Серебряный огонь

Фелина вошла в большой зал, где легко поместилась бы вся сельская церковь Сюрвилье. Однако здесь не было ни драгоценных ковров, ни бархатных портьер, ни роскошных стульев, создававших у нее впечатление неизмеримого богатства.

Не подозревая, что попала в одну из самых крупных частных библиотек королевства, Фелина как вершину изобилия восприняла огромное количество книг, которые не смогла бы пересчитать.

На высоких резных полках, опоры которых украшали выточенные из дерева виноградные листья, книги стояли вплотную. Их кожаные корешки блестели. На многочисленных конторках лежали особенно ценные иллюстрированные экземпляры. Яркие светящиеся краски и тщательно переписанные тексты приковывали внимание Фелины.

Растерявшиеся от изобилия глаза ее остановились, наконец, на одетой в темные тона фигуре маркиза де Анделиса, наблюдавшего за ней, облокотившись на конторку.

Коричневый бархатный жилет его почти сливался с цветом дерева, и узкие штаны тоже были коричневыми. Ни кружев, ни жабо, ни светлого шелка. Но если бы он и надел эти вещи, Фелина их бы не заметила. Даже не думая присесть в почтительном реверансе, что посоветовала ей сделать экономка, она застыла, как изваяние, и встретила его взгляд своим, в котором смешались вызов и крайнее смущение.

Именно серебристый блеск в ее глазах убедил Филиппа Вернона в том, что перед ним стояла Фелина. Только этот пронзительный серый цвет, обрамленный черным, сохранился как неотъемлемая примета крестьянской девушки.

Все прочее в этой персоне показалось бы королю Генриху, ценителю женского пола, пределом красоты и совершенства. Она уже сейчас смогла бы сравниться, на его взгляд, с теперешней фавориткой, прекрасной Габриэллой д'Эстре.

Фелина стояла, распрямившись, охваченная великолепием расшитого серебром платья, превратившего ее в принцессу. От изящной, затянутой перламутровым поясом талии юбка ниспадала пышными складками, а верхняя часть фигуры подчеркивалась узким лифом, длинные рукава прикрывали руки до кончиков пальцев и образовывали от локтей до плеч элегантные шары. Сквозь прорези в бархате просвечивал серебристый сатин, а кружевной стоячий воротник, изобретенный Маргаритой Валуа, красиво обрамлял прямоугольное декольте.

Участки кожи, освещенные летним солнцем, блестели, как от золотой пудры. Уложенные локоны, прихваченные золотой лептой, казалось, впитали в себя ее цвет. Сочетание всего этого с необыкновенными глазами и соблазнительным ртом, чью яркость мадам Берта незаметно усилила, делало Фелину обворожительной незнакомкой.

– Право же, мадам Берта, вы сотворили чудо! Я вам признателен!

Маркиз, помедлив, приблизился к девушке и задумчиво прищурил глаза.

– Хотя сходство... Как странно...

Он обернулся и посмотрел на украшенное резьбой кресло, в котором Фелина лишь теперь обнаружила мсье де Брюна.

– Что вы скажете, отец?

Дрожь пробежала по телу Фелины под этим задумчивым взглядом. Странное чувство, ощущать на себе пристальное внимание графа, понимая, что насмешки на этот раз не следует опасаться.

– У вас в сердце, Филипп, образ больной и страдающей Мов, – ответил тесть, не меняя позы.

Его лицо находилось в тени и не давало возможности определить, что оно выражало. Только голос звучал напряженно, как будто говорящий затруднялся в выборе слов.

– Она не Мов, не моя несчастная дочь. Но если бы я не верил своим пяти чувствам, я бы поклялся, что передо мной моя умершая супруга. Небо послало мне портрет, о котором я всегда мечтал. Что бы ни было у вас на уме, Филипп, вы должны разрешить мне заказать ее портрет художнику!

Маркиз наморщил лоб и обошел вокруг Фелины, словно приобрел драгоценное произведение искусства, которое пока не в состоянии оценить.

– Браво! О том, что она пышет здоровьем, как раз и должен узнать Генрих. Так вы считаете мой план удачным?

– Пожалуй, пока она столь красива и молчалива...

– Можете отрезать мне язык для полной уверенности!

Если бы Фелина превратилась в лебедя, Амори де Брюн не смог бы взглянуть на нее с большим потрясением, чем после ее высказанного глухим голосом предложения. Только сухой смех маркиза вернул ему спокойствие.

– Она не только говорит, но и обладает весьма острым язычком. Я ожидал от тебя большей благодарности, дитя! – произнес он с удивлением.

– За что?

Поскольку Фелина была вынуждена столь долго молчать, она вдруг ощутила невозможность и дальше хранить в себе все рвущееся из нее наружу.

– Я продала свои услуги, чтобы Бландина сумела попасть в монастырь. Я сделаю то, что вы прикажете. Однако у меня есть уши. Я не скотина, я человек! Скажите, что мне делать, и я заплачу свой долг.

На какой-то момент в библиотеке воцарилось молчание. Не столько краткая воинственная речь, сколько вызывающий тон и гордая поза заставили мужчин умолкнуть. Филипп Вернон глядел на нее с восхищением. Несправедливо, что такая девушка родилась в крестьянской хижине.

Его тесть взял на себя труд успокоить возбужденную Фелину. Он поднялся, подошел к ней и взял ее за руку, судорожно сжимавшую складки бархатного платья.

– Я не только согласен, что ты человек, моя милая, я думаю, Творец особенно постарался, создавая тебя. А теперь пригладь свои перышки и сядь вон на тот стул. Тебе нужно многому научиться, если мы хотим обмануть бдительных шпионов короля. Старательность тебе не повредит.

– Я буду очень стараться, господин! – пробормотала Фелина сдержанно, выполняя просьбу Амори де Брюна.

– Хорошо, тогда с сегодняшнего дня называй меня отцом и не забывай, что ты Мов Маризан Амори де Брюн по рождению. А теперь ты маркиза де Анделис и носишь имя Вернон, как твой супруг Филипп Себастьян. Берта Мобёж– твоя бывшая няня, теперь экономка. Так как ты уже много лет больна, она ведет все хозяйство и командует слугами.

Имена, титулы и должности запутали Фелину, и на какой-то миг она усомнилась в способности все усвоить. Невольно подняла она руку, и Амори де Брюн прервался. Без труда заметил он неуверенность в светлых с темными ободками глазах. И успокоил ее:

– Мы будем все повторять, пока это не закрепится в твоей голове. Отрешись от забот, никто не спросит у тебя отчета. Ты сыграешь роль женщины, которую все любили и которой много лет приходилось вести замкнутую, одинокую жизнь в стенах замка.

С любопытством глянула Фелина на Филиппа и встретила взор, еще раньше направленный на нее.

А он-то что думает? Его неподвижное лицо не давало ответа. Но почему он в упор смотрит на нее? Что означает блеск в его глазах?

Она непроизвольно вздернула подбородок и подняла украшенные кружевами плечи. Это движение плотнее прижало к материи округлости ее бюста, и маркиз вдруг наморщил лоб.

Не хватало только, чтобы деревенская девица возбудила в нем желания, совершенно неуместные в данный момент. А куда денешься, если такие округлости могли бы соблазнить и святого! Она больше ничем не напоминала ту замарашку, которую он из-за сходства с Мов подобрал в грязи проселочной дороги.