Серебряный любовник

– Как меня зовут, вас не касается, - ответила я, сама себе удивляясь.
– По крайней мере, до тех пор, пока я не решусь покупать. А я еще не решила, ведь вы не можете показать мне робота, которого я хочу.

– Я этого не говорил.

– Ну так дайте мне взглянуть на него, или не морочьте мне голову.

– Хотите навестить больного, - произнес Совэйсон, безжалостно бередя мою глубокую рану, происхождение которой я и сама не могла себе объяснить.
– Ну хорошо. Пойдемте, посмотрим на пациента.

Держа бокал в руке, он шел впереди, забывая придерживать двери, которые едва не захлопывались у меня перед носом. Теперь при всем желании я не смогла бы сама вернуться обратно. Мы вошли в коридор, потом в одну из темных камер, где что-то жужжало. Когда белые замшевые туфли Совэйсона переступили порог, там зажегся холодный, очень тусклый и безжизненный свет, как в больничном морге, который однажды показывали по видео.

В помещении находился предмет, похожий на вертикальный гроб с отверстиями, из которого тянулись провода, соединявшие его с каким-то тикающим и гудящим ящиком.

– Вот, - сказал Совэйсон.
– Надавите на ручку, и вы его увидите. Во всей красе.

Мне стало страшно, и я долго не могла сдвинуться с места.

Потом я подошла, взялась за ручку, и машина перестала гудеть, а передняя стенка гроба медленно отползла вверх. Нет смысла растягивать описание, я вообще еле заставила себя все-таки сделать его. Фигура в контрольном гробу была закутана в какой-то мягкий непрозрачный пластиковый мешок с прикрепленным к нему проводами. Из него торчала только голова. Это была голова Сильвера с его каштановыми волосами, но под длинными темно-коричневыми бровями зияли два отверстия, внутри которых вращались маленькие серебряные колесики, совсем как шестеренки в часах.

– Можете увидеть и еще кое-что, если хотите, - язвительно сказал Совэйсон. Он подошел к мешку и приоткрыл его так, что я увидела плечо, серебряный скелет руки, в котором тоже вращались колесики, но кисти там не было. Ее сняли. На это Совэйсон обратил особое внимание.

– За пальцами нужны специальный уход и контроль. Это самая важная деталь у моделей-музыкантов. Но не пойму, что тут еще сломалось.
– Он заглянул в мешок и стал что-то внимательно разглядывать.

Я вспомнила, как Сильвер играл на гитаре и пел зажигательные песни, похожие на огонь, вспомнила его яростные аккорды. Вспомнила, как он целовал Египтию, как легко сбегал по лестнице в садах с развевающимся бордовым вельветовым плащом, как неторопливо шел по улице, оглядываясь на флаеры, как задержал свои губы на моих.

– Теперь он не очень-то симпатичен, верно?
– сказал Совэйсон.

Со мной произошло что-то странное. Я ощутила это, когда услышала его слова они привели меня в замешательство, сначала я не поняла, в чем дело, а потом догадалась. Я излечилась от своей страсти. Конечно. Да и кто бы на моем месте не излечился?

– Нет, - сказала я Совэйсону.
– Не думаю.

Я повернулась и вышла из комнаты.

Я подождала его в коридоре. Меня уже не трясло. Выбравшись из камеры, он привел меня обратно в офис, где я сказала ему, что подумаю, а в ответ на его протесты добавила: - Спрошу разрешение у матери.

– Черт побери! Я знал, что ты несовершеннолетняя. Столько времени из-за тебя потерял...

– Выпустите меня, - сказала я.

– Да ты маленькая...

– Выпустите меня, или я вызову полицию.

– Ищешь одних развлечений. Я бы тебя развлек. Богатая детка. Ни дня в жизни не проработала.

– Моя мать, - сказала я, - близко знакома с Директором Э.М.

