную жизнь, за что следовало благодарить бурный темперамент, которым она была одарена, не говоря о том, что в ее жилах текла цыганская кровь деда. Ей нравилось исследовать все вокруг, ездить на самой строптивой лошади, лезть на самое высокое дерево, дразнить мальчишек и драться с ними. Но все же дочь всегда была очаровательна. В ней не было ни грубости, ни жестокости, она могла отдать последнюю рубашку нищему ребенку, зашедшему в кухню за подаянием. Да и вообще была смышленой и остроумной девочкой с очень приятной улыбкой, располагающей к себе. Но Мелиор Мэри — красавице из высшего общества — было не только суждено, а просто необходимо сделать хорошую партию, и Елизавета приятно удивилась, услышав, что дочь переменилась.

Клоппер начала выполнять свою трудную задачу, которая заключалась в необходимости закрепить на хозяйке необъятный и тяжелый от драгоценных камней кринолин. От усердия у нее захватило дух.

— По-моему, вы пополнели, миссис Елизавета.

— Только не уверяй меня, что это Божья милость.

— Говорят, это признак того, что человек доволен жизнью.

— Скорее, это признак возраста. Затяни меня как можно туже. А что Сибелла?

— В последнее время она постоянно мечтает. Кстати, если хотите знать мое мнение, в эту пору уже думают о замужестве.

Елизавета не ответила. Юбка была на месте, и она с излишней тщательностью сворачивала халат, пытаясь найти объяснение своему молчанию, хотя уже давно понимала, что Сибелле будущей весной исполнится шестнадцать, и тогда действительно придется подумать о подходящем муже.

А в это время в спальне, закрыв дверь, ведущую в комнату Мелиор Мэри, сидела Сибелла и рассматривала свой медальон, даже не догадываясь, о чем сейчас думает приемная мать. В медальоне был портрет ее родной матери Амелии, но в тот момент она просто разглядывала его яркую золотую крышку. Иногда в ней появлялись картинки, и теперь она увидела там Елизавету. Несколько мгновений Сибелла непонимающим взглядом смотрела на нее, а потом вдруг громко рассмеялась от удовольствия. У ее приемной матери будет ребенок! Девушка сильно напряглась, пытаясь получше разглядеть изображение, но оно растаяло. Больше ничего не было видно. Сибелла снова надела медальон на шею, и в этот момент в дверь постучали, и на пороге комнаты возникла служанка с горой лент и перьев в руках.

— Ну что же, мисс, вам пора причесаться. Так приказала миссис Уэстон. Интересно, кто же будет сегодня самой прекрасной леди? И кто будет искать себе мужа? А когда найдет, очень интересно, оставят ли бедную старую Докингс в доме или выбросят на мороз, потому что она уже не сможет служить красавице из высшего общества, у которой будут свои лакеи и кучера?

Сибелла улыбнулась своей светлой улыбкой:

— А мне интересно, не найдет ли бедная старая Докингс себе мужа еще раньше этой красавицы и не будет ли ей тогда неохота ехать с ней куда бы то ни было?

Выражение лица Докингс моментально изменилось:

— Вы так думаете, мисс? Правда?

Сибелла задумалась.

— Покажи мне свою руку, и я скажу тебе.

Служанка от удивления вытаращила глаза.

— Вы умеете читать по рукам?

— Может быть. Дай-ка руку. Нет, не только правую, мне нужно видеть обе.

Докингс присела на корточки, повернув к Сибелле ладони. Девушка склонила над ними голову, и казалось, что она не столько читает линии, сколько использует их в качестве своеобразного канала, ведущего к глубинам ее древнего дара.

— Да, у тебя будет муж, — сказала она, — и долгая жизнь, и веселый сынишка.

— Только один?

Сибелла засмеялась.

— Муж или ребенок? Нет, боюсь, что и тот и другой у тебя будут в единственном экземпляре.

— А вы можете мне еще что-нибудь рассказать?

— Могу, но не буду, потому что если я начну рассказывать, то мы останемся здесь на весь день и мои несчастные волосы будут висеть, как у ведьмы. Помоги мне, а то я никогда не соберусь.

И они начали как раз вовремя, потому что не успела Докингс завязать последнюю ленту и закрепить последнее перо, как дверь в соседнюю комнату распахнулась, и они увидели на пороге Мелиор Мэри, запыхавшуюся и растрепанную.