Серебряный любовник
Шрифт:
– Ты был один?
– спросила я.
– Вполне один.
– Значит, его с тобой не было?
– Кого? А, робота. Нет. Я отослал его Египтии. Она хотела его.
– Его хотел ты.
– А-а. Ты разгадала мою неприкрытую ложь.
– Но теперь я отдала тебе деньги. Так что можешь не волноваться.
– Правильно. Но Египтия...
– С ней я договорюсь.
– Да ну?!
– Кловис уставился на меня.
– Это говорит наша милая маленькая Джейн? Какие чудеса, какие химические изменения может произвести любовь с человеческим духом!
После того, как я все ему рассказала, этого я вынести уже не могла. Моя рука взлетела, как
Он отлетел и, не глядя на меня, невозмутимо произнес:
– Если ты собираешься драться, лучше уйди.
– Ты думал, я захочу остаться?
– Нет. Ты будешь охотиться за своим куском железа по всему городу.
– Да нет, пойду прямо к Египтии, куда ты его послал. Что-то не получилось, Кловис? Пришлось отослать его раньше, чем дошло до дела?
– Ну уж. Если ты ни к чему не приспособлена, то это не значит, что все должны быть такими же.
Задохнувшись от возмущения, я схватила свою пустую сумку и бросилась к двери.
В лифте я повторяло это слово - не приспособлена. Потом истерически рассмеялась. Конечно, я неприспособленная. Ну и что? Я вышла из лифта с этим истерическим смехом, чем очень удивила омоложенную пару перед дверью.
Колебаться больше нельзя. Помедлив еще, я бы испугалась, вернее, осознала, что боюсь. Но все-таки интересно - месяц назад я бы сгорела от стыда, если бы меня застали в одиночку хохочущей в лифте. Я дала Кловису пощечину, но он был прав. Я переменилась.
На Остров пришлось переправляться паромом, потому что мост был закрыт на ремонт, да и в любом случае это тридцать минут ходьбы.
Водоем, окружающий Остров, используется как резервуар. На бетонной платформе, поддерживаемой бетонными пилонами, посреди пышных садов возвышаются башни богачей.
Египтия занимает верхний этаж, поэтому на крыше у нее свой садик из миниатюрных десятифунтовых пальм и бассейн. Внешний лифт, овальная позолоченная дверь Египтии - все вдруг показалось таким неправдоподобным после доходного дома на улице Терпимости. Или доходный дом казался неправдоподобным? Конечно, это говорят мои гены - мне следует прямиком отправляться домой, в Чез-Стратос.
(Кловис, Джейн у тебя? Ты не знаешь, где она может быть? Видимо, она позвонила и Египтии. И Джейсону с Медеей. И Хлое. Вот только Дэвидида нет. Он на экваторе, мама. Только Египтия может рассказать ей о Сильвере, если этого не сделал Кловис. Сильвер. Не хочу его так называть. Это регистрационное имя... Должна ли я вступить в борьбу с Египтией?)
Лифт остановился прямо напротив позолоченной овальной двери и выпустил меня в высокую огороженную клетку. Комнатные растения у Египтии погибают. Она забывает включать полив. Когда они становятся бурой шелухой, она плачет над ними. Слишком поздно.
Я прикоснулась к дверной панели.
– Кто там?
Голос двери воспроизводит голос Египтии, его бархатистость, чувственность.
– Джейн.
– Минутку, Джейн.
Должно быть, ему нравится ее голос. Он музыкант, а ее голос очень музыкален, с разнообразными модуляциями. Он здесь. Я это чувствую. Я могу наделать глупостей. Я продала свой мир, и если Египтия скажет "нет", то я потеряла все. А разве она скажет что-то другое? Я думала, Кловис лжет, будто Египтия потребовала его обратно. Но упрямый Кловис, который был им пленен - да, именно пленен, все же отослал его Египтии, как и договаривались, мстительно соединив концы. А Египтия,
получив своего любовника, опять провела с ним всю ночь. Или часть ночи. То, что она должна кому-то выплатить его стоимость, - теперь уже мне, - вряд ли ее остановит. Она пустит в ход козырную карту - законное владение. Она скажет: нет.Через десять минут я снова прикоснулась к панели.
– Кто там?
– Джейн. Я уже говорила.
– Я все еще вызываю Египтию. Подожди, пожалуйста.
Значит, сейчас она с ним в постели. Поэтому она и не впускает меня. Он стискивает ее, она в экстазе кричит, совсем, как я. Его лицо висит над ее лицом или затерялось в ее длинных темных волосах. Она такая красивая. А квартира такая богатая. Он способен ее оценить. А что он найдет у меня? Мрачную комнату? Я должна уйти.
Но я не уходила.
И вдруг дверь распахнулась.
Я услышала какой-то странный шум, он встревожил меня. Я невольно отшатнулась, потом шагнула вперед и остановилась на пороге, не давая двери закрыться.
А по длинному коридору, увешанному зеркалами, тем временем пробирался Лорд. Я вспомнила этого парня с мягкими ладонями, который приставал ко мне в Садах Вавилона в тот первый вечер. И Лорд тоже вспомнил меня.
– О, черт, это ты, - сказал он, встав в позу.
– О, черт, это я.
– Я продолжала изумляться себе - ответ прозвучал неплохо, хотя я только повторила его слова.
– Ну, так проходи. Мы тут рождаем в муках "Павлина".
Он, должно быть, имел в виду пьесу.
– Обычно мы репетируем в театре Годвайль, - добавил он, глядя на себя в зеркало.
– Но милая Египтия привела нас сюда. Потом мы пойдем завтракать в Ферьер. Ты к нам не присоединишься?
– Вряд ли.
– Боюсь, ты навсегда останешься в моей памяти девушкой, которую затошнило от выпивки.
Хотелось ответить на это, но я не сразу придумала, как.
– С вашими девушками это должно случаться частенько, - сказала я, только почему вы уверены, что именно от выпивки?
Я обогнула его и, пройдя немного по коридору, попала в огромную гостиную Египтии. В голосе у меня звенело - я все еще не могла в себя поверить. Оглушенная и возбужденная, я искала его глазами и не находила. Вместо этого я увидела, как на чисто вымытом полу остервенело дрались пятеро актеров, в то время как три актрисы замерли, запрокинув головы, закатив глаза и заломив руки. Остальные, шесть или семь человек обоего пола, стояли в стороне или возлежали на сдвинутых стульях. Один из них завернулся в шкуру индийского тигра. Другой, сидя за кофейным столиком с маленькой машинкой, сверялся с рукописью. Стройный и красивый, он кричал тонким мелодичным голосом: "Нет, Поль, в пах, дорогой, в пах. Коринф, ты должен его потрошить, а ты будто мороженое ему подаешь".
– Попробовал бы ты такое мороженое, - завопил в ответ Коринф, сверкая швами на джинсах.
Конфетный поднос свалился с какого-то шкафа, но звон его было едва слышно.
Египтия стояла на маленькой лесенке, ведущей в спальню. Ее лицо было таким белым, что я испугалась за ее жизнь. Потом только до меня дошло, что она загримирована под свою роль. Она слегка наклонилась вперед. В отверстиях ее глаз - в зрачки как будто капнули позолотой, - зияли бездны. Она переживала всю сцену с такой глубиной, какая остальным и не снилась. Она была совершенна и ирреальна. Каким-то загадочным, неизъяснимым образом она стала похожа на робота. Как он к этому отнесся? К ее безупречной коже, будто у гладкого сочного плода, к ее океаническим волосам?