Совэйсон пристально посмотрел на меня. Он мне не поверил и тем не менее начал лихорадочно вспоминать, что он мне выболтал про Директора, отца своей подружки, про Э.М. и про то, какова тут его роль. А тем временем машинально вызвал мне лифт.

Спускаясь я была абсолютно хладнокровная. Владела собой. Вышла во внешний двор, и ворота открылись передо мной. Я вышла наружу, не шатаясь. Ворота за мной не закрылись, и я снисходительно улыбнулась: он опять забыл включить автозапор.

Я чувствовала себя двадцатипятилетней и искушенной. Я освободилась от своих юношеских мечтаний. Я могла делать все, что хотела. Какая я была дурочка! Я гордилась, что сумела преодолеть это, что повзрослела. Уроки матери, наконец пригодились, я стала полноценной личностью. Я осознала себя.

Я вспомнила о Сильвере и слегка пожалела его, не испытывая никаких других чувств. Конечно, все эти фрагменты потом сложат вместе, натянут на суставы-шарниры распыленную кожу, чтобы мышцы, в том числе и лицевые, стали гладкими. Все воссоединят. На полсекунды я задумалась, что он там ощущает в этом мешке, в гробу, а потом поняла, что он даже ничего про это не знает, ведь его выключили, как лампочку. Завтра его спустят в подвал, разберут на части, а потом могут и не собрать.

Я поднялась на эскалаторе на Пэйшенс Мэйдель Бридж и пошла над Олд-Ривер по стеклянному туннелю, куда искусственно подается кислород, время от времени останавливаясь и глядя вниз на городские огни, отражающиеся в отравленной воде, на освещенные суда с застекленным верхом, оставляющие пенистый след, на кутерьму рыб-мутантов. По мосту, как обычно бродили три-четыре человека и бродили не просто так. Девушка играла на мандолине, один из мужчин показывал фокусы, другой пел. У него был удивительный голос, но с роботом, конечно, не сравнить.

Сойдя с моста, я увидела, что произошли налеты на Стэйриа Сэконд Оунер Эмпориум и на Финн Дарлз Фид-о-Март: там было полно полиции, машин с мигалками и больничных фургонов. На дорогу выкатилась огромная банка из-под фруктовых консервов и стала перелетать от одной машины к другой.

С меня довольно. Я знала, что город жесток и жизнь там небезопасна. Поэтому я поехала на автобусе до Джеггида и зашла в ресторан выпить кофин-гляссе, но не успела сделать и первый глоток через пахнущую шоколадом соломинку, как кто-то ущипнул меня за руку.

– Поздновато ты гуляешь, - сказала Медея, усаживаясь напротив меня.

– А мать знает?
– спросил Джейсон, подсев к ней.

Они смотрели на меня своими узкими глазами.

На сильный щипок я даже не отреагировала: слишком стала хладнокровна, чтобы возмущаться, к тому же мне словно ввели обезболивающее.

– Мать на севере.

– О-о, - сказала Медея.
– В Чез-Стратосе теперь можно повеселиться.

Медея, как и Еиптия, красит волосы в темно-голубой цвет, но если у той длинные шелковые пряди, то эта завивает их кудряшками. Волосы Джейсона соответствуют его цветосущности, они какие-то бежевые, только здорово выгорели, когда он занимался серфингом в Кейп-Энджеле. А Медея всегда ложится под черным тентом и не загорает. Никогда не могла понять, почему они считаются моими друзьями, какие они друзья.

– Видели демонстрацию против роботов?
– спросила я. Конечно, они ничего не видели, но я спросила нарочно, наслаждаясь своей невозмутимостью.

– Какую демонстрацию?
– не поняла Медея.

– А, эти роботы, которые похожи на людей, - сообразил Джейсон. Придурки какие-то суетятся. Мать надолго уехала?

– Ненадолго.

– Почему бы не закатить вечеринку до ее возвращения?

– Что ты, для этого она чересчур сознательная, - сказала Медея.

– В самом деле?