Серебряный лист

Чувствуешь себя в этой оранжерее, как в бане, в парной. Зелень сочная, скользкая, жирно блестит. А дядя Костя рассказывает, куда какое дерево годится. Мне больше такие нравились, что плоды вкусные дают. Авокадо, например, или хурма, или фейхоа. А Гальке - из которых лекарства делают... И самый ее ненаглядный - саркоцефалюс. Дядя Костя говорил, что это дерево - аптека африканских саванн. Корни сушат делают присыпку для ран. Настой листьев - от лихорадки. Кору жуют, когда зубы болят. И листья, и кора, и само дерево - все в дело годится.

– А вот это, - говорит дядя Костя, - "волшебное яблоко". Знаете, как в сказке: упал богатырь чуть дыша, а яблоко съел - и опять мечом замахал. Это у нас растет в Приморье. Элеутерококк! Запомните! Замечательное средство из него получают - бодрит, освежает, снимает усталость. Заменитель "корня жизни" - женьшеня.

Я спросил:

– Дядя Костя! А вот у вас еще участок есть - там все такое маленькое... невзрачное... Колючки одни. От них-то какой толк?

Не знаю, почему, но он рассердился. Лицо такое стало - ну, прямо, как у директора школы, когда тебя в кабинет вызвали по причине разбитого стекла...

– Предупреждаю, - сказал он скрипучим голосом, - самим никуда не лазать! Ничего не трогать! И боже упаси - рвать!

Как будто я всю жизнь мечтал - колючки рвать! Ужасно странные люди - эти ученые.

А он встал - руки в карманы. Глаза куда-то далеко уставились. Засвистел. Получилось вроде песенки "Далеко, далеко, где кочуют туманы..."

Я тихонечко Гэльку за руку и - задний ход!

Уселись мы с ней в беседке. Я спрашиваю:

– Отчего это дядя Костя такой сердитый?

Она ладошкой машет.

– И вовсе не сердитый! Он волнуется. Его запланировали.

– Как это - запланировали?

– Поставили в план - лекцию читать. Для трудящихся. А он говорит: "Мой репертуар известен. Я не пластинка, чтоб сто раз прокручиваться. Перед слушателями стыдно". А мама говорит: "От тебя вовсе не требуется Америку открывать". Дядя Костя как закричит: "А почему мне зажимают рот?" А мама говорит: "Потому что ничего еще не ясно!" А он: "Все равно, все равно, главное - поставить про... проблему!" Потом я у мамы спросила: "Зачем дяде Косте рот зажимать?" Она объяснила, что никто ему не зажимает, а просто он не согласен. Он хочет об одном лекцию читать, а запланировано о другом. Вот он и разнервничался.

Я говорю:

– А он - настоящий ученый?

– Еще какой!
– всплеснула ладошками Гэля.
– Он почти что кандидат наук. Он даже духи умеет делать.

– Какие духи?

– А вот пойдем к нам - узнаешь! Как раз мама в город уехала, панамку для меня купить. В лабораторию зайдем. Вообще-то туда ходить не велят, но раз никого дома нету...

Лаборатория - маленький такой чуланчик, раньше это ванная была. Кругом книги - стопками, пачками. Над столом - полка с дырочками, а в каждую вставлена пробирка. И в пробирках - зеленое, желтое, синее налито. Как будто карандаши цветные.

Еще на столе - разные приборы, спиртовка, колбы, тоже неизвестно с чем. Так и потянуло какой-нибудь опыт сделать! Если б не с Гэлькой я был... А с ней боюсь.

Все я там потрогал, пересмотрел. На маленьких весах захотелось что-нибудь взвесить. Смотрю, из одной книги письмо торчит. Я его вытащил, на чашку бросил и разновесками тютелька в тютельку вывесил. А потом взглянул на конверт - какая там марка. Оказалось, обыкновенная, и конверт обыкновенный, с цветной картинкой. Только вот что удивительного: адрес как будто русскими буквами написан, а я ни слова не понимаю. Спрашиваю Гэлю:

– А дядя Костя из-за границы письма получает?

– Ой!
– говорит.
– И письма, и бандероли, и посылки! И сам посылает - семена, черешки. А как же!

Я опять посмотрел. Нет, конверт наш, советский. Из серии "Народности СССР".

– Вот, говорю, Гэлька, письмо какое-то странное.

Рассказал ей, в чем вопрос. Ну, разве она знает! Маленькая еще. И вот что ей в голову взбрело:

– Давай прочитаем!

Я посомневался немного. Нехорошо чужие письма читать. А потом подумал: прочитать я все равно не смогу. Посмотрю только, это не считается.

Вытянул письмо из конверта. Такой же почерк, и так же ничего не понять. Но к письму был приколот лист белой бумаги, на машинке напечатанный, по-русски. Я заглянул только. И уже не мог оторваться. А Гэлька теребит меня: "Читай, читай!"

И вот что я прочитал:

"Самому ученому профессору.

Дорогой, уважаемый товарищ!

Желаю вам благополучия и здоровья, вам и вашим детям, и внукам, и всем родственникам.

Пишет вам старый пастух Арсланкул, сын Бобокула.

С юных лет, когда еще первый пушок не темнел у меня над губой, и до той поры, когда старость согнула меня, точно куст арчи на ветру, живу я в горах. Орлы - наши соседи, и по утрам хозяйки выметают из домов клочья утреннего тумана...

В молодости был я ловок и силен, как говорят, у живой лисы хвост мог отрубить. Прославился как меткий стрелок, удачливый охотник. В поисках зверя забредал в такие места, где тишину никогда еще не вспугивал голос человека. Видел немало чудес, сотворенных из камня неведомой силой, видел удивительные цветы гор, - они были похожи на то, как если бы ночь посеяла звезды, а звезды бы расцвели, - но я проходил мимо, беспечно думая: "На что кошке жемчуг?"

Лишь с годами я стал прислушиваться к рассказам стариков, знающих то, чего другие не знают. Иным, зорким взглядом смотрел я на все, что меня окружало, и все сохранял в казне своей памяти.

Я услышал о траве бирмакара с плодами, похожими на пузыри, - из листьев ее делают примочку, помогающую при ушибах, о травах таг-ялпыз, сассык-маталь, сум-бул, мехригие, исирик и прочих, которым люди приписывают полезные, достопамятные и чудодейственные свойства. Семена этих трав я разыскал и сохранил.

Я увидел в горах необыкновенную дикую яблоню. Вся земля под ней была усыпана толстым слоем опавших и перезимовавших ее плодов. Они были сладки и сочны, с гладкой тугой кожицей, словно и не пронеслись над ними бури суровой горной зимы, словно снег не засыпал их... Я съел яблоко, а семечки сохранил.

Близ печального озера Кули-Вати-Калон, - расположенное высоко в горах, оно и летом не освобождается от ледяных пут, - видел я еще одно чудо. Среди осыпей и голых камней, где могут выжить лишь злые колючие травы мармарак и кампыр-муруш, глаз мой поразила свежая зелень. Под скалой, в небольшой пещере, бил теплый ключ, а рядом рос куст черной смородины, - о ягоде этой, сладкой и крупной, и не слыхивали жители таких высот. Я сохранил семена смородины.